Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

XIII. Эклектики

Трудности, которые связаны в нашей науке с разрешением проблемы процента, ни в чем, я думаю, не отразились ярче, чем в том, что большинство экономистов нашего столетия вообще не успело даже составить себе определенного взгляда на нашу проблему⁷⁴³.

Что касается формы, в которой проявлялось отсутствие определенного суждения, то перемена в ней наступила приблизительно в тридцатых годах. До того времени экономисты, не составившие себе определенного мнения — а число их всегда было велико, — прямо-таки избегали проблемы процента; они заполняли собою ряды той категории, которую я обозначил именем «бесцветные». Позднее, когда проблема процента сделалась уже предметом постоянных научных исследований, такое отношение к ней стало уже невозможным. Нужно было высказать какой-либо взгляд. И вот экономисты, не составившие себе определенного мнения, делаются эклектиками. Теорий процента было выдвинуто много и даже очень много. Тот, кто не мог или не хотел создать собственную теорию или принять исключительно какую-либо из существующих, выбирал из двух, трех или еще большего числа разнородных теорий отвечающие его взглядам части и сплетал их в одно целое, в большинстве случаев довольно бессвязное; или же, не пытаясь даже создать что-либо целое, хотя бы на вид, он применял в своих рассуждениях то ту, то другую теорию альтернативно, в зависимости от преследуемой им в данный момент цели.

Само собою разумеется, что такой эклектизм, ни с того ни с сего отрешившийся от главнейшей обязанности теоретика — последовательности, отнюдь не свидетельствует о высоком уровне теории. Тем не менее и здесь, как и раньше среди «бесцветных», наряду с многочисленными авторами второстепенного значения встречаются и первоклассные мыслители. И это нисколько не должно казаться странным, если принять во внимание то своеобразное развитие, которое приняла теория процента, развитие, в силу которого именно серьезные мыслители легко могли соблазниться стать эклектиками. Существовало такое огромное число разнородных теорий, что можно было полагать, будто существующие вполне уже исчерпывают число вообще возможных. Критический ум не мог вполне удовлетвориться ни одной из них. Но, с другой стороны, нельзя было также не признать, что каждая из них заключает в себе зерно истины. Теория производительности, например, как целое, была безусловно неудовлетворительна; но ни один беспристрастный исследователь не мог отрешиться от впечатления, что существование процента все же должно находиться в какой-то связи с большею производительностью капиталистического производства, или, как выражались, с производительностью капитала. Точно так же нельзя было вывести полного объяснения процента на капитал и из «воздержания капиталиста», а между тем трудно было также отрицать, что воздержание, с которым обыкновенно сопряжено сбережение, не может остаться без влияния на возникновение и величину процента. При таких условиях в самом деле было весьма естественным собрать из различных теорий все эти зерна истины, тем более что вопросом дня была не только теоретическая, но и социально-политическая сторона процента на капитал, и многие, желая оправдать процент, охотнее жертвовали единством теории, чем количеством оправдательных аргументов. Правда, эти собранные зерна истины в руках эклектиков так и остались одними зернами, между которыми постоянно наблюдалась несогласованность и которых никак нельзя было соединить в одно гармоническое целое.

Эклектизм представляет собою богатый ряд комбинаций различных отдельных теорий. Чаще всего мы находим сочетание тех двух теорий, связь которых с истиною, хотя и ложно понимаемая, была наиболее естественной, — теории производительности и теории воздержания. Из многочисленных авторов, прибегающих к такому сочетанию теорий, я несколько подробнее остановлюсь на Росси, отчасти потому, что понимание им теории производительности не лишено некоторой своеобразности, отчасти же потому, что его отношение к проблеме может служить характерным типом того отсутствия последовательности, которое мы наблюдаем у эклектиков.

Росси в своем «Cours d’'Economie politique»⁷⁴⁴ пользуется поочередно то теорией производительности, то теорией воздержания и не делает даже попытки соединить их в одну цельную теорию; притом в тех случаях, в которых он говорит о явлении процента и о его происхождении в более общих чертах, он отдает предпочтение теории воздержания, в деталях же учения, а именно, при исследовании величины процента, он отдает предпочтение теории производительности. Я приведу самые важные из соответствующих мест одно за другим, нисколько не заботясь о согласовании их, о котором не заботился также и сам автор.

Росси, по примеру других, считает капитал фактором производства наряду с трудом и землею (I. 92). — За свое содействие капитал требует вознаграждения, прибыли (profit). А почему это так? Ответ на этот вопрос мы находим пока только в мистических словах, которые, мне кажется, приходится толковать скорее в смысле теории производительности: «По тем же причинам и на том же основании, что и труд» (I. 93). Точнее и к тому же вполне определенно в духе теории воздержания высказывается Росси, резюмируя третий том: «Капиталист требует вознаграждения, соответствующего тем лишениям, которые он берет на себя» (III. 32). В следующей лекции он развивает эту мысль точнее. Прежде всего он упрекает Мальтуса в том, что тот включил прибыль на капитал, которая представляет собою доход капиталиста, а не расход, в издержки производства — упрек, который он, впрочем, прежде всего мог бы высказать по своему собственному адресу, так как в шестой лекции первого тома он сам вполне формально и категорически причислил прибыль на капитал к издержкам производства⁷⁴⁵. Взамен этого, он провозглашает истинным элементом издержек «капитализированное сбережение» (l’'epargne capitalis'ee), непотребление и производительное применение благ, находящихся в нашем распоряжении. И впоследствии он во многих местах (например, III. 261, 291) указывает на отречение капиталиста от потребления как на один из факторов, содействующих появлению прибыли.

Если Росси до сих пор является, главным образом, теоретиком воздержания, то со второй половины третьего тома появляются, сначала спорадически, а потом все чаще и чаще, рассуждения, свидетельствующие о том, что Росси находился также под влиянием широко распространенной теории производительности. Первоначально он еще в нескольких неопределенных словах связывает прибыль на капитал с тем обстоятельством, «что капиталы способствуют производству» (III. 258). Несколько дальше (р. 340) он говорит уже вполне определенно: «Прибыль является соответствующим вознаграждением за производительную силу» — а не за воздержание, как раньше. Наконец, величине процента на капитал дается самое широкое объяснение на основании производительности капитала. Росси считает «естественным» то, что на долю капиталиста должна выпадать такая часть продукта, какую произвел его капитал; эта часть будет велика, если производительная сила капитала велика, и мала, если производительная сила мала. Таким образом, Росси приходит к закону, что естественная величина прибыли на капитал соответствует величине производительной силы капитала. Развивая этот закон, он прежде всего предполагает производство, которое требует для своего существования только капитала, между тем как фактором «труд», как бесконечно малым, можно пренебречь, и принимает во внимание только потребительную ценность продукта. При таких условиях он считает очевидным, например, то, что если применение лопаты на известном земельном участке дает, сверх восстановления затраченного капитала, еще прибыль в 20 гектолитров хлеба, то применение более производительного капитала, например, плуга, на том же участке должно, сверх полного восстановления капитала, дать большую прибыль, например, 60 гектолитров, «потому что был применен капитал, обладающий большей производительной силой». Но этот же естественный основной закон действителен также и для сложных отношений нашей фактической хозяйственной жизни. И здесь «естественно», что капиталист и рабочие распределяют между собою общий продукт в том же отношении, в котором находятся производительная сила предоставленного капиталистом капитала и производительная сила рабочих. Если, например, в производстве, в котором принимало участие 100 рабочих, вводится машина, заменяющая собою силу 50 рабочих, то капиталист, естественно, имеет право на половину общего продукта, т. е. на вознаграждение 50 рабочих.

Это естественное отношение нарушается только тем, что капиталист играет двойную роль. Он не только предоставляет свой капитал для общего сотрудничества, а всегда соединяет с этим еще другую деятельность — покупку труда. В силу первого момента он всегда получал бы только естественную прибыль, соответствующую производительности капитала. Но, покупая труд то дешево, то дорого, он может или еще увеличить естественную прибыль на капитал на счет естественной заработной платы, или же потерять часть ее в пользу рабочих. Если, например, 50 рабочих, вытесненных введением машины, увеличили предложение рабочих рук и понизили этим заработную плату, то вполне возможно, что капиталист приобретет труд оставшихся 50 рабочих за меньшую часть общей выручки, чем следовало бы согласно отношению их производительной силы к производительной силе капитала; он приобретет их труд примерно не за 50%, а за 40% общего продукта. Тогда к естественной прибыли на капитал присоединится еще прибавочная прибыль в 10%. Однако эта прибыль по своей природе не имеет ничего общего с прибылью на капитал, с которою ее обыкновенно ошибочно смешивают; она должна быть рассматриваема скорее как прибыль от покупки труда. Антагонизм между капиталом и трудом создает не естественная прибыль на капитал, а только эта дополнительная прибавочная сумма; только принимая во внимание эту сумму, по справедливости можно утверждать, что прибыль увеличивается с уменьшением заработной платы, и наоборот; естественная же, истинная прибыль на капитал вовсе не влияет на заработную плату и зависит только от производительной силы капитала (III. 21 и 22).

После всего того, что уже было сказано выше о теориях производительности, эти учения уже не нуждаются в подробной критике деталей; я укажу только на одно несуразное следствие, вытекающее из этих учений: по Росси, все добавочные доходы, получаемые благодаря введению и улучшению машин или вообще благодаря развитию капитала, должны постоянно поступать к капиталистам, рабочие же никогда не будут принимать участия в результатах прогресса, так как эти добавочные доходы обязаны своим происхождением увеличению производительной силы капитала, плоды же последней составляют «естественную» долю капиталистов!⁷⁴⁶

В тех же кругах, что Росси, не давая ничего нового, вращаются из французских авторов Молинари⁷⁴⁹ и Аеруа Больё⁷⁴⁹, из немецких Рошер со своими последователями, Шюц и Макс Вирт⁷⁴⁹.

В итальянской литературе того же направления я остановлюсь на Л. Коссе. К сожалению, этот талантливый автор не распространил своего монографического исследования, посвященного понятию капитала⁷⁵³, на вопрос о проценте, и в последнем отношении мы можем поэтому обратиться только к тем весьма лаконическим замечаниям, которые встречаются в его известных «Elementi di Economia Politica»⁷⁵³. Судя по содержанию этих замечаний, и Косса является эклектиком; все же мне кажется, что его толкование обычных учений ясно свидетельствует о том, что он относится к ним не без критических сомнений. Таким образом он хотя и считает процент на капитал вознаграждением за «производительные услуги» капитала (р. 119), но отказывается признать последний основным фактором производства и считает его только «производным инструментом» производства⁷⁵³. Затем, он хотя и включает, по примеру теоретиков воздержания, «лишения» (privazioni) в число издержек производства (р. 65), но в учении о проценте он говорит об этом в таком тоне, как будто он высказывает не свое собственное убеждение, а передает учения третьих лиц⁷⁵³.

Самой интересной из всех эклектических теорий, соединяющих теорию воздержания с теорией производительности, я считаю теорию англичанина Джевонса, изложением которой я и закончу настоящую группу.

Джевонс⁷⁵⁵ прежде всего дает очень ясное, свободное от мистицизма особой «производительной силы», представление о народнохозяйственных функциях капитала. Он видит эти функции просто в том, что капитал дает возможность затрачивать труд в производстве авансом. Капитал помогает нам преодолеть те трудности, которые лежали в промежутке времени между началом и концом какого-либо предприятия. Существует бесконечное число улучшений в производстве благ, введение которых по необходимости связано с удлинением промежутка времени между моментом затраты труда и моментом окончания предприятия. Все эти улучшения обусловливаются употреблением капитала, а в предоставлении возможности их осуществления и заключается великая, можно даже сказать единственная польза капитала⁷⁵⁵.

На этих основаниях Джевонс строит свою теорию процента на капитал следующим образом. Он предполагает, что всякое удлинение промежутка времени между затратой труда и потреблением окончательного продукта дает возможность получить больший продукт при одинаковой затрате труда. Разность между продуктом, который можно было получить при более коротком промежутке времени, и большим продуктом, получаемым при удлинении этого промежутка, представляет собою прибыль на тот капитал, затрата которого дала возможность увеличить этот промежуток времени. Если обозначить посредством t меньший промежуток времени, а увеличенный благодаря прибавочной затрате капитала через t + t, затем продукт, получаемый в меньший промежуток времени при затрате определенного количества труда, через F·t, то, по сделанному предположению, продукт, получаемый за больший промежуток времени, будет соответственно больше, т. е. F (t + t). Разность этих двух величин, F (t + t) — Ft, представляет собою прибыль на капитал.