Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

А все же это сопоставление справедливо. Прежде всего обе теории сходятся в отрицательном смысле: ни одна из них не касается действительной проблемы, ни одна из них не приводит ни одного слова для объяснения тех своеобразных волн, которые порождает ценность благ и из которых появляется прибавочная ценность. Теория производительности в объяснении возрастаний ценностей ограничивается утверждением, что они произведены, между тем как теория эксплуатации — что чуть ли не хуже — даже их игнорирует: они для нее совершенно не существуют; для нее, как бы ни восставали против этого факты хозяйственной жизни, уровень ценности благ совершенно совпадает с уровнем затраты труда⁸⁰⁰.

Но не одна только отрицательная сторона связывает обе теории; их связывает также и положительная идея, и связывает притом теснее, чем можно было бы предполагать. Они действительно — плоды одной и той же ветки, дети одного и того же наивного убеждения, что ценность вырастает из производства, как стебель из земли.

Это убеждение имеет в нашей науке длинную историю. В постоянно изменяющихся формах оно господствовало в течение 130 лет и, придавая ложное направление объяснению основного явления, тормозило его развитие. Прежде всего проявляется оно в учении физиократов, что земля производит весь избыток ценности посредством своего плодородия. Смит ослабил его значение, Рикардо совершенно его уничтожил. Однако, прежде чем оно окончательно исчезло в своей первоначальной форме, Сэй ввел его в науку вторично в новой, расширенной форме: вместо одной производительной силы физиократов появляются теперь три производительные силы, создающие ценности и излишки ценностей совершенно так же, как, по мнению физиократов, создавался «produit net». В этой своей форме убеждение это держало в своих оковах науку в течение многих десятилетий. Наконец, оно вторично было изобличено, в особенности страстной, но дельной критикой социалистических теоретиков. Но и теперь проявилась его упорная жизненная сила: оно отказалось только от своей формы, но не от сущности и сумело еще раз спасти себя в новой форме; странный же каприз судьбы сделал то, что оно нашло себе свой новый приют как раз в сочинениях тех авторов, которые наиболее едко опровергали его в предыдущей форме, — в сочинениях социалистов. Исчезли создающие ценность силы; осталась создающая ценность сила труда, а вместе с ней и старая беда, заключающаяся в том, что для необыкновенно сложных условий образования ценностей, выяснение которых должно было сделаться задачей и гордостью нашей науки, не осталось ничего иного, кроме грубой презумпции или, поскольку они не годились для презумпции, еще более грубого отрицания.

Таким образом, в действительности наивная теория производительности капитала и эмансипированное учение социалистов являются теоретическими близнецами. Пусть последнее все же считает себя критическим учением: оно действительно является таковым, но оно является также учением наивным. Оно критикует одну наивную крайность, чтобы впасть в другую, не менее наивную противоположную крайность. Оно не представляет собою ничего иного, как временно запоздавшее pendant к наивной теории производительности.

В этом отношении все остальные теории процента могут похвалиться тем, что поднялись ступенью выше. Они ищут разрешения проблемы процента уже в той области, в которой она действительно должна быть разрешена, — в области ценности благ. При этом, однако, степени их заслуг различны.

Те теории, которые стараются объяснить процент внешними средствами теории издержек, должны нести еще добрую часть тяжести предрассудка, что ценность происходит из производства. Их объяснение не может сбросить этот балласт. Подобно тому, как не подлежит никакому сомнению, что основные силы, приводящие в движение хозяйственные стремления людей, являются их — эгоистическими или альтруистическими — интересами благосостояния, точно так же не подлежит сомнению и то, что ни одно объяснение хозяйственных явлений не может быть удовлетворительным, если нити его не находятся в безупречной связи с этими несомненными основными силами. А этим грешат теории издержек. Полагая, что принцип ценности, этот компас и универсальный промежуточный мотив хозяйственной деятельности людей, относится не к человеческому благосостоянию, а к сухому факту внешнего процесса появления благ, к техническим условиям их производства, они отклоняют нить общего объяснения в постороннюю, глухую область, из которой она не может уже пробраться к психологическому мотиву, — а к этому последнему должно сводиться всякое удовлетворительное объяснение. Этот приговор касается — несмотря на все различие в деталях — самой значительной части рассмотренных нами теорий процента.

Еще одной ступенью выше стоят, наконец, те теории, которые окончательно отрешились от старинного суеверия, что ценность благ обусловливается не их будущим, а прошлым. Эти учения знают, что хотят объяснить и в каком направлении это можно сделать. Если они все-таки не открыли абсолютной истины, то это объясняется только случайностями, между тем как их предшественники истину открыть не могли потому, что — отделенные стеной предрассудка — они искали ее в ложном направлении. Еще более высокая ступень развития достигнута единичными формулировками теории воздержания, а в особенности позднейшими теориями пользования; из этих же теорий, на мой взгляд, теория Менгера является высшей точкой всего предшествующего развития, не потому, чтобы его положительное разрешение было самым совершенным, а потому, что самой совершенной является его постановка проблемы — два обстоятельства, из которых, как это часто бывает и как это имеет место и в данном случае, второе, может быть, важнее и труднее первого.

На этой подготовительной почве я хочу попытаться найти разрешение этой мною разрабатываемой проблемы, разрешение, которое ничего не выдумывало бы и не допускало бы произвольно, а просто и бесхитростно стремилось бы, при помощи явлений образования ценности, вывести явление процента на капитал из простейших естественных и психологических основ нашего хозяйства. Я хочу здесь вкратце определить еще тот элемент, при помощи которого, по моему мнению, будет открыта полная истина: это — влияние времени на человеческую оценку благ. Развитие этой точки зрения составит задачу второй, положительной части моего труда.

Приложение. Литература о проценте в настоящее время (1884-1899)

I

Со времени появления первого издания настоящего сочинения проблема процента беспрерывно была предметом горячих и многосторонних обсуждений. Литература о проценте последних пятнадцати лет гораздо богаче литературы любого предшествующего промежутка времени той же продолжительности. Но и это последнее время не дало нам — я бы сказал, как и следовало ожидать — окончательного разрешения этой великой проблемы. Но все же в этой полемике замечается некоторое перемещение борющихся сил, перемещение, которое, на мой взгляд, свидетельствует о более развитой, близящейся к разрешению стадии спора. Спор не так уже разбросан, как это было еще пятнадцать лет тому назад. Правда, выдвинуты еще и новые взгляды, но зато некоторые из более старых совершенно или почти совершенно преданы забвению, и в настоящее время спор сосредоточен только еще на немногих, серьезно защищаемых позициях, между которыми и колеблется окончательное его разрешение. И по отношению к ним, я думаю, решение существенно подвинулось вперед. Уже не пререкаются издали, уже не спорят из-за аванпостов — подготовляющие стадии уже настолько выполнили свою задачу, предпосылки и следствия спорящих теорий, составляющие как бы их теоретический фон, уже настолько выяснены, что спор вряд ли может уже сводиться к обсуждению второстепенных вопросов, и ожидаемое разрешение должно уже коснуться центральной идеи нашей проблемы.

Быть историком современности, по известным причинам, всегда неудобно. Кто сам стоит посреди леса, тот не может объять, как следует, взором весь лес. Что касается меня, то здесь присоединяются еще две специальные причины, которые затрудняют мне задачу хорошего изложения современного состояния литературы о проценте. Несмотря на мое искреннее желание быть беспристрастным, мне все же нелегко быть таковым ввиду того, что я сам являюсь автором одной из конкурирующих теорий процента; если же к близости точки зрения присоединится еще личная симпатия исследователя, то правильная оценка различий представляет собой еще более трудную задачу. Сверх того современное поколение экономистов несомненно переживает эпоху перерождения взглядов на проблему процента. За какой бы теорией в конце концов ни признали победу, одно не подлежит никакому сомнению: то, что мы передадим будущему поколению как взгляд нашего времени, будет существенно отличаться от того, что мы нашли в научных произведениях нашей молодости и переняли из таковых. Мы все, не исключая самых консервативных, перерабатываем эти перешедшие к нам взгляды. Исторически правильное исследование литературы, переживающей такой переворот, — дело своеобразной, исключительной трудности. Мы встречаем массу переходных взглядов, среди которых, в свою очередь, можно найти — и, по всей вероятности, в значительном большинстве — как не имеющие значения варианты отживающих теорий, так и жизнеспособные переходные ступени прогрессивного развития, причем нередко требовался бы прямо-таки пророческий взгляд, чтобы решить с достоверностью, следует ли отнести данное теоретическое построение к той или другой из этих категорий.

Несмотря, однако, на это, я все же считал бы чувствительным пробелом при выполнении задачи настоящего сочинения, если бы эти соображения могли удержать меня хотя бы от попытки дать моим читателям критический обзор современного состояния литературы о проценте: ведь критическую историю учений пишут только для того, чтобы осветить путь для будущего исследования, и я поступил бы, очевидно, во вред своей цели, если бы нарочно оставил во мраке неизвестности как раз последний этап проложенного пути и тот пункт, из которого надо выйти, чтобы пойти вперед. Но все же, приступая к этой части моей задачи, я считаю необходимым подчеркнуть, что мое отношение может оказаться ошибочным и неудовлетворительным.

По отношению к значительному большинству современных теорий я с самого начали ограничусь общим обзором. В особенности я принципиально буду воздерживаться от подробного изложения и разбора тех учений, которые представляют собою лишь видоизменения какой-либо из главных теорий, причем таким отношением я отнюдь не намерен подчеркнуть то, что я считаю такое видоизменение не заслуживающим внимания или соответствующее учение неважным. Подробно излагать и критиковать я буду только очень небольшое число новейших теорий, а именно только те, которые или отличаются такой очевидной своеобразностью, что в существенных чертах расходятся со всеми рассмотренными выше типами теорий, или же те, которые хотя и представляют собою лишь видоизменения или сочетания старых, но все же формулированы так определенно и разработаны так обстоятельно, что значение сделанной ими модификации вполне очевидно.

II

Я упомянул уже о том, что в последнее время к старым взглядам присоединились новые. Самое большое значение имеет, на мой взгляд, та теория, которая сводит объяснение процента к разности ценностей настоящих и будущих благ.

Отдаленные зачатки этой точки зрения можно найти уже у Петти и Воэна, а несколько позднее у Галиани и Тюрго. Полвека спустя замечательное изложение этой точки зрения дал Джон Рэ; к сожалению, однако, ему не было суждено оказать какое-либо влияние на дальнейшее развитие литературы. Еще 40 лет спустя большая часть предпосылок, на которых основана эта теория, была мастерски разработана Джевонсом, но и он не развил тех промежуточных ступеней, которые ведут от этих предпосылок к явлению процента; в этом отношении он стоит даже гораздо ниже своего оставшегося неизвестным предшественника Рэ, с которым он стоит более или менее на одной ступени в деле развития психологических предпосылок; но что касается понимания производственно-технических предпосылок, то Джевонс стоит безусловно выше Рэ.