Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

В основе концепции австрийцев лежит, таким образом, положение, что труд имеет субъективную и объективную ценность. Это положение, несомненно, является продуктом капиталистической идеологии. В капиталистическом обществе товаром является рабочая сила. Цена последней есть заработная плата. Но благодаря целому ряду факторов, выясненных в 17-ой главе I-го тома «Капитала», заработная плата участникам капиталистического процесса производства предоставляется как цена труда. «Понятно поэтому, — пишет Маркс¹⁰⁷⁸, — какое громадное значение имеет превращение стоимости и цены рабочей силы в форму заработной платы, т. е. в форму стоимости и цены самого труда. На этой внешней форме проявления, скрывающей истинное отношение и создающей видимость отношения прямо противоположного, покоятся все правовые представления как рабочего, так и капиталиста, все мистификации капиталистического способа производства, все порождаемые им иллюзии свободы, все апологетические увертки вульгарной экономии». Из того положения, что труд наемного рабочего является товаром и имеет самостоятельную ценность, вытекает непосредственно вывод, что всякий труд, поскольку он может быть продан и куплен, имеет определенную рыночную ценность. Но всякий товар, имеющий цену, получает определенную субъективную оценку. Отсюда в капиталистическом обществе возникает иллюзия, что труд сам по себе является благом и имеет определенную субъективную ценность. Это представление основано на том извращении, которое получают все экономические категории в сознании хозяйствующих субъектов капиталистической эпохи благодаря действию законов конкуренции. Буржуазной политической экономии, с другой стороны, свойственно стремление отождествлять все исторические типы производства с капиталистическим, превращать исторические категории в логические. Отсюда чрезвычайно легко сделать тот вывод, что при любом способе производства труд [126] имеет ценность. В доказательство приводится, что труд имеется в ограниченном количестве и недостаточен для удовлетворения всех потребностей человечества до точки насыщения.

Если наряду с трудом другим универсальным фактором считать природу или, вернее, те естественные богатства, которые имеются в ограниченном количестве, например, землю и приписывать последней определенную ценность, то и в этом случае легко обнаружить связь с капиталистической идеологией. Земля в товарно-капиталистическом обществе имеет известную цену, которая определяется на основании капитализации ренты. В связи с существованием цены земли возникает соответствующая субъективная оценка земли, которая объявляется категорией вечной. Между тем, вполне понятно, что в условиях натурального хозяйства земля никакой субъективной ценности иметь не может. Натуральное хозяйство исключает, по своей природе, всякие акты купли и продажи земли. Поэтому количество земли не может быть изменено путем экономических актов. С другой стороны, возможность случайной потери (например, благодаря краже) тоже исключается. Правда, возможны внеэкономические захваты, но они делают невозможным дальнейшее ведение хозяйства на данных земельных участках, они приводят к сокращению или к уничтожению всего хозяйства. Но, при нормальных условиях, земля не может иметь субъективной ценности для натурального хозяйства. При этом мы абстрагируемся от трудовых затрат, которые необходимы для расчистки почвы, для приведения ее в состояние пригодности к обработке. Ибо, в последнем случае, земля может получить некоторую субъективную ценность благодаря затраченному труду. Перед нами своеобразная форма той категории, которую Маркс в применении к капиталистическому обществу назвал «terre-capital», «земля-капитал»¹⁰⁷⁹.

Бём-Баверка вывезла, таким образом, ценность труда, которую он, в свою очередь, вывез из капиталистического мира, из спутанных представлений капиталистических производителей. В этом отношении Бём-Баверк стоит на одной почве с математиками. Исходная точка зрения математиков, как мы знаем, — частное индивидуальное хозяйство в эпоху капиталистического способа производства, вернее, в эпоху монополистического капитализма.

Предпринимателю приходится учитывать, с одной стороны, рыночные цены выпускаемых товаров; с другой стороны, издержки производства, куда входят цены всех факторов производства. Все производственные факторы, с которыми приходится сталкиваться предпринимателю, имеют известную цену. Предприниматель не может выскочить из круга обращающихся и возрастающих ценностей. Поэтому он органически не в состоянии увидеть последнее основание ценности. Для этого ему надо было бы охватить все общественное производство как единое целое.

Позднейшие математики (как, например, Кассель, Парето и другие) рассматривают издержки производства как независимый фактор. Ценность производительных благ определяется особыми законами. Обычно эти законы выводятся из условий равновесия спроса и предложения данных производительных благ. Более старые математики, как Вальрас, фактически стоят очень близко к этой теории. Таким образом, между ценностью потребительских благ и производительных у математиков устанавливается взаимодействие вместо отношения господства и подчинения.

Австрийцы идут дальше математиков. Они пытаются углубить экономический анализ и привести все факторы, влияющие на ценность, к единому основанию. Монистическая теория ценности не может быть увязана с признанием взаимодействия ценности потребительских и производительных благ, которое проповедуют математики. Но метод преодоления этого взаимодействия [127] базируется на тех предпосылках, которые нашли себе наиболее яркое отражение в работах математиков. Метод австрийцев базируется на признании, что труд имеет ценность и на включении труда в общую группу производительных благ. Математики лишь более последовательно отражают идеологию и психологию капиталиста-предпринимателя.

Теория цен австрийцев представляет собой, таким образом, интересную иллюстрацию того, как капиталистическая действительность усложняет и затрудняет экономический анализ. Капиталистический мир таит в себе множество всевозможных противоречий. К числу последних можно отнести и то обстоятельство, что капиталистическое развитие, с одной стороны, создает предпосылки для действия закона ценности, а с другой стороны, — затрудняет выявление последнего, поскольку ценность выступает в модифицированном виде, в форме цены производства. Последняя стирает различие между постоянным и переменным капиталом и тем самым затемняет вопрос о ценообразующих факторах.

Вся экономическая система австрийской школы представляет собой развернутую теорию спроса и предложения. Этот вывод подтверждается при ближайшем рассмотрении отдельных учений австрийцев. Ибо система австрийцев представляет собой сплав между тремя элементами: теорией полезности, спроса и предложения и издержек производства. Полезность, как мы видели, получает у субъективистов новое толкование. Полезность превращается в фактор, который может рассматриваться как зависимый от цены. Полезность, фактически, приравнивается наивысшей цене, которая может быть уплачена за данный товар. Полезность ставится в известную зависимость от рыночных факторов; по идее австрийцев, теория субъективной ценности есть основа теории цен, но фактически между этими обеими теориями, даже в той форме, в какой они существуют в экономическом учении австрийцев, имеется противоположное соотношение. Что же касается издержек производства, то последние получают освещение на основании теории спроса. Таково объяснение Бём-Баверка и Визера о зависимости цен производительных благ от цены предельного продукта, причем последняя определяется по формуле предельных пар, представляющей собой развернутую формулу закона спроса. В наиболее отчетливой форме выступает эта зависимость между обеими теориями в учении Касселя¹⁰⁸⁰, который высоту цен производительных благ (или издержек производства) выводит из анализа соотношения между предложением производительных благ (которые имеются в ограниченных размерах) и спросом на потребительские блага.

Своеобразие австрийской школы состоит в том, что она пытается дать строго последовательную психологическую теорию. Поэтому к центральной ошибке всех субъективных теорий, выражающейся в признании регулирующей роли в процессах ценообразования за спросом и предложением, она присоединяет две других ошибки. Для того, чтобы признать примат полезности (при условии признания теории спроса и предложения), нужно доказать два положения — а) что величина и интенсивность спроса исключительно зависит от потребности и полезности данного блага, и б) что производственные моменты не оказывают никакого влияния на средний уровень цен и что издержки производства можно без остатка привести к конечному фактору — предельной полезности.

Первое положение доказывается путем сближения максимальных цен и предельной полезности. Интенсивность спроса выражается в максимальной цене. Величина спроса тоже зависит от уровня максимальной цены. Приравнивание максимальных цен предельной полезности составляет вторую [128] центральную ошибку австрийцев. Третье положение доказывается учением о регулирующей роли предельной полезности предельного продукта. Закон Визера устанавливает увязку между теорией спроса-предложения и теорией издержек производства. Этот закон основан на абстракции от элементарного факта, что цена предельного продукта устанавливается одновременно и совместно с образованием цен других товаров. Подобно тому, как в своей теории спроса австрийцы рассматривают изолированно образование спроса на отдельный товар независимо от других товаров, точно так же в своей теории издержек производства они рассматривают изолированно образование цены предельного продукта от общего процесса ценообразования. Если отбросить этот упрощающий метод австрийцев, то из их предпосылок, в лучшем случае, можно сделать вывод в духе теории Касселя. Поэтому сопоставление учения математиков и австрийцев приводит нас к выводу, что, несмотря на наличие общей центральной ошибки о регулирующей роли спроса и предложения, математики дали значительно более глубокий анализ, чем австрийцы.