Избранные труды. Норвежское общество

⁵⁹ «...Старшая Эдда» — это памятник чисто исландский, плоть от плоти исландского народа, понятный только в контексте живого исландского языка, исландской жизни вообще и природы Исландии», — отмечает ?.И. Стеблин-Каменский (Старшая Эдда, с 182). Ср. Heusler A. Kleine Schriften, Bd. I. Berlin, 1969, s. 225 (о древнеисландской литературе в целом).

⁶⁰ Известным норвежским лингвистом Д.А. Сейпом была выдвинута теория норвежского происхождения песен «Старшей Эдды», рукописи которой, по его мнению, восходят к норвежским оригиналам XII в. (Seip D.A. От et norsk skriftlig grunnlag for Eddadiktningen eher deler av den. «Mal og Minne», 1957). Вопрос о справедливости или ошибочности точки зрения Д.А. Сейпа остается открытым.

⁶¹ Стеблин-Каменский ?.И. Исландская литература. Л., 1947, с. 9. О поэзии скальдов см.: Стеблин-Каменский ?.И. Поэзия скальдов (Докт. дисс, Л., 1947, машинописный текст в Библиотеке им. Ленина), а также его работы: Происхождение поэзии скальдов. — «Скандинавский сборник», 111, 1958; О некоторых особенностях стиля древнеисландских скальдов. — «Известия АН СССР». Отделение литературы и языка, т. 16, вып. 2, 1957; Лирика скальдов. — «Уч. зап. ЛГУ», № 308. Серия филологических наук, вып. 62, 1961; Культура Исландии, с. 88, след.

⁶² О типологии авторства в архаических литературах, преимущественно именно на скандинавском материале, см.: Стеблин-Каменский ?.И. Миф. Л., 1976, с. 82, след.

⁶³ О Кеннингах см.: Meissner R. Die Kenningar der Skalden. Bonn und Leipzig, 1921 и цит. работы ?.И. Стеблин-Каменского (там же литература).

⁶⁴ Например: Bugge А. Die Entstehung und Glaubwurdigkeit der islandischen Saga. — «Zeitschrift fur deutsches Altertum und deutsche Literatur», 1909; Koht H. Sagaernes opfatning av vor garnie historie. — H. T. (Oslo), 5. R., IL Bd. 1913; idem. Kampen om magten i Norge i sagatiden. — H. T. (Oslo), 5. R., IV. Bd., 1920; Schreiner J. Saga og oldfunn. Studier till N orges eldste historie. — Skrifter utgitt av Det Norske Videnskaps — Akadcmi i Oslo». 11. Hist. — Filos. Klasse, № 4. Oslo, 1927; idem. Olav den Heilige og Norges samling. Oslo, 1929. Из шведских историков нужно назвать Л. Вейбюлля, создателя так называемой лундской школы, характеризующейся гиперкритикой в отношении саг (см. Weibull L. Kritiske undersokningar i Nordens historie omkring ar 1000. Lund, 1911). Среди русских историков В.Г. Васильевский (Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI—XI1 вв.
– «Труды В.Г. Васильевского», т. 1. СПб., 1908) использовал этот метод для доказательства неточности рассказов саг о походе Харальда Сигурдарсона в Византию.

⁶⁵ Попытка X. Кута проследить по песням скальдов изменения в территориальном распространении власти отдельных норвежских королей (Koht H. De norske kongers lokale magt efter skaldekvaedene. — H. T. (Oslo), 5. R., 4. Bd., 1920) не может быть признана вполне убедительной. Кут исходил из эпитетов, которыми скальды награждали воспеваемых ими конунгов («предводитель жителей Мёри», «господин хордов», «вождь трендов» и т.п.), полагая, что эти эпитеты связаны с территориальным распространением власти государя на определенную часть страны (Мёри, Хордаланд, Трандхейм и т.д.). Однако вследствие традиционного характера употребления кеннингов конунг, правивший всей Норвегией, по-прежнему мог быть назван в скальдической висе повелителем одного из племен. Приведу хотя бы один наудачу выбранный пример. В висе Сигхвата Тор-дарсона, воспевающей подвиги Олава Харальдссона на западе в период, предшествующий его появлению в Норвегии и вступлению на престол, когда, следовательно, он был еще так называемым «морским конунгом», Олав назван «господином трендов», т.е. правителем населения Трандхейма, каковым он тогда в действительности не являлся (Hkr: Olafs s. helga, кар. 17). Впоследствии же Олав правил не одним лишь Трандхеймом, но всей Норвегией.

⁶⁶ Подробнее см.: Гуревич А.Я. Некоторые вопросы социально-экономического развития Норвегии в 1 тысячелетии н. э. в свете данных археологии и топонимики. — «Советская археология», 1960, № 4.

⁶⁷ О приемах реконструкции ранних слоев в источниках более позднего времени см. источниковедческие экскурсы в отдельных главах. При цитировании источников соблюдаются особенности орфографии и пунктуации, принятые в их изданиях (многие из этих изданий устарели).

Глава первая Архаические формы землевладения и семейной организации

В течение длительного исторического периода большая семья являлась основной общественной ячейкой в Норвегии; без изучения ее невозможно понять социально-экономическое развитие страны в раннее Средневековье. Особую важность представляет вопрос о присущей большой семье форме земельной собственности. Поэтому я хотел бы подойти к большой семье как к институту, связанному с существованием в Норвегии той эпохи специфических отношений собственности на землю, и попытаться разобраться в их природе¹.

Изучение этой проблемы на норвежском материале представляется многообещающим. Архаические формы собственности и семейной организации в Скандинавии проявили редкую устойчивость и нашли более широкое отражение в памятниках права, нежели в документах по истории Германии, Англии или Франции, где предшествующая феодализму стадия общественного развития была пройдена относительно быстро. Как уже упоминалось, в древнейших записях обычного права Норвегии имеются целые обширные разделы, необычайно подробно трактующие вопросы родства, наследования и регулирующие поземельные отношения, причем значительная часть этих постановлений, несмотря на позднюю редакцию судебников, в которой они до нас дошли (XII—XIII вв.), восходит к периоду их первой записи, т.е. примерно к концу XI — началу XII в.; в устной же традиции эти правила и обычаи бытовали еще значительно ранее их фиксации. Глубокая архаичность ряда разделов норвежских судебников несомненна.

Проблема большой семьи и ранних форм земельной собственности в Норвегии не нова: в норвежской и немецкой специальной литературе существует ряд исследований, посвященных этой проблеме; затрагивается она и в большинстве общих работ по истории Норвегии. В историографии XIX в. эти вопросы не получили достаточного освещения, и, например, в «Истории норвежского народа» П.А. Мунка мы находим лишь общую сжатую характеристику землевладения на ранней стадии развития норвежского общества². Классическая пятитомная работа К. Маурера по истории древнего скандинавского права не содержит подробного анализа поземельных отношений; ее автор ограничился характеристикой права наследования и завещания³. По этому пути в известной мере направлялись исследования и других ученых конца XIX — начала XX в., занимавшихся историей средневековой Норвегии. Ф. Боден, внесший уточнения в вопрос о наследовании земельного владения — одаля, подчеркнул его наследственно-родовой характер и пытался обосновать мысль о том, что одаль явился дальнейшим развитием родовой собственности на землю, посредствующим звеном между нею и частной собственностью⁴. Общераспространенную в литературе точку зрения на одаль как родовую или еще более неопределенно — «семейную» собственность на землю разделял и норвежский историк-юрист А. Таран-гер, который дал истолкование ряда терминов, связанных с отношениями землевладения, и наметил отдельные этапы эволюции одаля, шедшей, по его мнению, в направлении его аристократизации⁵. Названные авторы не пытались связать одаль с большой семьей и рассматривать его как форму собственности, присущую этому коллективу. К такой постановке вопроса несколько приблизились О.А. Ёнсен⁶ и Й. Фрост⁷, не сделавшие, однако, из этого наблюдения необходимых выводов⁸.

В работах норвежских историков последнего времени факт существования большой семьи нашел более широкое обоснование в связи с привлечением обильного археологического материала и данных топонимики⁹. Напротив, анализ отношений собственности вследствие ослабления интереса к истории права оказался оттесненным на задний план. В своей «Истории Норвегии» А. Холмсен почти вовсе не обращается к этой проблеме, ограничиваясь теми общими соображениями, которые могут возникнуть при осмыслении археологических данных¹⁰. Подобный подход к ранней истории землевладения в Норвегии и явился причиной того пессимистического вывода, к которому пришли современные норвежские ученые: по их словам, имеющийся материал слишком фрагментарен для того, чтобы решить вопрос об отношениях собственности в период, предшествующий походам викингов".

Но при изучении форм собственности нельзя ограничиваться изучением археологических сведений¹², необходимо обратиться к анализу судебников. Имея в виду, что исследуемые памятники носят юридический характер, мы должны попытаться рассмотреть за правовыми нормами реальные семейные, общественные и хозяйственные отношения, а изменения, которые претерпевало норвежское право, увязать со сдвигами в общественной структуре.

Уже упоминалось, что в нашем распоряжении имеются два сборника обычного права — судебники областных тингов Юго-Западной и Северо-Западной Норвегии. От судебников восточной части страны остались лишь незначительные фрагменты. Таким образом, выводы, которые можно сделать на основании исследования этих памятников, нельзя безоговорочно распространять на всю страну, тем более, что различия между ее отдельными областями были весьма велики, а приморские районы Западной Норвегии имели свои специфические особенности¹³.

Одна из особенностей западно-норвежских судебников, как отмечено выше, состоит в том, что в них, наряду с новыми наслоениями, сохранялись устаревшие положения, в том числе даже нормы, отмененные государственной властью при новом редактировании сборников¹⁴.

Вследствие этого мы должны подходить к ним как к памятникам, отражающим последовательные этапы развития норвежского общества с весьма раннего времени вплоть до XII—ХШ вв.

Поскольку в Юго-Западной Норвегии и в Трандхейме общественное развитие происходило не во всем одинаково и социальный строй каждой из этих областей имел свои особенности, их судебники были исследованы мною порознь. Трандхейм отличался значительным консерватизмом хозяйственной и общественной жизни. В отличие от жителей Вестланда, население Трёндалага принимало незначительное участие в морских экспедициях и походах викингов. Оно было занято, наряду с земледелием и животноводством, также рыболовством, охотой и морским промыслом. Тренды особенно упорно сопротивлялись попыткам норвежских конунгов лишить их самостоятельности и неоднократно вынуждали королевскую власть идти на уступки. Между тем Юго-Западная Норвегия в раннее Средневековье была наиболее развитой областью страны. Теснее, чем другие районы, связанный с западноевропейским миром и в несколько большей мере подвергавшийся влияниям со стороны государств, обогнавших Норвегию по уровню социально-экономического развития, Вестланд дал основные кадры норвежских мореплавателей, переселенцев в другие страны и викингов.