Избранные труды. Норвежское общество

Различия в социальном строе отдельных Скандинавских стран в эпоху викингов были не столь существенны, как в более позднее время: в немалой мере сохранились общность языка («датским языком», donsk tiingii, в то время называли язык, на котором говорили все скандинавы), религии и культуры. Таким образом, есть основания привлекать отдельные наблюдения, которые могут быть сделаны путем знакомства с песнями «Старшей Эдды», и при изучении общественного строя Норвегии; в анализируемых ниже песнях представлен и несомненно норвежский материал⁰⁰. Сознавая невозможность приурочения песен «Старшей Эдды» к какому-либо точно определенному периоду и значительные трудности, сопряженные с локализацией их родины, мы вместе с тем должны констатировать, что в них, наряду с позднейшими наслоениями, запечатлелись представления о мире и обществе, которые существовали у скандинавов в период, предшествовавший созданию классового строя. Это обстоятельство побуждает исследователя социальных отношений в Норвегии раннего Средневековья не проходить мимо указаний на общественные порядки, разбросанных в песнях о богах и героях.

Но речь идет, разумеется, не о собирании в памятниках эддической поэзии каких-либо конкретных данных о социальных отношениях. Поэзия, в особенности такая, как песни, отражающие мифологические представления скандинавов, воспевающие их богов и древних героев, создавала свою особую идеальную сферу, в которой все образы и понятия были организованы специфическим способом и выполняли обусловленную жанром художественную функцию; поэтому они могут быть правильно поняты только в системе, заданной поэтическим текстом. Выхваченные же из ткани песен термины и выражения при рассмотрении вне этого поэтического целого неизбежно потеряли бы свой первоначальный смысл. Поэтому песни «Старшей Эдды», которые ниже привлекаются для анализа, — «Песнь о Хюндле» и «Песнь о Риге» — будут изучены отдельно от других источников.

Поэзия исландских и норвежских скальдов — важный и относительно достоверный исторический источник. На это обратил внимание еще Снорри (в прологе к «Хеймскрингле»). Стихи скальдов сохранились в виде цитат в прозаических произведениях XIII в., преимущественно в сагах, но в большинстве своем были сочинены в более ранний период — с IX по XII в. «Строгость их стихотворной формы, а также то обстоятельство, что за сочинителями этих стихов признавалось авторское пра-во, исключали возможность их пересочинения в устной традиции»⁶¹. В этом — существенное преимущество поэзии скальдов как исторического источника перед сагами и другими произведениями древнеисландской литературы, не знавшими подобного типа авторства⁶². Подлинность скальдических стихов, несмотря на высказывавшиеся в науке сомнения, не опровергнута. Скадьды сплошь и рядом были непосредственными свидетелями, а то и участниками событий, по поводу которых и были сочинены «висы». Изощренность формы (насыщенность Кеннингами — условными поэтическими перифразами⁶³, сложность структуры) сочеталась в скальдической поэзии с отсутствием авторского вымысла, с фактографичностью описания. Эти особенности произведений скальдов не могут не привлечь внимания историка. Исследователи истории Норвегии в раннее Средневековье обычно обращались к ним для того, чтобы путем сопоставления их кратких, но точных сообщений с повествованиями «королевских саг» выделить в последних заслуживающие доверия данные и отбросить наслоения, порожденные художественной фантазией писателей XIII в.⁶⁴ Но для характеристики социального строя в целом эти поэты, воспевавшие обычно конунгов и других хёвдингов, дают мало сведений. Поскольку для обозначения людей (как и многих предметов) они применяют кеннинги, возникшие на ранней стадии развития скальдической поэзии и употреблявшиеся затем безотносительно к индивидуальным свойствам обозначаемых ими персонажей, то терминологический анализ скальдических песен, как правило, оказывается невозможным⁶⁵. Эволюция общественных отношений не могла найти своего отражения в раз навсегда сложившемся наборе обозначений, к которому прибегали скальды. Много материала дают их песни для изучения дружинного и придворного быта норвежских конунгов. Общество же в целом и в особенности низшие его слои обычно остаются вне поля их зрения.

Наряду с письменными памятниками (я не останавливаюсь в этом обзоре на привлекаемых в исследовании иностранных известиях о Норвегии, таких, как сообщения английского короля Альфреда, Адама Бременского и др.), использованы данные археологии и топонимики, помогающие изучить вопросы поселения и общинного устройства, которые рассматриваются на основе анализа памятников права. Роль этих исторических дисциплин при исследовании истории Норвегии в раннее Средневековье чрезвычайно велика. Привлекая материалы археологии и топонимики, приходится, однако, учитывать, что историк, имеющий к ним доступ лишь в виде публикаций, оказывается в зависимости от специалистов, собравших и обработавших этот материал. Поэтому я ограничиваюсь только теми археологическими и топонимическими данными, которые вследствие массового своего характера обладают большой убедительностью⁶⁶.

Таким образом, имеющиеся в нашем распоряжении памятники весьма различны и по своему характеру (вещественные, юридические, повествовательные, мифологические, поэтические), и по месту их появления (Норвегия, Исландия) и по времени (современных свидетельств для изучения истории Скандинавских стран до XII—ХИІ вв. очень мало, почти все письменные источники приходится исследовать ретроспективно). При всем их многообразии и обилии приходится отметить, что воссоздание картины дофеодального строя на основе их анализа очень затруднено. Как правило, памятники письменности были созданы post factum, тогда, когда дофеодальный период в основном уже завершился. Его черты, бесспорно, проступают и в записях права, и в сагах, и в других произведениях. Но всегда существует опасность смешать более ранние слои материала с позднейшими наслоениями, принять порождение сознания исландцев и норвежцев XII и ХШ вв. за действительные факты истории предшествующих столетий. Все это заставляет историка быть сугубо осмотрительным при изучении источников и не забывать о таящихся в них трудностях.

Если кратко сформулировать основные принципы источниковедческого анализа, которыми я руководствовался, то они сводятся к следующему: а) отдельные категории источников исследованы обособленно, и лишь после завершения их анализа сопоставлялись выводы, полученные при раздельном их изучении; б) привлекаемые источники изучены не выборочно, но в полном объеме, с тем чтобы каждое из содержащихся в них свидетельств рассматривалось в контексте всего источника, ибо лишь в результате подобного интенсивного исследования может быть достигнуто объективное истолкование памятника; в) разобщенность областей Норвегии в географическом отношении, неравномерность социально-экономического развития каждой из них диктовали необходимость выделения их для особого рассмотрения с привлечением всего комплекса свидетельств, имеющихся для данной области; г) ретроспективное изучение источников делало необходимым внутреннее их расчленение, выделение в них пластов, относящихся к разному времени, отражающих стадии социальной эволюции⁶⁷.

Примечания

¹ Я не предпосылаю работе историографического очерка, но в отдельных главах дан разбор взглядов специалистов по обсуждаемым вопросам. Обзоры норвежской историографии см.: Гуревич А.Я. Основные проблемы истории средневековой Норвегии в норвежской историографии. — «Средние века», вып. XVIII, 1960; он же. Некоторые спорные вопросы социально-экономического развития средневековой Норвегии. — «Вопросы истории», 1959, № 2; он же. Проблемы социальной борьбы в Норвегии во второй половине XII — начале XIII в. в норвежской историографии. — «Средние века», вып. XIV, 1959. См. также: Похлебкин В.В. О развитии и современном состоянии исторической науки в Норвегии. — «Вопросы истории», 1956, № 9; Анохин Г.И. Общинные традиции норвежского крестьянства. ?., 1971, гл. 1. Новые обзоры норвежской медиевистики, вышедшие в Норвегии: «Nytt fra norsk middelalder», I, II. Oslo, 1969, 1970 (статьи Andersen P.S., Helle K., Bjorgo N., Bjorkvik H.).

² Частичный перевод на норвежский язык: Frihet og foydalisrne. Fra sovjetisk forskning i norsk middelalderhistorie. Oslo — Bergen — Tromso, 1977.

³ Некоторые результаты исследования предпосылок феодального развития Норвегии были опубликованы в виде статей. См. «Средние века», вып. 11 (1958), 20 (1961), 24 (1963), 26 (1964), 30 (1967), 31 (1968); «Уч. зап. Калининского пединститута», т. 26 (1962), 35 (1963), 38 (1964); «Советская археология», 1960, № 4; «Скандинавский сборник», 8 (1964), 18 (1973), 22 (1976) и др. См. также книгу «Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе» (?., 1970). Это избавляет меня от необходимости возвращаться здесь к обсуждению вопроса о существе понятия «дофеодальное», или «варварское», общество (см. кроме того «Свободное крестьянство феодальной Норвегии», с. 12 след.). Я вижу свою задачу в изучении этого общества на конкретном материале истории одного народа. Неотъемлемой стороной жизнедеятельности варварского общества была внешняя экспансия, в которой искали выхода определенные элементы этого общества, — так было и у норвежцев в эпоху викингов. Этот аспект освещен мною в книге «Походы викингов» (?., 1966), и в настоящей монографии я поэтому от него по возможности абстрагируюсь. См. также: Кан А.С. История Скандинавских стран (Дания, Норвегия, Швеция) ?., 1971, с. 13—24.

⁴ См. рецензию Ю.Г. Алексеева в «Скандинавском сборнике» (XV, 1970, с. 259— 261); Ковалевский С.Д. Образование классового общества и государства в Швеции. ?., 1977, с. 266. Ср. также важные для интересующей меня проблематики соображения Ю.Л. Бессмертного о разных типах феодальной зависимости крестьян (с подразделением на «основные» и «неосновные) и их соотношении: Бессмертный Ю.Л. Северофранцузский серваж (К изучению общего и особенного в формах феодальной зависимости крестьян.). — «Средние века», вып. 33, 1971, с. НО, след. Ср. он же. Основные формы феодальной зависимости крестьянства в Европе раннего средневековья и их особенности в западном и средиземноморском регионах. — «Страны Средиземноморья в эпоху феодализма», вып. 2. Горький, 1975.

⁵ Тем не менее я решительно возражаю против истолкования моей точки зрения таким образом, будто считаю средневековое норвежское государство «феодальным сеньором», по отношению к которому крестьяне были принуждены выполнять повинности «за право пользования землей» (см. Шаскольский И.П. Изучение истории Скандинавских стран советскими учеными. — «Вопросы истории Европейского Севера». Петрозаводск. 1976, с, 123—124).

⁶ Ср. Сказкин С.Д. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века. ?., 1968, гл. Ill, V; Барг М.А. Проблемы социальной истории в освещении современной западной медиевистики. ?., 1973.

⁷ Неусыхин А.И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—?П1 вв. ?., 1956; он же. Судьбы свободного крестьянства в Германии в VI11—XII вв. ?., 1964; он же. Проблемы европейского феодализма. Избранные труды. ?., 1974, с. 33—210 («Собственность и свобода в варварских Правдах»); Nieussychin А. Die Entstehung der abhangigen Bauernschaft als Klasse der fruhfeudalen Gesellschaft in Westeuropa vom 6. bis 8. Jahrhundert. Berlin, 1961. См. также работы историков его школы: М.Л. Абрамсон, Ю.Л. Бессмертного, А.И. Данилова, С.Д. Ковалевского, Н.Ф. Колесниц-кого, Л.А. Котельниковой, Л.Т. Мильской, Я.Д. Серовайского и др.