Избранные труды. Теория и история культуры

Смысл ее обусловлен тем, что эти простые дружеские пирушки были, по всему судя, в большей мере мечтой, игрой или позой, чем фактом повседневной действительности. Гораций описывает «пир, достойный богов», который он устроил бы в своем сельском доме для хороших друзей, где веселые рабы подавали бы простую здоровую пищу, а сотрапезники беседовали бы о добре и зле, о дружбе и добродетели, если бы… он не жил постоянно в Риме и не терял день за днем в городской суете 88. У Вергилия поэтичный застольный отдых под шум говорливого ручья, среди цветов в саду,

534

где подается «вино, по смоленым кувшинам разлито», а к нему — в корзинах сыр, сочащийся влагой, сливы, каштаны и «сладкие рдеющие яблоки», - всего лишь обещание, реклама, которой заманивает распутная и пьяная трактирщица гостей в свою «дымную таверну» 89. Противоречие между теплыми, простыми, дружескими «пирами, достойными богов», и реальной жизнью было настолько очевидным, что сами их защитники и участники ясно отдавали себе в нем отчет и не удерживались порой в своих описаниях от иронии. Патриархальную сельскую жизнь с ее простой и здоровой пищей прославляет ростовщик в промежутке между своими финансовыми махинациями 90. Живописав прелести дружеского обеда, ревнитель римской старины под конец признается, что сам он вряд ли мог бы выдержать подобные трапезы дольше нескольких дней 91. В то же время обеды этого типа, бесспорно, происходили, и часто; нет никаких оснований видеть в бесчисленных их описаниях одни лишь выдумки, хотя противоречие их с развитием жизни, с господствующим вкусом времени очевидно. Модусом их существования и формой преодоления этого противоречия была стилизация — явление, играющее столь значительную роль в римской культуре конца Республики и Ранней империи, составляющее одну из главных их характеристик.

В том состоянии патриархальной бедности, простоты и равенства, гражданской и дружеской солидарности, которое столетиями рассматривалось в Риме как норма и высшая ценность родной истории, всегда было заключено определенное противоречие с развивающейся, исполненной напряженных социальных конфликтов жизнью. В условиях Рима I в. до н. э. — I в. н. э., пока основой всякой морали и всякой ценности оставалась верность исходным порядкам общины, а ход времени и неотделимое от него развитие наглядно разрушали их, справляться с этим противоречием можно было несколькими путями. Один из них состоял в том, чтобы его констатировать без больших раздумий.

Стилизованные дружеские пирушки были отражением другой возможной здесь позиции. В основе бытовой стилизации лежит верность норме, но такой, которая перестала или перестает ею быть, следовать которой поэтому все-таки можно и нужно, но лишь почувствовав одновременно и еще ее привлекательность, и уже ее несерьезность, то есть с известной иронией. Стилизованный быт образует особую сферу, где соединяются стремление воспроизвести ушедшие формы существования с осознанием невоз-вратимости их былого, подлинного смысла, ощущение всей необратимости хода времени — с попытками его задержать либо

535

при помощи эстетической игры, либо в надежде, что все-таки, может быть, как-нибудь… Ирония и самоирония, нетвердая вера и наивная надежда звучат здесь еще единой мелодией.

Значение так понятого принципа стилизации — а вместе с ним и интересующих нас сейчас стилизованных дружеских застолий — выходит далеко за рамки быта как такового. Как оратор, как философ и государственный деятель, Цицерон к концу жизни ясно понял всю невозвратимость римской городской республики с ее набором ценностей и оплакал ее «сильнее и дольше, чем любая мать своего единственного сына» 92. Но в эти же годы он для себя воссоздал ее в стилизованной атмосфере своих поздних диалогов, где проблемы государства решаются не проскрипциями, захватом власти или драками на форуме, а в беседах людей государственных и в то же время интеллигентных, порядочных, образованных, на их скромных и изящных виллах или в уютном садике городского особняка. Очень много лет спустя, во II в. н. э., простые жители империи, никогда не читавшие Цицерона, собирались в своих «коллегиях простых людей» на совместные трапезы, испытывая, хотя и совсем по-другому, те же самые чувства. Их обеды не имели уже ничего общего с теми «харистиями», о которых когда-то писал Валерий Максим, но потребность в sacra mensae, в том, чтобы ощутить себя среди necessariae personae, оставалась, и они удовлетворяли эту потребность, записывая в уставе своих трапез те же правила поведения, почти теми же словами, радуясь и веря им и в то же время ясно понимая, что вряд ли окружающая действительность, разобщенная, грубая и нищая, может им соответствовать: «А если у кого есть какая жалоба или сообщение, пусть доложит об этом в собрании, дабы в мире и радости угощались мы в торжественные дни» 93. Вне такого стилизованного бытия, условного, чуть грустного и чуть не всерьез, непонятны не только дружеские обеды Мар-циала и его сотрапезников, но и самые разные проявления всей этой культурной эпохи — многие оды Горация, весь мир римской элегии и особенно Проперция, пейзажные фрески Кампании, даже «Диалог об ораторах» Тацита, да и сама атмосфера принципата, где стилизовался под civitas Romana все дальше уходивший от нее Рим.

1985

Примечания

1См.: Постгейт Р.Меню британцев //Англия. 1963. № 2. С. 49-59.

2Примечательно, что в Париже, например, слово souper«ужин» полностью вышло из употребления, но сохранилось в Лионе и южных департаментах.

536

3Так, в Светониевой биографии Гальбы (гл. 22, 1) специально оговаривалось в качестве индивидуальной его особенности, что «ел он, говорят, очень много и зимой начинал закусывать еще до света».

4В это время даже в знатных и зажиточных семьях «подавалась, по обычаю предков, еда простая и легкая» (Плиний Мл.Письма, III, 5,10).

5Они представляли собой холодные закуски, не требовавшие особой подготовки; единственной серьезной трапезой был вечерний обед. (См.: CarcopinoJ.Daily Life in Ancient Rome. S. I. 1941 (reprint 1975). Потехническим причинам мне был доступен только данный, английский, перевод этой работы французского ученого.

6См. прим. 4.

7У Плиния сказано «часу в седьмом», что у римлян примерно соответствовало нашему первому часу дня. Приведем здесь для дальнейших справок таблицу соответствий римских и современных часов дня.

(По кн.: Сергеенко М.Е.Письма Плиния Младшего. М.; Л., 1950. С. 486-487, прим. 1.)

Зима

1-й час = 7 ч. 33 м.
– 8 ч. 17 м.

2-й = 8 ч. 17 м.
– 9 ч. 02 м.

3-й = 9 ч. 02 м.
– 9 ч. 46 м.

4-й = 9 ч. 46 м.
– 10 ч. 31 м.

5-й = 10 ч. 31 м.
– 11 ч. 15 м.

6-й = 11 ч. 15 м.-12 ч. 00 м.

7-й = 12 ч. 00 м.-12 ч. 44 м.

8-й = 12 ч. 44 м.
– 13 ч. 29 м.

9-й = 13 ч. 29 м.
– 14 ч. 13 м.

10-й = 14 ч. 13 м.
– 14 ч. 58 м.

11-й = 14 ч. 58 м.
– 15 ч. 42 м.

12-й = 15 ч. 42 м.
– 16 ч. 27 м.

Лето

1-й час = 4 ч. 27 м.- 5 ч. 42 м.

2-й = 5 ч. 42 м.
– 6 ч. 58 м.

3-й = 6 ч. 58 м. — 8 ч. 13 м.

4-й = 8 ч. 13 м.- 9 ч. 29 м.

5-й = 9 ч. 29 м.
– 10 ч. 44 м.

6-й = 10 ч. 44 м.-12 ч. 00 м.

7-й = 12 ч. 00 м.
– 13 ч. 15 м.

8-й = 13 ч. 15 м.-14 ч. 31 м.

9-й = 14 ч. 31 м.
– 15 ч. 46 м.

10-й = 15 ч. 46 м.
– 17 ч.02м.

11-й = 17ч. 02м.-18ч. 17м.

12-й = 18 ч. 17 м.- 19 ч. 33 м.

* См.: Плиний Мл.Письма, VI, 16, 5. 'См.: Сенека.Нравственные письма, 83, 5-6. 10Светоний.Божественный Август, 76, 11. " Марциал,VI, 75.

12См. прим. 10.

13См. прим. 9.

4Цитаты из «Moretum» даны в переводе С. Ошерова.

15Справившись с прим. 7, читатель может представить себе распорядок римского

Дня на основании стихотворения Марциала:

537

Первый час и второй поутру посетителей мучат,

Третий к дневному труду стряпчих охрипших зовет;

С трех до пяти занимается Рим различной работой,