Изгнанник Ардена

Служитель все еще произносил торжественную речь. Стефан стоял перед гостями на одном колене, правдоподобно изображая смирение, скромность и понимание того, какое тяжкое бремя несет с собой корона.

– Д-да, – хриплым шепотом ответила она.

– Вы плачете.

Адалина только сейчас заметила, что ее щеки стали мокрыми от слез. Она порывисто вытерла соленую влагу с лица и мысленно выругалась. На пальцах остались следы белил и румян.

– Подождите, – шикнула Люсинда. – Размажете всю краску.

Она вытащила платок из потайного кармана пышного платья и начала утирать щеки Адалины. Сидевшие рядом гости неодобрительно косились на них, но Люсинду это, похоже, мало волновало.

– Ваше Высочество, идет коронация, – прошипел Орион.

Люсинда наградила его таким свирепым взглядом, что даже Адалина поежилась.

– Закрой пасть. Ты здесь выполняешь роль сторожевого пса, а не советчика.

Эти слова и оскорбленный вид Ориона бальзамом легли на израненную душу Адалины. Все эти дни она боялась дерзить ему, чтобы не нарваться на еще большие неприятности, и сейчас ликовала как дитя от того, что хоть кто-то сбил с него спесь.

Люсинда стерла размазавшиеся белила и румяна с лица Адалины, проявляя материнскую заботу, от которой сердце тоскливо защемило. Она провела платком возле ее рта, убирая остатки влаги, и в этот момент ее глаза изумленно расширились.

Люсинда приподняла Адалину за подбородок и внимательно изучала ее лицо.

– Не прячь свою родинку, дитя, она прекрасна.

Грудь Адалины содрогнулась. Она уставилась на точно такую же родинку над губой Люсинды и внезапно осознала: тетка обо всем догадалась. Неужели из-за одной лишь родинки? Или же она заметила, как сильно Адалина похожа на покойного короля в юности? А может быть, она знала о любви брата к матери Адалины, ведь, по слухам, раньше король Таннат и принцесса Люсинда были очень близки.

Люсинда протянула ей платок, пристально глядя на ее родинку. Адалина шепотом поблагодарила ее и снова повернулась к алтарю.

Стефан тем временем давал торжественные клятвы Верховному служителю и своему народу. Потом служитель спросит собравшихся, готовы ли они присягнуть на верность будущему королю, и тогда Тристан и его гильдия начнут свою игру.

Сердце Адалины учащенно забилось от волнения и надежды, что скоро все закончится. Раз и Тристан, и Изекиль были здесь, значит, они привели Бернарда и, возможно, даже нашли того лекаря Рафаэля. Они докажут незаконность восхождения Стефана, и Адалина выберется наконец из клетки.

– Спрячьте лицо, – прошипел ей на ухо Орион. – Если король Стефан увидит родинку, он накажет вас.

От его слов внутри нее запылала ярость.

Грязная шлюха.

Подстилка.

Пустоголовая курица.

Ручная зверушка.

Она была пленницей во дворце, в котором выросла. Будучи аристократкой с богатейшей родословной, она выслушала столько оскорблений, что ей бы посочувствовали даже девицы из борделя.

Ее губы задрожали от гнева и подступивших слез, вызванных осознанием того, что куда бы ни сбежала, она не освободится от своих собственных страхов. Будет постоянно оглядываться на прошлое и ждать от каждого подвоха и предательства. Никогда не обретет покой, никогда не заживет тихой мирной жизнью, потому что в ее душе царил хаос, который породили те, кто считал ее слабой глупой шлюхой.

– Кто считает правление Стефана, сына Танната из рода Адесто, не благом, а злом для королевства, пусть скажет сейчас или замолкнет вовек, – громогласно объявил Верховный служитель, вырывая Адалину из омута страхов.

В правом ряду вверх взмыла рука с перстнем, украшенным блестящим черным камнем, и фамильной печаткой. В зале поднялся волнительный ропот, но не успел король Ардена подняться с места и заговорить, как Адалина опередила его.

Сотни удивленных взоров устремились на нее, когда она, приложив немало усилий, содрала с горла ожерелье, больше похожее на рабский ошейник. Она отбросила его на пол, явив гостям изуродованную иссиня-черными следами шею.

Орион хотел схватить ее, чтобы с силой усадить обратно, но у нее неведомо откуда появились силы и она увернулась.

Адалина сделала несколько шагов вперед, чтобы больше никто не посмел ей мешать.

– Я считаю его недостойным короны. – Хотя ее голос звучал хрипло и скрипуче, в звенящей тишине ее слышал каждый присутствующий.

Она посмотрела на Стефана, чье лицо исказилось от гнева и ненависти, и впервые не испытывала и толики страха.

Она не одна. И больше никогда не будет.

– Стефан не настоящий сын Танната Адесто. Его единственной выжившей дочерью являюсь я. И у меня есть доказательства.

И тут начался хаос.

Глава 42

После того как Адалина объявила, что законной наследницей Танната Адесто была она, а не Стефан, в зале поднялся переполох сродни тому, что несколько месяцев назад устроил Тристан, когда привел на Великий совет короля Алана, которого все считали смертельно больным.

Верховный служитель жестом подозвал своих послушников, чему Тристан был только рад. Ему хотелось оказаться поближе к Адалине. Рядом с ним неслышно ступал Дерек – один из самых искусных воинов гильдии.

Когда они бесшумно прошли вдоль стены и остановились у края помоста, Тристан не сдержался и повернулся в сторону Адалины. В тот момент его затопила такая сильнейшая боль, что он лишь чудом устоял на ногах. Ее шея отекла и почернела от множества синяков. Вот почему она говорила так тихо.

«Что они с тобой сделали, девочка моя?» – мысленно вопрошал он, умирая от чувства вины, потому что не смог ее защитить.

Белила размазались по лицу и теперь не скрывали ее родинки над губой. Она выглядела бледной, исхудавшей и очень напуганной, но в ее темных глазах полыхало неистовое пламя.

– Что за чушь ты несешь, наглая девчонка? – возмутился лорд Моро, и его поддержали гулом одобрительных голосов.

Тут на защиту Адалины встал Рэндалл.

– У меня есть доказательства правоты ее слов.

Тристан усилием воли отвел взгляд от Адалины и с ненавистью посмотрел на Стефана, чье лицо исказилось от ярости и испуга.

Рэндалл подал знак сидевшему в зале Бернарду, и тот в сопровождении Закарии направился к помосту, на ходу вытаскивая из-за пазухи свиток с королевским указом. Бернард побрился, надел темно-каштановый парик, как у Стефана, и дорогой камзол, от чего их поразительное сходство было видно невооруженным глазом.

Пока Бернард рассказывал историю своей матери, не забыв при этом передать свиток с королевским указом Верховному служителю, Стефан пытался сохранять на лице снисходительное равнодушие, но бледность и трясущиеся губы выдавали его с головой.

Члены Королевского совета поднялись на помост и признали, что документ подлинный, а почерк принадлежит покойному королю.

В зале царили суматоха и хаос, которые усилились во сто крат, когда слово взял Рафаэль – лекарь покойной супруги Танната.