Изгнанники Эвитана. Дилогия

Вторая Карлотта, но без лишней подлости, погубившей первую. Цинично-ледяная, расчетливая, смертельно-опасная стерва. Года через три она бы уже не лицо царапала и не пощечины раздавала. Нет, просчитала бы интригу до мелочей, заручилась покровителем повлиятельней. И нанесла настоящий удар! Роковой.

– Ирия, ты должна была умереть, - повторил Бертольд Ревинтер.
– За то, кем могла стать. Прощай. Покойся с миром.

Конечно, по обычаю сначала пьют за графов, а не за их дочерей. Но от девчонки вреда случилось бы больше - вот и вспомнилась первой.

– Эдвард Таррент, не я убил тебя, но ты умер очень вовремя. Прощай. Покойся с миром. Как ни странно, но отомщу за тебя именно я.

Вино горчит всё меньше - так тоже бывает.

Бертольд не шутил и не лгал. Поминать покойных следует без тени насмешки или иронии. Врагов лучше злить только земных. А Ревинтер рассчитывал пережить еще немало новых Воцарений. И в следующее - выпить за Леона Таррента. А то еще и за Полину Лигуа нир Кито, нир Таррент.

Изгнанники Эвитана. Том Второй

Том второй.

Путь Гладиаторов.

Птицы летели по небу

Свободно и беззаботно.

Но наступало время

Их прерывать полеты.

Их собирать в мешочки,

Кости бросать собакам.

Но птицы летели по небу,

Не ведая вовсе страха.

Птицы летели по небу,

Я был их очарован полетом.

А други мои уже цели

Себе избирали охотно.

Я выбрал одну из сотни.

Она красивее казалась...

Я выбрал одну из сотни -

И сердце мое оборвалось.

Оборвалось. Не важно.

Суть, она ведь не в этом:

Я просто смотрел впервые,

Глазами смотрел поэта.

Но подступало время,

Когда ничего не исправишь,

Когда ничего не воротишь...

И вот уж стрелять мы стали.

...Мне бы лететь хотелось

С той птицей далекой рядом,

Но вот беда: я - охотник,

А значит - стрелять мне надо.

Алексей Игнахин.

Часть первая. Поединок.

Удар. И тьма. И чей-то взгляд,

И вой сирены.

Какой-то бой: чужой отряд,

Чужие стены.

Алькор (Светлана Никифорова).

Глава первая.

Ночь Воцарения Зимы.

Эвитан, Тенмар.

1

Всё повторяется. Четыре месяца назад - окровавленный нож. Теперь - дымящийся пистолет. Только на сей раз обвинение не будет ложным. Хоть третий смертный приговор вынесут за дело.

Ирия поспешно ухватила второй пистолет. Левой рукой. В цель ею не попадешь, но вот в себя... До плахи дочь лорда Таррента не доживет!

– Иди сюда!
– не терпящим возражения тоном велел герцог.

Девушка мотнула головой. Оттуда ему ее не остановить.

– Лучше умереть самой!

Прости, Эйда, но спасать тебя некому. Потому что твоя сестра - все-таки дура.

– У меня нет времени. Сюда! То, из чего стреляла, - тоже!

И Ирия пошла.

Мимо лежащего навзничь Люсьена - как же жутко выглядит выстрел в голову! Мимо - стараясь не наступить на забрызганную кровью солому. И на...

Мимо умирающих глаз Вихря, погибшего за Ирию Таррент. За ее дурость! Опять - из-за нее...

Старик забрал у глупой девчонки оба пистолета. Разряженный - швырнул в солому рядом с Люсьеном. Второй - заткнул себе за пояс. И соизволил обернуться к "племяннице":

– Молчи!
– В голосе - лиарский лед.
– Говорить буду я.

Ирия не возразила. Сил осталось только опуститься на солому - рядом с Вихрем. Положить на колени его черную голову. И, борясь со слезами, уткнуться лицом в густую гриву.

В присутствии врагов не плачут. Но вот над мертвыми друзьями...

2

Факелы, факелы, факелы... Казнят всегда при свете. Тогда за окнами Ауэнта был весенний - такой солнечный!
– день. Теперь - зимняя ночь.

Багровые отблески - факелов, бледно-золотые - десятков свечей. В зале - толпа народу, но ярче всех высвечены двое - в центре старинного зала. Лживый герцог и его лживая племянница.

Ральфу Тенмару кровавый отсвет на лице врать не мешает. А ей?

– Родители не научили моего внука не брать чужого. Он собирался украсть лучшего коня своего деда. Но не учел, что Вихрь не любит чужих! И что я плохо сплю по ночам.

Это объяснение проглотили все. Пришлось. Люсьен Гамэль пытался выкрасть Вихря. Очевидно, чтобы продать и рассчитаться с карточными долгами. Преданный хозяину конь взбесился и едва не убил незадачливого похитителя. Люсьен, защищаясь, выстрелил в Вихря. А при виде деда, заставшего злодея-внука на месте преступления, - застрелился сам. Чтобы не идти под суд.

– Почему вы не остановили его?!
– Некрасивое лицо крысы-мамаши залито слезами. И сейчас ее действительно жаль.
– Неужели вы и в самом деле сдали бы его властям? Неужели вам не жаль родного внука?!
– она уже кричит диким зверем.

Как на ее месте любая мать. Кроме Карлотты.

Ирия застыла рядом со старым герцогом - в центре еще более старого зала. И больше нет лошадиной гривы - спрятать лицо.

Значит, придется держаться так. Представить, что на лице - маска. И как она стягивает черты. Не позволяет выдать ужас и вину...

– Жаль? Мне жаль, что я взял на прогулку племянницу!
– холодно отчеканил герцог, сейчас до безумия похожий на собственный портрет. Тот самый.
– Подобное зрелище - не для женских глаз и ушей.

На этом всем пришлось разойтись. Кому спать, кому - до полудня взахлеб обсуждать свежую сплетню. А кому и рыдать. Как когда-то сама Ирия - в Ауэнте. Вспоминая Анри. Или в монастыре - раз за разом видя в кошмарах залитый кровью ковер и нож в груди отца. И потом - просыпаясь и вспоминая: всё это - не сон.