Изгнанники Эвитана. Дилогия
Шрифт:
Так ли уж монастырь хуже подобного замужества? Хуже! А еще паршивее - только плаха. Да и то - лишь в первые мгновения.
– Садись!
– сухо бросил старик, махнув узловатой рукой на уныло-синее кресло напротив. Другой рукой поправляя покрывающее колени меховое одеяло.
А он действительно дряхл! Ноги наверняка больные. И камин давно потух, а значит - от стен идет многовековой холод. Вымораживает старые кости...
Впрочем, не до созерцания чужой слабости - со своей бы справиться! Если б герцог не предложил сесть - Ирии осталось бы только
В глазах опять слегка мутится. Но мрачная комната пока не плывет. И можно надеяться - старик ничего не заметит.
Но если поймет, сколь незваная гостья беспомощна, - даже слуг звать не станет. Скрутит сам - при всей его старости.
– И кто же вы, дерзкая юная особа?
– В устах кого другого это может звучать как насмешливое поощрение.
Но вряд ли у Ральфа Тенмара вообще есть чувство юмора.
Ирия чуть выдержала паузу. Чтобы голос не дрогнул. Не от страха, но не объяснять же это злобному старику.
– Разве герцогиня уже не сообщила вам?
– Сообщила, сударыня!
– отчеканил Ральф Тенмар.
– Что вас любил мой сын, а вы - его. И прочую слезливую чушь. Еще - что вас преследуют "злые люди".
– Высушенный старостью голос - всё насмешливее. С каждым едким словом. И злее.
– Катрин всегда была, как это принято называть, "экзальтированной". То есть проще говоря - истеричной. И не особо умной. А у вас, сударыня, есть полчаса - чтобы назвать ваше имя и происхождение. Пока я не сдал вас в руки королевских солдат. В чём бы вас ни обвиняли - к этому добавится узурпация чужого имени и титула. И моего влияния хватит, чтобы вы уж наверняка не вышли сухой из воды.
Тусклая комната взвихрилась каруселью. Знакомо взбесившейся...
Пляшут, сливаются сухие, желчные черты с портрета...
– Вы можете, конечно, упасть в обморок, сударыня!
– металл в старческом голосе сорвался на визгливые нотки.
– Но тогда я сразу передам вас в руки правосудия, не тратя на вас время.
Как невозможно тяжело удержать сознание! Стянуть обратно рваные клочья мира... А они не слушаются... обреченно растворяются зыбким туманом в багрово-черных сполохах тьмы!
И мрак необратимо густеет, всё глубже затягивая. В смерть...
Старческая рука тянется к серебряному колокольчику для слуг. А комната плывет... кружится, кружится, кружится - как колесо на квалифицированной казни. Вращается исчезающий из горла воздух. И сейчас зазвенит колокольчик - хрустальным звоном в ушах...
"Выпьешь - может, выйдет толк..."
Всё это уже было... Где, когда?! Почему повторяется?
Потому что яд - один и тот же. Разлит в разные флаконы - вот и всё.
Нельзя терять сознание в присутствии врагов! Таких опасных...
– Вы не посмеете...
– Странно: сознание ускользает, а льда в голосе не меньше, чем в материнском. И он ничуть не дрожит.
– Ваш сын...
Прости, Анри!
– Даже если вы успели родить моему сыну троих бастардов - это не причина, чтобы помогать вам или вашим отпрыскам остаться в живых!
Нет, яд - другой. Повыдержанней
и поядовитей!– Вы не посмеете!
– прошипела Ирия идалийской гюрзой.
– Вы... мерзавец, изнасиловавший мою мать!
Слабость вдруг исчезла напрочь - так морские волны стирают на песке рисунок. Сколь угодно страшный.
Будто после смертельной дозы подействовало противоядие! Ральф Тенмар - злобный змей. Не зря у него на гербе дракон. Но и Ирия - дочь еще той змеюки! И внучка Каролины Ордан.
Пожалуй, стоит злиться почаще! Присутствие врагов должно вызывать ярость. А что еще - не вопли же о пощаде? Слабого в подлунном мире не щадят, а топчут.
А вот старик - побледнел. Безжалостный вершитель правосудия опешил, откинувшись на спинку старого, как он сам, кресла. Целый долгий миг Ирия наслаждалась чистой победой. Или грязной.
– Ты...
– Я - Ирия Таррент!
– Конечно!
– герцог дико расхохотался.
Впору принять за сумасшедшего и испугаться. Если бы Ирия уже не видела говорящих привидений с мистическими Свитками Судьбы наперевес. А еще - сыплющего угрозами Роджера Ревинтера и ледяную скользкую змею - его папашу. А до кучи - королевских солдат, везущих семью Таррентов в Ауэнт. На смерть...
А еще ведь были желтолицые монахини из аббатства святой Амалии. Злющие не хуже этого старого пня.
А трусливый шакал братец? А мачеха - гадюка чище самой Ирии?
...Бездыханное тело отца на полу кабинета...
...Ледяная келья и родная мать с кинжалом...
Что уж тут даже упоминать о благородном и безобидном оборотне без тени?
По собственному лицу змеится едкая усмешка. Подождем, пока старый истерик прекратит дурацкий смех. Потерпим.
Ирия слишком устала, чтобы бояться - кого бы то ни было. Хватит!
5
– Значит, дочь Карлотты?
– резко оборвал собственный хохот старик.
– И, сударыня? У вас есть доказательства?
– Найдутся!
– отрезала Ирия.
– Живы те, кто знал об этом. И уж тем более - живы друзья и родственники посвященных в сию... омерзительную историю. Увы, правдивую.
Прости, дядя Ив! Но тебя старый мерзавец убить не посмеет. А дочери Карлотты нужно намекнуть хоть на кого-то. Она и так, как могла, отвела от тебя угрозу, заявив, что "посвященных" - целая шайка.
Получай против себя личный заговор, старый кретин! А если еще не кретин - станешь им после такого разговора. Если б не ты - мама была бы сейчас совсем другой!
– Конечно, клятва для Карлотты - звук пустой...
Вот ты и раскололся, гад ползучий! Мама, при всех ее, мягко выражаясь, недостатках, слово не нарушила...
Чем же она клялась - здоровьем Сержа? Первый сын всё-таки был ей дорог?
Карлотта Гарвиак сдержала клятву. Но тебе, старый мерзавец, об этом знать незачем!
– И прислала ко мне самую похожую на себя дочь, разыграв ее смерть? И зачем же, юная особа? Чтобы отправить меня вдогонку за вашим не слишком умным папенькой?