Измена: B-52
Шрифт:
Теперь
Катя выходит из душа в полотенце и улыбается.
– Саш, ты чего загрустил?
– Не знаю, просто задумался.
– М. О своей этой?
– Кать…
– Да-да, помню. Мы о ней не говорим, - передразнивает меня, потом подходит к краю кровати и шепчет, - Но я так не хочу тебя отпускать…Так не хочу, чтобы ты уезжал…
– Я тоже, малыш.
– Может сбежим?
– Как я все объясню? А ты что скажешь?
– Ой, мой Петя ничего мне не сделает.
– А Марина сделает.
– Ну понятно.
Фырчит, обижается и отворачивается
– У тебя телефон звонит. «Мама Марины».
Снова слышу эти нотки недовольства в ее голосе, да и сам не особо хочу брать трубку. С тещей у меня отношения ровные, правда, мы не ссоримся, не орем друг на друга и не ненавидим, но она сложная женщина с кучей каких-то своих собственных ожиданий, которые все вокруг должны воплощать, потому что «я так хочу и точка». Нет, сейчас трубку брать я не буду, уж извините, Маргарита Петровна.
Знаю, почему она звонит. У Марины очередной припадок, она выключила телефон и, спорю на что угодно, уехала к своей подружке жаловаться на мужа-подонка. Плевать. Разберусь с этим потом, сейчас не хочу даже представлять какой скандал она устроит из-за того, что я пропал на всю ночь. Выкручусь. Придумаю что-нибудь, навру — она поверит. Она мне всегда верит, у нее просто выбора нет. Марина не из тех женщин, которые лазают по телефону или следят, так что даже если она и подозревает что-то, а она подозревает, я знаю, у нее просто нет доказательств.
Подтягиваю Катю к себе за бедра, упираюсь в живот лбом и шепчу.
– Может нам попробовать пожить вместе?
– А как же Мариночка?
– Я уйду от нее.
– Но вы так долго вместе…
– Кать…
– Может лучше нам все прекратить?
– говорит, но дико фальшивит, и я этому даже улыбаюсь.
Смотрю ей в глаза, вижу, что горят — несерьезно она это, просто играется, а может так совесть очищает? Не знаю, и мне плевать. Я усмехаюсь, запуская пальцы под белое, махровое полотенце и слегка мотаю головой.
– Не говори ерунды, дура. Мне хорошо с тобой. Давай реально попробуем? Я уйду от нее, ты от своего идиота — снимем квартиру. Эту хоть. Как тебе идея?
– Ты сначала уйди, а потом будем говорить.
– Кать, я серьезно.
– Я тоже, Саш. Все женатые так говорят: «я уйду-я уйду», а я не дура, ясно?! Не стану ждать тебя у окна, пока ты там со своей этой воркуешь! Если уйдешь — тогда поговорим.
– По рукам.
Стас
Я просыпаюсь от того, что на меня выливают ледяную воду. Конечно, понимаю я это не сразу, но когда вскакиваю, как ошалелый или ошпаренный, что точнее — доходит из-за капель, стекающих с лица вниз.
– Твою…мать!
Дикий ржач раздается эхом в башке, которой будто орехи кололи. Узнаю этот чертов гогот из тысячи — Юрка, козел! Смотрю на него зло, а тот кидает в меня полотенцем и цыкает.
– Прикройся. Инцест — дело семейное, но мы ж не Ланистеры.
– Какого хера ты здесь делаешь, мудак?!
– Твоя мышка пулей дернула из гостиницы, так что я думал, ты уже проснулся и разрушил ее розовые замки.
Брат заваливается в кресло, нагло ставя ноги на стол, а я смотрю на пустую кровать и вспоминаю вчерашнюю ночь. В моей квартире
прорвало трубу, а у брата была смена в Астории — все сошлось один к одному. Помню, как приехал, помню, как выпивал, а потом отошел позвонить, и когда вернулся — увидел ее. Обычная вроде девчонка, не мой типаж точно, но после ряда факторов, по честному, плевать уже было, кто этой ночью будет рядом. Я просто не хотел оставаться один, да и злость надо было как-то сублимировать. Подхожу к барной стойке, смотрю на нее в профиль, не поворачивается же, зараза. Странная сама какая-то, но симпатичная. Волосы короткие по плечи, русые, кожа чистая, щечки круглые, но стоит глаза поднять, и я вижу в них какую-то огромную, непомерную грусть.«Что с тобой случилось, девочка?» - ей на вид лет восемнадцать, не больше, а слезы горькие, будто все сто лет прожила, - «М-да...Ты точно в моей лодке, малышка...»
Поэтому я увожу ее к себе и ни о чем не жалею: мне было очень хорошо. Пусть она и выглядела, как монашка-школьница, стеснялась, а скрывала внутри себя пожар. Думаю, мы все-таки помогли друг другу, как могли, поэтому сейчас я не дам в нос своему брату. Злости то и нет будто вовсе.
Оборачиваю бедра полотенцем и тихо усмехаюсь.
– Отец бы тобой гордился за твое отношение к женщинам.
– Ох, ранил до глубины души, - притворно хватается за сердце, но потом жмет плечами и добавляет, - Я ж не со зла. И ты вон подобрел. Понравилось? Снял стресс?
– Давно она ушла?
– игнорирую вопросы, ведь совершенно не собираюсь делиться подробностями, да и Юрка не настаивает. Так, для затравки докапывается — знает, что я все равно могила.
– Да минут двадцать назад, а что? Уже соскучился?
Выставляю средний палец и заваливаюсь на кровать, подбирая руку под голову.
– Хорошо, что ушла сама. Не люблю выяснять отношения на утро, а ее обижать совсем не хотелось.
– До тебя уже обидели?
«Что ему неймется то?!»
– Юр, свали, а. У меня голова гудит, я спать хочу.
– О нет, дорогой мой, сегодня я — старший брат.
Кошусь на него недовольно, но он весь подбирается и расправляет плечи — клоун, да и только.
– Я тебя контролировать пришел, чтобы ты не продолбал все на свете.
– Что несешь, дурень?
– Что несу?! У тебя самолет через три часа. Поднимай задницу, вали в душ, приведи себя в божеский вид и пулей в аэропорт!
– О-о-о…да в жопу все это.
– Пошел ты!
– вдруг вскакивает абсолютно серьезный, - Не смей этого делать, Стас! Я сказал — поднимайся и лети! У тебя завтра выставка с утра, на которой ты должен быть!
– Ты чего разошелся, малой?
– Хочешь просрать бизнес из-за какой-то суки?! Ты серьезно?! Ты столько работал и все зря?! Нифига! Поднимайся!
Смотрю на него, хлопаю глазами — таким его давно не видел. Юрка распалился просто максимально сильно. Злой вон весь, как черт, покраснел даже, и это настолько забавно, что я начинаю громко хохотать — в меня летит подушка. А потом и финальная угроза.
– Короче, если ты не спустишься к ресепу через полчаса, я звоню маме.
От старой, доброй угрозы, которая работает безотказно всегда, я смеюсь только громче, а когда он поворачивает к выходу, кричу в спину.
– Может пойдешь ко мне работать?