Измена. Если муж кинозвезда
Шрифт:
Открываю дверь и, не глядя в ее глаза, протягиваю руку и бормочу:
— Пойдем обедать.
Аня весь день тихая и внимательно смотрит на меня своими черными глазками и, думаю, не может дождаться, когда наступит вечер и я смогу ее отвести к родителям Андрея. Я тоже жду этого, чтобы наконец остаться наедине со своим горем и выплакать стоящие в глазах слезы.
Отведя Аню к Виктории и Александру, я обещаю дочери, что заберу ее завтра вечером, и собираюсь уйти, но Алина ловит меня за руку и тащит к себе.
Не успевает она затолкнуть меня в свою комнату,
— Что случилось? Ты плакала? Что ты такая опухшая?
Стоит ей только косвенно напомнить о произошедшем, как я начинаю рыдать, и меня уже не остановить. Она открывает мне свои объятия, ошарашенная моим поведением, и ждет, когда я пролью достаточное количество слез, чтобы начать говорить.
— Андрей изменяет мне с Анжелой… — всхлипывая, объясняю свою истерику.
Алина, услышав мои слова, вздыхает:
— Ты опять начиталась дурацких статей?
Отрицательно мотаю головой, чем заставляю ее удивиться.
Не в состоянии пересказывать Юлькины слова, я нахожу эсэмэску в телефоне и протягиваю его ей.
Алина пробегается глазами по сообщению и, отдавая мне мобильный, заключает:
— Я не верю этому!
— Ты хочешь сказать, моя подруга меня обманывает? — с вызовом спрашиваю, автоматически вставая на Юлькину защиту.
— Ты же не видела это своими глазами, — осторожно отвечает она.
Ну да, конечно, Алина пытается выгородить брата.
Встаю:
— Я пойду.
— Не руби с плеча. Дождись Андрея и поговори с ним.
Криво улыбаюсь.
— И ты думаешь, он признается мне в том, о чем молчал все время?
Мы не понимаем друг друга. Мы внезапно оказываемся на разных баррикадах, и мне обидно, что я не получаю от нее поддержки. Направляюсь к выходу.
— Я не верю, что он тебе изменяет! Он слишком тебя любит!
Я слышу произнесенные ею слова, но не оборачиваюсь и выхожу в коридор. Я очень хочу остаться одна.
Выхожу из дома и по знакомой дороге, словно на автопилоте, даже не вытирая мокрые щеки, понимая, что это бесполезное занятие, иду домой.
Мне так больно, как будто кто-то безжалостно взял мое сердце в тиски и сдавил его, и оно щемит, истекает кровью, но продолжает биться. Бесконечная неутихающая изощренная пытка, словно меня не хотят сразу уничтожить, а хотят посмотреть, как я буду мучиться, как я буду жить дальше с этой нестерпимой болью…
Пока я бреду по дороге, вспоминаю слова бабушки, которая когда-то говорила мне, что все страдания — в нашей голове, но я не понимаю: если действительно это так, почему же тогда болит где-то в области сердца?
И если все же принять ее слова за веру, то что же тогда делать?
Не получается вытряхнуть, как мусор, из моей головы эти страдания! Не отрубать же ее!
Едва войдя в дом, я падаю на диван и чувствую, как вибрирует телефон в кармане. Вытаскиваю его и вижу на экране три пропущенных звонка от Андрея.
Зачем он мне звонил?
Хотел узнать, выдала ли его Юлька?
Хочет услышать мои слезы?
Минут через десять телефон снова издает звук, и я, посмотрев на него, бросаю его на журнальный
столик, как будто он виноват в том, что случилось.Уткнувшись в диванную подушку, я опять заливаюсь слезами.
Нет! Это уже не истерика — я вою подобно одинокой волчице, получившей смертельную рану.
Моя любовь на грани самоуничтожения, моя ревность на грани помешательства, наши отношения — на грани краха, наша семья — на грани развода.
Но где эта грань?
Как ее не пересечь и не разрушить любовь?..
Но может быть, любовь только в моем сердце?
Я мучаюсь! Я жутко мучаюсь от этого и мучаю Андрея, но тогда я не понимала этого…
21 глава
Еду домой в ужасном настроении. После «сногсшибательного» соблазнения Юльки и ее обещания отомстить Настя перестала брать трубку, и наши натянутые отношения вообще прервались.
Я не понимаю, что это за детская глупая манера — обидеться и не отвечать на звонки. Меня невероятно бесит это.
Не понимая, что происходит, я позвонил Алине, и она сказала мне, что Настя в убитом состоянии и мне лучше приехать и поговорить с ней. В итоге я поругался с режиссером, все бросил и мчусь к свой непредсказуемой жене.
Вхожу в коридор и вижу на полу чужие мужские ботинки. Помрачнев, тихо двигаюсь в гостиную.
Никого нет. Останавливаюсь и прислушиваюсь. Голоса раздаются из кухни, и я бесшумно направляюсь туда.
Практически дойдя до двери, я улавливаю фразу Насти:
— Это тебя не касается.
— Ты знаешь, я люблю тебя! — восклицает другой голос, и я кривлюсь — Лешка.
— Знаю.
— После того, что было на берегу, во мне все опять загорелось синим пламенем.
Брови ползут к переносице.
Что у них было на берегу?
— Я не хочу об этом вспоминать.
Даже так! Значит, действительно что-то было.
Чувствую, как начинаю закипать от ревности, просыпающейся во мне.
— Ну да, я виноват перед тобой.
Вот те на! Этот паршивец еще и что-то сделал ей? Что?! Почему ничего мне не рассказала?
— Леша, мое отношение к тебе изменилось, но…
— Настя, я с ума схожу по тебе! Я люблю тебя! Я буду хорошим отцом Ане. Просто дай мне шанс.
Этого я уже не могу вынести и, влетев в кухню, без слов врезаю брату по его бесстыжей морде. Во мне пульсируют его последние фразы, и я не могу контролировать вскипевшую ярость. От неожиданности он пропускает удар и падает на пол. Краем глаза замечаю испуганное лицо Насти.
В то же мгновение она бросается к негодяю и, упав на колени, начинает обеспокоенно спрашивать у него:
— Как ты?
Он изображает слабую улыбку и, сев, вытирает кровь, потекшую из носа.
— Вставай, слабак, я не сильно тебе врезал!
Настя оборачивается и, прожигая меня возмущенным взглядом, восклицает:
— Он только вышел из больницы! Ты с ума сошел?
Ее реакция злит меня еще больше.
— Ты устраиваешь мне истерики из-за мнимых отношений с любовницами, а сама, пока меня нет, развлекаешься с моим братом? Что у вас было на берегу?