Измена. Мне (не) нужен врач
Шрифт:
Так странно… Бывшая подруга никогда не давала мне повода подозревать её в предательстве. Они с Вадимом мутили за моей спиной, но замечательно скрывались. Я была, словно слепая и глухая, у меня не возникло ни тени сомнения в их порядочности. Разве могла я представить, даже допустить мысль о том, что два близких человека плюют на всё, что связывало нас годами? На дружбу, на доверие.
Сейчас-то я понимаю, что именно должно было меня насторожить: у Лариски не было постоянного парня, и она никогда не делилась тем, что ей кто-то понравился. Не жалела вслух, что одинока. На ухаживания окружающих мужчин реагировала равнодушно. И это при внешности фотомодели!
Даже на девичнике
— Да что ты придумываешь? – посмеивалась я, — у тебя идеальная фигура, ни жиринки, всё на месте. И волосы, как у девушек из рекламы шампуня. Красоточка, не прибедняйся тут.
— Ага, красоточка, — она хмуро рвала на полоски бумажные салфетки и выкладывала что-то перед собой на столе, — если так, то почему ты первой замуж выходишь?
— Ой, не завидуй. Ещё неизвестно, кому больше повезло. Что это? Что ты там делаешь? – с удивлением рассматриваю её корявенькое оригами. На тёмной полированной глади стола белеет ровная, крупная буква «В».
Лариска быстрым движением сминает бумажки в кучку и кидает в пепельницу.
— Не стоит внимания. Хотела выложить «В+К= любовь», но не получается. Говорю ж, я тупица крикорукая, и всё порчу только.
Тогда я не придала её поступку значение. Наверное, зря. Она хотела мне намекнуть. А я оказалась недальновидной.
Блин, ладно.
Нахмурившись, тянусь к телефону, открываю мессенджер.
Читаю одно за другим сообщения, украшенные сердечками и плачущими и страдающими смайликами:
«Ты очень дорога мне, Ксю, и я не хочу потерять тебя из-за парня»
«Прости дуру, я раскаиваюсь, честно»
«Понимаю, как это отвратительно вышло, прости, прости, прости, сто тысяч раз…»
«Прости, что так получилось, я очень переживаю»
«Ну, Ксю…»
«Я тебя очень люблю, не хочу, чтоб ты ненавидела меня»
«Но и его я тоже люблю»
«Постоянно давала себе слово, что это в последний раз. Но он приходил, а я не могла ему отказать»
«Тварь я безобразная, ненавижу себя. Но вот бы кто-то научил, как его разлюбить»
Я представляю Ларискин печальный взгляд, насупленные брови, надутые губы. В груди защемило. Чего-то жалко стало…
Но она же предавала меня, и не один раз, сама признаётся. Мы были лучшими подружками, почему она сразу не сказала, что влюбилась в моего парня? Наверное, я смогла бы её простить, если бы не было дурацких тайн и потрахушек за моей спиной в туалетах. Мне же больно тоже. И противно. И тошнит от всего этого.
Всё, поздно, слишком далеко они с Вадимом зашли. Не могу…
Я откидываюсь обратно на подушку и бездумно зависаю взглядом на потрескивающей лампе дневного света, прикрученной к высокому белому потолку. Моя грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается, всё быстрее и судорожнее.
Еле слышно шепчу:
— Чёрт…
Сажусь на кровати, скукоживаюсь, утыкаюсь лицом в одеяло и беззвучно ору:
— Чёрт. Чёрт. Чёрт. Ненавижу. Ненавижу вас обоих…
Не сразу понимаю, что опять плачу. Рыдаю так, что на пододеяльнике появилось мокрое пятно. Перед глазами опустилась пелена, во рту соль, и надсадно ноет в затылке. А телефон продолжает принимать сообщения.
Дрожащей рукой хватаю его, размахиваюсь и изо всех сил бросаю в сторону двери. С глухим
стуком он разбивается на куски и, наконец, прекращает издавать звуки.Снова падаю лицом в одеяло и плачу. Это другие слёзы. Слёзы облегчения. Надо было сразу. Пошли вы все. Отстаньте от меня. Никто мне не нужен. Ни Лариска, ни Вадим, ни…
Вдруг чья-то тёплая ладонь ложится на мою голову.
Глава 8
Кто-то осторожно и ласково гладит мои волосы. Потом усаживается рядом. Близко-близко. Приподнимает меня, укутывает одеялом и своими руками. Я утыкаюсь влажным от слёз лицом в накрахмаленную ткань, пахнущую больницей. Чтобы не намочить, поворачиваюсь в сторону и чуть выше, к тёплой шее с еле слышным ароматом кофе и табака.
— Дела не фонтан, Ксюшонок? – низкий тихий голос, сочувственные интонации и «то самое» прозвище из детства заставляют меня всхлипнуть и захлебнуться в собственном горе ещё больше.
Киваю и захожусь в рыданиях.
— Тихо, малышка… — Алексей прижимает меня к себе ещё крепче, шепчет на ушко, — всё проходит. И это скоро пройдёт. Наступит новый день, он будет лучше вчерашнего. Вот увидишь.
Он еле-еле покачивает меня, нежно шепчет успокаивающие слова, каждый раз всё тише и тише. Они сливаются в непонятный шелест. Я хочу расслышать, о чём он говорит. Но чтобы разобрать эти почти невнятные фразы, мне приходится заставить себя прекратить истерику. Навострив уши, замираю. Но получается опознать лишь отдельные слова. И я расслабляюсь окончательно и перестаю думать о них. Просто наслаждаюсь вибрациями голоса Алексея, его теплом и запахом. Сидела бы так вечно…
Через некоторое время у меня получается приоткрыть горячие веки. Отодвигаюсь, прислонив висок к его плечу и осоловело рассматриваю шею, на которой быстро бьётся венка, ползу взглядом вверх, по мужественному подбородку с тёмными точками щетины к тонким чётко очерченным губам.
Сквозь саднящую боль в висках задумываюсь, зачем Алексей сейчас здесь? Он беспокоится обо мне? Ему жаль меня или… Может… В глубинах подсознания затрепетала надежда. А если я ему тоже нравлюсь? Хочу видеть его лицо. Освобождаюсь от объятий, скидываю одеяло с плеч. Промаргиваюсь от пелены перед глазами, с головой погружаюсь в синий водоворот. Меня неудержимо влечёт в космос его взгляда. Утекаю, растворяюсь в каком-то параллельной реальности, где с нежной полуулыбкой уголком рта Алексей легко и немного щекотно проводит шершавыми подушечками пальцев по моему лбу и скуле, убирает намокшую от слёз прядь, заправляет за ухо.
— Отпустило?
Делаю глубокий судорожный вдох. Моё сердце останавливается оттого, как Алексей прищуривается, поедая меня взглядом.
Мир вокруг нас теряет чёткие границы, становится серым туманным фоном. Воздух густой и горячий. Я не могу дышать в нём больше. Мне прямо сейчас нужно искусственное дыхание. И, раз уж в этой палате только один врач, именно он должен мне его сделать.
Кладу ладони на плечи Алексея и подаюсь вперёд. Не понимаю, как докатилась до такого. С непостижимым для меня нахальством касаюсь его приоткрытых от удивления губ своими.
Обречённо готовлюсь к тому, что он оттолкнёт меня сейчас. Но вдруг ярко чувствую его горячий жадный язык у себя во рту. С растерянным стоном закатываю глаза и чуть откидываюсь назад, голова больше не держится, кажется. Замираю так. Я как будто пьяная. Ловлю вертолёты. И опять хочется плакать без всякой причины. В животе словно взорвался воздушный шарик, наполненный горячей водой. Мне жарко и ошеломляюще хорошо.
— Так. Стоп. Давай-ка, — сбивчиво хрипит Алексей, отрывая меня и отстраняясь.