Измена. Мой непрощённый

Дом всего в двух шагах. Но я подвожу её прямо к подъезду. Снежана, уткнувшись лбом в спинку переднего кресла, роняет последние слёзы.

— Лапуль! Ну, ты чего? Как будто мы не увидимся больше, — подношу её руку к губам.

— Я не знаю, — шепчет Снежана и мне вдруг так неохота её отпускать. Как будто и впрямь навсегда. Но я-то знаю, что скоро вернусь! А пока… Нужно использовать каждый момент долгожданной свободы.

— Когда ты в Израиле была, мы ещё дольше не виделись, — решаю сказать. Правда, в тот же момент вспоминаю, что там у Снежаны был друг. Рафаэль. Или как там его?

— Это было ужасно! — произносит она с придыханием.

— Поверь, мне будет гораздо тяжелее, чем тебе, — я смотрю на Никитку, и сердце сжимается.

День уже в самом разгаре. А мне возвращаться домой! Я подгоняю Снежану. Однако прервать поцелуй не могу. На лавочке пусто. И багаж приземляется прямо туда.

— Постой, я сейчас перегоню машину и донесу, — говорю, вынимая коляску. Благо, что летний вариант!

Этажей всего девять, Снежана живёт на шестом. Нам везёт! Из подъезда выходит какая-то женщина. Увидев Снежану, она удивлённо вздыхает:

— Снежечка, здравствуй!

— З-д-расте, — неловко бросает Снежана, в то время как я держу дверь.

— А ты… а тебя… так долго не было, — продолжает она. Изучая глазами Никитку. Пытаясь прикинуть, как именно долго.

— Да, — Снежа в ответ улыбается, — Уезжала.

— Ммм, понятно, — кивает соседка.

И я попадаю под резкий «прицел» её глаз.

— Тёть Валя, с третьего этажа, — раздражается Снежа.

И я понимаю — она угодила в свой мир. В мир, где прошло её детство. В дом, где она родилась. Это я здесь — чужой! А она, словно рыба в воде.

— Ой, а где мой рюкзак? — ищет Снежа.

— Вот он, — я снимаю с плеча.

Снежана лезет в карман. Кулачок её держит какую-то вещь.

— Это тебе, он освещенный, — произносит она. И, разжав, демонстрирует крестик. Маленький, цвета чернёного серебра. Вместо цепочки — шнурок.

Я веду языком по губе. Какая-то тяжесть на сердце! Не могу объяснить, почему. Мы выходим из лифта. Я прислоняю коляску к стене.

— Ты же знаешь, что я не ношу, — говорю, но беру из её рук подарок. Металл холодит мои пальцы. Вбирает тепло.

Снежана вздыхает:

— Хотя бы в карман положи.

— Хорошо, — я сжимаю вещицу в ладони.

Целую Никитку в висок. Снежана опять тянет руки. Соль на губах — от её нескончаемых слёз.

— Я приеду и сразу тебе позвоню, хорошо? — убеждаю.

И, прежде чем лифт распахнётся, давлю на звонок. Когда входная дверь открывается, я уже еду вниз. В машине беру себя в руки. Курю. И когда на экране смартфона загорается «Снежа», я с трудом выбираю «принять».

— Илья, Илья! Ты представляешь, Джека нигде нет! Он, наверно, сбежал, пока я болтала с соседкой! — лепечет Снежана. На заднем плане слышится вопль Никитки.

Я напрягаюсь, пытаясь припомнить, в какой момент упустил Джека из виду. Неужели лохматая псина опять испоганит все планы? Заставит меня колесить по Торжку?

Взявшись за голову, вижу движение сбоку. Пёс сидит у машины. И с упрёком глядит на меня.

— Он нашёлся, лапуль, он на улице! — спешу успокоить Снежану.

Она удивляется:

— Как?

— Сейчас приведу, — отвечаю. Опять выхожу. Но Снежана бросает:

— Пускай остаётся с тобой!

— Как? — теперь уже я в нетерпении.

— Ну, чтобы тебе скучно не было, — произносит она.

«Да мне и так очень весело», — думаю я. А вслух говорю:

— Это Джек без вас будет скучать!

— Но мы же скоро увидимся? — напоминает Снежана.

— Э… Конечно, — бросаю невнятно.

Тем временем Джек продолжает взирать снизу вверх, ожидая, какое решение примут хозяева. Кажется, ему всё равно — где коротать вечера. Лишь бы кормили.

— Только не забывай давать ему витамины, — звучат наставления.

Я смотрю на собаку:

— Ага, не забуду.

Мы прощаемся. Снежа «целует» меня, долго машет с балкона. Стоит мне приоткрыть заднюю дверь, как Джек благодарно ныряет туда. И ложится плашмя. Наверное, думал, его собираются выбросить? Испугался, бедняга!

— Стокгольмский синдром? — вспоминаю диагноз. Кажется, так называют ситуацию, когда жертва стремится быть рядом с мучителем.

Джек снисходительно фыркает.

«Кто из нас двоих мазохист?», — говорит его взгляд. Я завожусь, и мы отправляемся в путь. Сегодня суббота. А значит, два вечера лени, спокойствия и одиночества ожидают меня впереди.

Глава 48. Настя

То, что утро добрым не бывает, я понимаю сейчас. Напрасно пытаясь открыть один глаз. Второй утопает в подушке. Рядом кто-то сопит…

Юбилей пролетел, как безумство! Чувство такое, что меня запустили в космос. И я приземлилась на пятую точку в песок. Тело болит так, как будто оно не моё! Голова существует отдельно от тела. Во рту отвратительно сухо. А в памяти уйма пробелов. Что было вчера?

Помню клуб. Помню Машку. Помню, как мы выпивали ещё до того, как пришли мужики. Было весело! Очень. К нам подкатили какие-то парни. Но тут объявился Витёк и быстро расставил все точки над «й». Особенно явственно помню я фразу:

— Это моя баба! — и взгляд на соперника. Такой, что аж у меня побежали мурашки по коже.

Тот самый Колян оказался… тем самым. Которого я обнаружила в сервисе, придя по «наводке» Ильи. Я не сказала об этом ни Машке, ни Виктору. Не хотела позорить себя. Ишь, ревнивая! И молилась о том, чтобы Коля меня не узнал. И он не узнал! Видно в тот раз был в подпитии? Или же был опьянён предстоящим экстазом. И приблуда с пучком и в пижаме оторвала его от любви.

Машке он сразу понравился. Правда, понравиться Машке нетрудно! Она просто любит мужчин, невзирая на возраст, размер кошелька и наличие вредных привычек. С её слов у мужчины должна быть «харизма». И у Виктора этой харизмы с лихвой.

— Слушай, Насть, ну, хорош! — восторженно заговорила она, когда мы оказались в уборной.

— Ему всего тридцать один, — напомнила я. Возраст, на мой взгляд, был единственным минусом Вити. Вот был бы он чуточку старше. И, желательно, разведённым. Тогда бы мы были на равных…

— Да пофиг на возраст! — нахохлилась Машка, — Ты посмотри на себя!

— А я и смотрю, — ответила я, фокусируя взгляд на своём отражении в зеркале, и пытаясь подкрасить глаза.

Я согласилась, что выгляжу круто и молодо. Но женская прелесть не вечна! А мне уже сорок. А там, и глазом моргнуть не успеешь, как полтинник нагрянет. Какое уж тут материнство?