Измена. (не) Любимая жена
Шрифт:
Как же страшно я ошибалась...
Я закрыла лицо ладонями и тихонько застонала.
Да разве же это укладывается хоть в какие-то рамки разумного?
Мы почти на пороге развода, между нами — пропасть и хаос. А стоит только коснуться друг друга…
Но я всё-таки должна быть ему благодарна за сказанное. Его слова помогли мне вернуться в себя и сбежать, пока не случилось то, что ещё больше запутало бы нашу и без того непростую и странную ситуацию.
И вот тут злость во мне наконец-то победила желание. Я села в постели и растёрла выкатившиеся из глаз слезинки.
Он
Простить за тот тяжкий грех, которого я не совершала!
Как будто не слышал ни слова из того, что я ему говорила!
Истосковался, видите ли. Готов уступить. Готов забыть и простить.
Промучившись всю ночь без сна, наутро я кое-как сползла с постели — с гудящей головой и потяжелевшими веками.
Порадовало только одно — когда спустилась в столовую, выяснилось, что муж давно уехал.
— Герман Александрович куда-то ни свет ни заря отправился, — доложили мне за завтраком.
Я задумчиво отпила свой крепкий кофе и почувствовала, что задышалось чуточку легче.
И куда нелёгкая его понесла в такую рань? Может, что-то на работе стряслось?
Впрочем, меня не должно это интересовать. Не должно — и точка.
У меня полно своих дел, помимо работы.
Вот только с ними не особенно-то задалось.
Вечно крутившийся в магазине Алексеев не появился ни до обеда, ни после. Какое-то время я ещё кусала губы, не решаясь заговорить о нём с начальством, но отчаяние поджимало.
Я должна была как можно скорее узнать, кому и зачем он отдал ту проклятую видеозапись. И он просто обязан мне рассказать, почему так долго не выходил из подсобки. Что он там, чёрт возьми делал, когда я отключилась?
За десять минут до окончания обеденного перерыва я прямо в торговой зале перехватила возвращавшегося в рабочий кабинет Милованова:
— Егор Андреевич, можно вас на пару слов?
Он обернулся.
— Что-то случилось?
Да тут и не знаешь, с чего начать…
— У нас? Нет, у нас всё в порядке. Я просто… вы не с Алексеевым обедали?
Милованов мотнул головой, но как назло, этим и ограничился.
— Он вам зачем-то понадобился?
— Не сказать чтобы… мне нужно кое-что спросить у него. Вот я и подумала…
— Нет, я его сегодня не видел.
— А вчера?
— И вчера.
Ну это ли не странно?
— Кгм… а могу я как-то с ним связаться?
Светло-карие глаза моего начальника прищурились:
— Нет, всё-таки что-то случилось.
Милованов знать не знал ничего о том, что происходило на корпоративе. Он вообще умудрялся пропускать мимо любые вопросы, не касавшиеся работы. И как объяснить ему своё внезапное и жгучее желание срочно переговорить с его деловым партнёром, я совершенно не понимала.
Оставалось только ругать себя за то, что из-за нервозности и кошмарного недосыпа сосредоточиться не получалось. Я так и не смогла хорошенько продумать, что буду плести Милованову, если он примется в подозреваку играть.
— Егор Андреевич, правда, ничего не случилось. Просто… просто на корпоративе мы с Валерием Викторовичем обсуждали один вопрос. И я хотела кое-что уточнить. И…
—
Я от него уже несколько дней ничего не слышал, — неожиданно признался Егор Андреевич, заставив меня замолчать с приоткрытым ртом.Кажется, он и сам испытывал по этому поводу некоторое беспокойство, просто старался этого не показывать.
Кровь отхлынула у меня от лица. Всё тело странным образом онемело.
Нет. Да нет же… Нет.
Нет, если бы Герман в приступе гнева… нет, не настолько же он заступил за черту.
Ведь не настолько же, верно?..
Глава 37
— Лиль, ну ты чего?..
Вернувшаяся с обеда Света обнаружила меня мечущейся по торговой зале. В кафе я сегодня вместе с ней не пошла. Потому что дожидалась начальства в надежде вызнать хоть что-нибудь об Алексееве. Но подруга приволокла мне целую коробку с полноценным обедом, в которому я уже вряд ли притронусь.
— Свет, ты же прикроешь? Я на такси буквально туда и обратно. Милованов опять куда-то по делам укатил, и я не успела у него отпроситься.
— Слушай, ну не думаешь же ты, что Ахматов… — она замолчала, прикусив нижнюю губу. На её милом лице читалось откровенное замешательство.
И это только усилило мою и без того бушевавшую панику. Вот. Вот именно. Подруга в этом не признавалось, но у неё на лице ведь написано, что она тоже не уверенна в способности моего мужа сдержать свой разрушительный гнев.
— Свет, ты сама всё понимаешь. А я просто свихнусь, если прямо сейчас не узнаю. Будто мне и без того мало головной боли. Просто… согласись, на Алексеева это совсем, совершенно не похоже. За всё время, что мы тут работаем, он дольше чем на день никогда не пропадал.
Я зря стала проговаривать свои наблюдения вслух — так они обретали отчётливую форму, звучали ещё убедительнее, ещё страшнее.
— Понимаю. Лиль, я всё понимаю. Езжай, — она отошла к стойке, забрала с неё мой несостоявшийся в обед. — Я это в холодильник пока положу. Вернёшься и пообедаешь.
Она посмотрела на меня очень пристально.
— Ты ведь вернёшься, верно?
— Само собой. Рабочий день в самом разгаре.
Подруга вскинула к глазам запястье с часами:
— Так, если через час я от тебя весточки не получу, я на офис Ахматова полицию натравлю.
Невзирая на всю нервозность, я умудрилась коротко рассмеяться.
Полицию надо было вчера вызывать. Прямо к нам на дом. Потом что происходившее вчера ночью на кухне иначе как преступлением против здравого смысла не назовёшь.
Совершенно неуместные воспоминания…
— Обо мне не беспокойся. Серьёзно, Свет, обо мне стоит меньше всего беспокоиться.
— Неужто? — подруга окинула меня выразительным взглядом. — Ты, Лиль, конечно, и в пять утра после целой недели беспробудной гульбы будешь выглядеть красоткой, но…
Да знала я, знала. Бледность, тусклый взгляд, тени под глазами от недосыпа. Вот уж где красотка, ничего не скажешь…
— Не критично, — я сунула телефон в сумку и поправила лацканы пиджака. — Это всё поправимо. Мне только нужно узнать, поправимо ли всё в случае с Алексеевым.