Измена. Отбор для предателя

— А тебе зачем? — бросает он на нее взгляд.

— Крылья выдрать подонку, — говорит она. — А потом утопить в отхожем месте и смотреть, как будет бултыхаться.

— Ого, — улыбается Блэйк, — а ты кровожадная девчонка. И чем это он тебе насолил?

— Не твое дело… И кстати, тебя бы я утопила вслед за ним, не обольщайся, мерзавец, — говорит она с ненавистью поглядывая на свой пульсирующий кулон.

Когда она впервые решила снять его, она кричала, как безумная и даже попыталась накинуться на инквизитора, но он тут же остановил ее сердце одним легким движением руки. Разумеется, симпатии от этого у Клементины к нему не прибавилось. Теперь, иначе, как подонком, или мерзавцем, она его не называла.

— А знаешь, Клементина, — говорит Блэйк, — думаю нужно предложить епископу идею, чтобы отправить кого-то из ордена на отбор. Будешь хорошо себя вести, я могу даже предложить твою кандидатуру.

Клем смотрит на Блэйка, а потом на меня, не понимая, шутит он или нет.

— Я серьезно, — говорит он. — Представь себе, жена Ивара Стормса, одного из сильнейших князей, первого претендента на кресло советника — член ордена инквизиции. Думаю, такая идея придется по вкусу епископу Фабиусу. Да что там говорить, он из мантии выпрыгнет от восторга.

— Подожди… Ты это серьезно?

Блэйк хмурит брови и задумчиво поглаживает бороду.

— Изначально я шутил, но теперь, чем больше я думаю об этом, тем интереснее мне кажется эта мысль. Жаль только, что это невозможно.

— Почему?

— А где ты тут видишь юных девственниц с хорошим воспитанием?

Клем одкидывается на сиденьи задумывается.

Я ловлю на себе странный взгляд Блэйка. Он словно хочет что-то сказать мне, но в последний момент передумывает.

— Что? — спрашиваю я.

37

Ивар

— Твоему отцу нравилась Элис, — говорит мать и отпивает из чаши. — Я даже немного ревновала. Трудно будет найти такую же красивую и здоровую, как она. Сейчас девки пошли уже не те, что в былые времена, сложно отыскать из сорной травы достойный цветок. Но я помогу тебе, сын.

В ответ на это я лишь морщусь, чувствуя, что отделаться от матери будет трудно. С тех пор, как умер отец, она стала совершенно невыносимой, и теперь помешана на том, чтобы контроллировать все, что ее окружает. И вот теперь оставила свое имение на юге, чтобы сделать мою жизнь невыносимой.

— Я вполне могу справиться и сам.

— Ты уже один раз справился сам, и чем это кончилось? Элис была хорошей девочкой, но, похоже, слишком слабой. Не смогла выносить сына.

— Ты не могла бы не говорить о ней? — говорю я, с трудом скрывая раздражение.

— Мне не нравится, как ты выглядишь, Ивар. — Осунулся, глаза побледнели, и волосы… Что с твоими волосами? Они всегда были такими густыми, такими сильными. Ты совсем перестал думать о том, как ты выглядишь.

Я провожу рукой по волосам и с отвращением смотрю на ладонь. Волосы действительно выпадают.

— Должно быть это от переживаний. Когда умер твой отец, у меня выпали почти все волосы. Кто бы мог подумать, что Диана Стормс будет носить парик всего в пятьдесят лет. Но скорби сокращают нашу жизнь, такова плата за счастье, которое мы не ценим, когда оно рядом.

Я морщусь и с недоверием смотрю на мать.

— Хватит нести чушь, мама, ты не была счастлива с отцом.

— Твой отец был жестоким и властным драконом, ревнивым и не терпящим возражений мужем. Но я любила его. Любила по своему…

— Счастлив это слышать, — говорю я и встаю из за стола, наконец радуясь, что можно избавиться от повинности находиться рядом с матерью, от скорбного и требовательного вида которой у меня уже сводит зубы.

Смотрю на ее густые косы пшеничного цвета. Совсем такого цвета были волосы Элис. Наверное эти срезали с какой-то девушки, чтобы моя мать могла пускать пыль в глаза окружающим.

А где теперь волосы моей Элис? Нужно спросить у Даррена.

ВДруг они сохранились где-то и от них еще пахнет ею… Ее уже нет в живых, а волосы все еще пахнут живой Элис.

Проклятье. Смотрю на мать и не испытываю ничего, кроме желания поскорее уйти.

У Дианы Стормс очень пышные волосы, которым позавидует любая… Диана Стормс врет даже себе. Сын Дианы Стормс, Ивар Стормс, обрек свою жену на гибель.

— Что ты так смотришь? — спрашивает мать хмурясь.

— Вспомнилось кое что.

В ответ она только качает головой.

— Ты очень странный, и ты мне не нравишься.

— Спасибо, мама, мне важно было это услышать.

— Не хами мне, Ивар, — вдруг повышает она голос и лицо ее становится грозным и нетерпящим возражений. — Я знаю хорошего лекаря, он найдет для тебя подходящие снадобья, которые восстановят твою силу. Перед претендентками ты должен предстать в лучшем своем виде, а не с потухшим взглядом и в рубашке, которую ты неделю не менял.

Я смотрю на свою сорочку, покрытую пятнами и морщусь.

— Прости, мама, я постараюсь впечатлить прекрасных дам и сменю сорочку, а теперь мне надо идти, — говорю я неискренне и разворачиваюсь, чувствуя, что сыт по горло этим разговором.

— Ивар, — окрикивает она меня в дверях.

Я поворачиваюсь и смотрю ей в глаза.

— Что?

— Как давно ты был с женщиной?

— Что?

— Когда ты последний раз овладевал женщиной?

— Я не собираюсь…

— Я познакомилась с одной симпатичной девочкой из твоей обслуги, дочь садовника, думаю, она тебе понравится. Возможно она взбодрит твою плоть и разгонит твою печаль, сынок.

Мать снимает с ветки большую черную виноградину и кладет себе в рот. Я вижу ее накрашенные губы и мне становится неприятно смотреть на то, как она жует, водя ртом из стороны в сторону. А ведь это моя мать, я должен любить свою мать, ведь так?

— Она ждет тебя в твоих покоях. Ее родители не против. Хотя, кого бы это волновало.

Я, не говоря ни слова, выхожу из столовой, чувствуя какое-то странное опустошение внутри. Девка, дочь садовника… А ведь я хотел ее сам. Почему же, когда мать решила подложить ее под меня, я испытываю только раздражение? Что изменилось?

Вхожу в свои покои и вижу ее.

На ней маленькое красное платье с соблазнительно приспущенным плечом. Пухлые губы и пронзительно голубые глаза. Боится, опускает взгляд. Едва заметно дрожит. Выглядит как подарок на день рождения, не хватает только ленты.

Я подхожу к ней и поднимаю рукой ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.

— Как тебя зовут?

— Калери, — говорит она дрожащим голоском. Ее губы похожи на спелые вишни, так что хочется впиться в них. Чувствую, как внизу живота едва заметно растет напряжение. Раньше она бы уже стонала, принимая меня в себя. Но теперь…