Измена. Я ее не брошу
Шрифт:
— Малыш, — слышу сквозь стук собственного сердца в ушах. Мычу нечленораздельно, вызывая смешок у мужчины. — В душ или прямиком спать?
— Угу, — бормочу.
— Уверена? Или, может, ещё подумаешь? — явно посмеивается надо мной Асланов.
О чём он вообще? Я не в состоянии думать, когда меня так укатали. Кое-как отлепив щёку от влажной каменной груди, смотрю расфокусированным взглядом в любимое лицо. Дамир улыбается и заносит в спальню. До меня доходит: он спрашивал про душ.
Прикрываю обратно глаза, полностью доверившись мужчине. Я всё ещё дрожу, ощущая, как каждая клеточка моего организма насыщается
Меня всю такую растёкшуюся устраивают удобнее на кровати. Обнимают, оплетают, жаром обволакивают. И целуют в чуть приоткрытые губы.
— Я больше не смогу, — шепчу, вяло уворачиваясь.
— Вижу, — усмехается тихо Дамир, прикусывая мочку уха и оставляя очередной засос на шее, — спи сладко, маленькая.
И я засыпаю с глупой улыбкой на лице и крепко погребённой под горячим мужским телом.
Почти на рассвете меня будит громкая трель дверного звонка. Дёргаюсь слегка испуганно, но Дамир на себя тянет, заставляя лечь обратно. Шумно выдохнув и прокляв Натана матом, поднимается. Включает тусклый ночник, шарит по полу в поисках одежды. Мы оба совершенно голые, а он ещё и со следами царапин и моих укусов. Чёрт, кажется, не только он метил меня, но и я его. Ничего не найдя, мужчина заворачивает бёдра валяющимся покрывалом и идёт открывать дверь.
Смущённо падаю на подушки и закрываюсь одеялом с головой. Просто представляю, что его сейчас Натан в таком виде увидит. А когда наши сброшенные одежды на кухне заметит, точно не избежать пошлых шуточек и подколов.
— Завали! — рявкает Дамир. Вот, кажется, уже началось.
Дверь в нашу комнату хлопает. Вздрагиваю и жмурюсь. Матрас прогибается, и одеяло тянут за кончик. Отпускаю край, выглядывая из убежища.
— Есть в этом доме хоть уголок, который вы не осквернили? — летит ворчливый вопрос за стенкой. И я готова провалиться сквозь землю со стыда и от смущения. Похоже, Натан зашёл на кухню.
— Ты же помнишь? Чем больше краснеешь, тем сильнее я тебя хочу, — мурлычет ласково Дамир со смешинками в глазах. Его вот совсем ничего не смущает.
— Я не специально, — бормочу, облизывая губы, и, охнув, давлюсь дыханием. Просто мужчина поцелуем рот закрывает и жаром меня наполняет.
Насладиться последними минутами нам не удаётся, так как за стенкой гремит посудой, шумит водой и ворчит один вредный Варвар. И это не я его обозвала, прозвище такое прицепилось со времен института.
Выгоняю Дамира отвлечь Натана. Кутаюсь в халат и, подхватив чистые вещи, бегу в ванную.
Сборы не занимают много времени. Быстрый душ, небрежный пучок, самая простая одежда — удобные широкие штаны и тёплая толстовка. И вот я уже готова к переезду.
— Доброе утро, тигрица, — хмыкает Натан, когда захожу на кухню.
— Не нарывайся, Нат, — рычит Дамир и отодвигает для меня стул.
— Молчу-молчу, — поднимает руки вверх, сдаваясь, адвокат и тянется к папке с документами. Кладёт на стол документ о расторжении брака и новенький паспорт. — Нет больше Вероники Яровой. Как и Валиевой. Теперь ты Анна.
— Иванова?! — возмущённо вскидываю голову. У нас в детском доме этих Ивановых пруд пруди было. Даже Иванов Иван Иванович был. Обычно эту фамилию дают тем, у кого совсем нет родных. Кого нашли или подкинули.
— Выйдешь замуж — сменишь фамилию, — фыркает Натан и подмигивает.
А вот Дамир ещё сильнее злится, чашку с такой силой сжимает, что она трескается под напором его пальцев.— Только на Асланову, — шепчу успокаивающе и целую в щёку.
Мы втроём завтракаем вчерашними блюдами. Согреваемся горячим кофе. Я жмусь теснее к молчаливому и напряжённому Дамиру. И очень стараюсь не расплакаться. Держалась ведь эти дни.
— Если хотите провернуть всё незаметно, нужно выехать из города до рассвета. Прощайтесь в темпе. Я буду в машине, — хлопает в ладони Натан, отвлекая от мыслей, и выходит из кухни. Даёт нам несколько минут наедине.
Я не знаю, что нужно говорить в таких ситуациях. Да и язык будто прилипает к небу. Меня потряхивает. Дамир, с шумом выдохнув, к себе тянет. Обнимает крепко.
— Всё будет хорошо. Не волнуйся, ладно? — шепчет, губами прижимаясь к виску. Ладонь смещает на живот, даруя немного тепла. — Позаботься о себе и нём.
— Как мы его назовём? — выпаливаю внезапно, отстраняясь и в глаза заглядывая. — Сына. Мы так и не придумали имя.
— Я доверяю тебе, ты подберешь самое правильное и верное имя, — Дам стирает дорожки слёз и целует в солёные губы.
— Нет. Скажи! Хоть как-то поучаствуй в его судьбе!
— Ника, — напрягается он, хватка становится жёстче. — Не рви душу, маленькая.
— Скажи! — упрямо поджимаю губы, смаргивая чёртовы слёзы.
— Марат, — прикрыв глаза, прижимается лбом к моему лбу.
— В честь твоего отца, — согласно киваю, стискивая шею мужчины.
— Моя Беда, — выдыхает с шумом, усмехаясь.
Целую в губы, хватаю документы и, соскочив, выхожу из кухни. Дамир идёт следом, слышу его почти бесшумные шаги, но стараюсь не останавливаться. Не даю себе промедления. Иначе точно разревусь и никуда не поеду.
— Не провожай меня, — тихо прошу, надевая ботинки и не оборачиваясь. — Пожалуйста, останься здесь.
Дёргаю с вешалки куртку и выхожу из квартиры. Дверь с глухим стуком закрывается, отрезая нас друг от друга.
Глава 38
Ника
Из всех возможных рейсов я выбрала Кипр. Страну, где официальный язык — греческий, которого я, к сожалению, не знаю. Чем же я руководствовалась? Наверное, тем, что с детства мечтала побывать там, где зародились мифы и легенды Древней Греции. В Грецию рейсов, увы, не было. Да и потом, именно у берегов Кипра из воды вышла Афродита, рожденная из пены. И зимой можно увидеть ту самую пену. Именно на Кипре жил Пигмалион — гениальный скульптор, создавший статую из слоновой кости и полюбивший до беспамятства. Богиня так прониклась его чувствами, что оживила Галатею.
Ещё несколько десятков мифов и легенд из одноименной книги стали тем самым толчком при выборе. Благо Натан вместе с новым паспортом мне ещё и шенгенскую визу сделал, поэтому проблем с перелетом не возникло.
Зря я, конечно, переживала и планировала незамедлительно начать учить греческий, так как по приезде обнаружила, что никакого языкового барьера нет. Многие киприоты понимают русский, худо-бедно изъясняются. А в туристических зонах вообще почти всё на русском. Вплоть до вывесок и названий блюд в меню ресторанов. Также все таксисты, персонал гостиницы, продавцы и даже сотрудники банка говорят по-русски. Удивительно просто!