Измена

— Посмотри на меня, детка, — убирает мои руки с лица, ласково заправив выбившуюся прядь волос за ухо. — Не переживай, слышишь? Считай, что я сам во всем виноват, потому что по большей части это так и есть. Я ни за что в данный момент не откажусь от тебя. — целует мои губы, покусывая их и оттягивая в свою сторону. — Кстати, сохраню у себя твой полароид. Буду следить за ним, как за зеницей око. Теперь ты не отвертишься от фотографий, — громко и заливисто смеется, вызывая в душе трепет от столь умилительной картины. Передо мной полностью обнаженный мужчина, делающий фотокарточки меня самой.

— Просто я хочу, чтобы эта памятная подаренная мне вещь хранилась у тебя. Мне нравится то, как ты снимаешь. А эти фотографии… Это скорее компромат на меня. Так что сожги снимки! Снимай лучше что-нибудь другое, пожалуйста.

— Ага, мечтай! Ты моя модель. Истрачу все кассеты и пленку для полароида и обвешаю всю квартиру твоими снимками. А сейчас иди ко мне, малыш, хочу ощутить твое тело снова, — не успеваю к нему приблизиться, как Хьюго переворачивает меня на спину, накрыв мое тело своим.

— Извращенец, — смеюсь я, пытаясь увернуться, но зеленоглазый не позволяет далеко ускользнуть от него, вновь даря свою ласку и нескончаемое удовольствие.

После столь бурной страсти пытаюсь отдышаться на измятых простынях в полном беспамятстве. Ко мне только сейчас постепенно начала возвращаться реальность, приводя в чувство, словно удар обухом по голове…

— Хьюго! Кошмар! Я, кажется, опоздала! — подскочив с места, в спешке собираю с пола свою одежду и, как можно скорее, натягиваю ее на себя. — У Джеймса уже закончилась тренировка. Я должна была его забрать вместо Дэвида. Что же я творю? — хватаюсь за голову, а этот нахал лишь широко улыбается.

— Я тебя подвезу, не волнуйся, истеричка, — хватает снова меня за ноги, укладывая на постель, руками захватив в свои тиски грудь, крепко сжимая ее. — Я ещё хочу… Сильно хочу. Всегда, Джозефин.

— Нет, уйди, ненасытное животное! Хьюго! С ума сошел? — повышаю голос для убедительности. — Дэвид оставил мне свою машину, так что сама доберусь. Пусти же, — толкаю парня, но Хьюго успевает запечатлеть обжигающий поцелуй в губы, через мгновение все же отпуская из своих крепких объятий.

— Я хочу проводить с тобой каждую минуту каждого дня пока нам обоим это не наскучит, — тяжело вздыхает. — Пока нет твоего мужа в городе, так все и будет. И это не обсуждается, — натягивает на себя джинсы, в упор глядя на меня, ожидая реакции.

— Что? Как ты себе это представляешь? — не знаю даже, как реагировать на его слова: то ли плакать, то ли радоваться. Он ведь пошутил?

— Я все устрою! Это будет сюрприз. Идем. — перекидывает мое тело к себе на плечо и под громкий визг моего уже охрипшего голоса несет на улицу в сторону припаркованной машины.

— Хоть футболку накинь, слышишь, сумасшедший? — брыкаюсь я.

— Пусть смотрят, какой парень живет рядом по соседству, — смеется брюнет, шлепнув меня сильно по заднице.

— Ау, больно! Ты на мне живого места скоро не оставишь! Я и так вся в твоих отметинах, — обиженно ворчу под громкие смешки нахала.

* * *

По дороге к Саффокл-Каунти, мчась на всех парах в государственную среднюю школу смешанного типа «Челмсфорд», я хотела было уже позвонить сыну или его тьютору, но мой телефон, как обычно, не вовремя разрядился. Что же я за мать-то такая?! Хорошо, что это не игра, а лишь тренировка!

Поставив машину на сигнализацию, бегу со всех ног в сторону футбольного стадиона. Не успеваю я завернуть за угол каменного здания, как вижу за окном неподалеку от входа в школу, около лестничного пролета своего ребенка, хмуро смотрящего на свою «недомать», которая опоздала на целый час.

Миссис Флетчер, тьютор Джеймса, смотря на меня далеко не с осуждением, а, на удивление, с понимаем, оставила нас с сыном наедине, кивком поздоровавшись. Медленно ступаю по сырому асфальту, словно в замедленной съемке, приближаясь к собственному ребенку, не зная, какую реакцию ждать от него, если начну прямо сейчас что-то говорить.

— Джеймс, я…

— Где ты была? — с грустью спрашивает мой мальчик, отчего сердце начинает больно сжиматься в груди. — Папа мне по телефону сказал, что ты посмотришь мою тренировку, пока его не будет. Я ждал тебя и звонил по телефону много раз. Ты не отвечала. А еще я похвастался другим ребятам, что моя мама будет болеть за меня, — опускает голову, потупив в пол грустные глаза. — Они надо мной после тренировки посмеялись, — прошептал, медленно поднимая свою крошечную голову и пронзая своими голубыми от слез глазами, которые отливали сейчас не чистым синим оттенком, а более светлым.

— Прости меня! — все, что смогла вымолвить. Не могу и не хочу оправдываться перед сыном, прекрасно понимая, что я бесконечно неправа. — Пожалуйста, Джеймс… — сейчас у меня так сильно скрутило живот, а сердце еще крепче сжалось от ненависти и неприязни к самой себе. — Твоя мама просто ужасная и… Прости, что опоздала. Мне нет оправданий.

— Я все равно люблю тебя, мам, — подходит и обнимает меня, уткнувшись лицом в живот. Присев на корточки, я зацеловываю каждый участок кожи на его личике.

— Проси у меня все, что хочешь. Я и правда виновата, малыш.

— Хочу новую приставку, — не стушевавшись, отвечает мой любимый человечек, вызывая самую искреннюю улыбку.

— Без проблем, — серьезно, не оспаривая, отвечаю ему.

— Шутишь? Мам, ты шутишь? — радостно обнимает меня за плечи хихикая.

— Нет, прямо сейчас поедем и купим, какую сам выберешь! Простишь маму?

— Я не обижался, ну, если только чуть-чуть. Вот столько, — соединяет свои миниатюрные пальчики, как бы показывая, насколько именно была скоплена на меня обида.

Наклонившись за рюкзаком, джемпер Джеймса оголил крошечную спинку, на которой виднелись синяки… Что?

— Джеймс, что это? Ну-ка подойди! — задираю кверху одежду и вижу, что спину сына украшают несколько огромных свежих синяков. Дотронувшись, слышу, как он вздрагивает. — Что это еще такое? Отвечай! Сейчас же поговорю с твоим тьютором! — направившись в школу, слышу голос сына.

— Мам, я просто поспорил, — оборачиваюсь и вижу, что сын потупил свои глаза в сторону, двигаясь к припаркованной машине.

— Я слушаю тебя внимательно, — строго говорю вслед, намекая, чтобы он продолжал начатый разговор, а у самой сердце так и норовит выпрыгнуть из груди.

— Парни шутили над Ханной, а я заступился. Мне не нравятся такие шутки. Не про нее. Но я все равно остался победителем. Мы с Крисом всех побили, — явно преумножая свои возможности, хвалится победой этот маленький чудак человек. — Но мне было не больно. Правда. Только тренер заставил больше заниматься из-за этого. Но, если бы они продолжили, я бы все равно не дал Ханну в обиду. Снова бы ударил, — усмехается ребенок в то время, когда я лишь тяжело вздыхаю, понимая, что разговор еще не окончен. Нельзя же махать кулаками направо и налево. В конце концов, он должен научиться более цивилизованным методам отстаивания собственной позиции. Прибегать к кулакам нужно в крайних случаях. — Мам, а можно я никогда не женюсь? — не успев пристегнуть ребенка, вхожу в ступор окончательно.