Изменить будущее

Врач спросила меня, что это? Я рассказал, что видел в журнале "Наука и жизнь". Что-то типа йоги. Гимнастика, такая лёгкая. Лечащий врач, приглашённый дежурным, сказал, что: "лёгкая – это хорошо… А тяжёлая для здоровья – плохо. Особенно после ангины". Я согласился. Но за моими движениями руками и ногами всё же приглядывали.

Однако комплекс я делал красиво и гармонично, в синей пижаме это смотрелось очень по-китайски, и врачи сняли меня с контроля. Несколько выздоравливающих тоже присоединились ко мне, но меня скоро выписали.

На следующий день, когда я вышел из подъезда, меня поджидал Валерка. Он вышел из своего подъезда и сходу спросил:

– Оклемался? Что было?

– Ангина, – сказал я.

– Классно ты грохнулся. Прямо башкой об пол "хрясь"! Хрен так повторишь. Как мозги?

– Валер, пошёл нах, – Сказал я, стараясь не обращать на него внимание.

– Чо! – Дёрнулся он в мою сторону, пытаясь взять на испуг, но, видя, что я не реагирую, остановился и прищурился.

Я прошёл мимо.

В той жизни мы с ним постоянно, класса до восьмого, дрались и он побеждал, потому что был старше и наглее. Поэтому он, как бы, верховодил во дворе. Кроме него только Славка был старше нас на три года и считался абсолютным авторитетом.

Однако в восьмом классе я вымахал и даже на физкультуре побеждал в борьбе нашего Женю Рошкаля, здоровенного парнишку, занимавшегося классической борьбой.

Я уже пять лет занимался самбо, а он только два года борьбой, вот и побеждал, пока Женя не стал кандидатом в Олимпийскую сборную Советского Союза. Поэтому наши взаимоотношения с Валеркой к девятому классу несколько выровнялись. Я хоть был и не драчливым, но он, видимо, понимал, что если дойдёт до драки, ему несдобровать. Он походил немного в тот же клуб, что и я, но вскоре бросил. Но мой потенциал его вразумил. Сейчас он по привычке меня поддразнивал, зная, что первый я драться не полезу, а тут и вовсе сник.

– Ну ты чо, Дрозд.

– Дрын через плечо, Грек. Веди себя прилично. На тебя дети смотрят.

Валерка ошарашено посмотрел на пробегающих мимо нас второклашек.

– И чо?

– Ты повторяешься, Грек.

Он озадаченно стих.

Сегодня снова первым уроком стояла химия.

В кабинет без учителя не впускали. Раковины с водяными смесителями так и притягивали нас похулиганить.

– Ну, что Шелест, может расскажешь нам про азот, – коварно спросила меня химичка. – Ты же учил?

– Я-то учил, Татьяна Валентиновна, да уже и забыл.

– А на экзамене, тоже это скажешь? Иди-иди к доске. У тебя условно-досрочная четвёрка.

Я вылупился на химичку… Ничего себе… "условно-досрочная"… Термины то какие!

Не успев сесть за свою вторую парту в центре, я шагнул к доске.

– Азот, – начал я, – химический элемент….

В классе послышались смешки.

… пятой группы периодической системы Менделеева с порядковым номером семь. Обозначается латинской буквой "N". Атомная масса азота 14. Строение атома два – пять.

Я нарисовал.

– Молекула состоит из двух атомов…

– Так… Это знаешь. Зазубрил в больнице? Похвально. Свойства?

Я рассказал всё, что я знал про азот, а про азот я знал много, потому что по своей первой, инженерной специальности изучал рефустановки и работал на них и нахватался в своё время аммиака, мама не горюй.

Рассказав про взрывчатые вещества, которые я изучал по своей второй специальности, я уже начал было повторятся, как прозвенел звонок.

Химичка смотрела на меня так влюблённо, что я едва не сомлел. Она мне и тогда нравилась, почему я и хулиганил на её уроках, а сейчас…

– Ну, Шелест… Жаль, что нельзя исправить четвертную. Поразил… Или ты так головой стукнулся? – Хихикнула она, но увидев мои глаза, извинилась. – Прости, Шелест. Вырвалось. Все свободны.

– Точно стукнутый, – прошептала проходя мимо Ленка Смирнова, бросая на меня странный взгляд.

Математика прошла штатно. В ней я был твёрдым середняком, "хотя мог бы и на пятак натянуть", как говорил мне папа, махнувший на меня рукой после восьмого класса. Программа минимум, по его мнению мной была выполнена. Аттестат о среднем неполном имелся, а дальше государство давало широчайшие возможности: от армии до средне и высше-технического.

Людмила Давыдовна почему-то спросила меня, как я себя чувствую и не болит ли у меня голова.

Я сказал не болит, но чешется. Математичка удивилась.

– Ты это о чём, Шелест?

– Ну вы же интересуетесь моим самочувствием. Шрам на затылке очень чешется. Сильно я головой стукнулся, – сказал я со зловещей хрипотцой в голосе, обведя класс недобрым взглядом и улыбнулся. Класс заржал.

– Ой, Шелест, – махнула на меня рукой Людмила Давыдовна, добрейшей души человек. – Иди тогда к доске. Заодно там и почешешь затылок. Или что нибудь другое. Напомнишь нам, что такое интеграл и с чем его едят.

Класс захихикал, но по-дружески, жалеючи.

"Хорошо, что в больнице имелись свои учебники", – с благодарностью подумал я.

– Интегра-а-ал… Честно говоря, не особо помню, – сознался я.

– Ну…Формулу Ньютона-Лейбница помнишь?

– Вроде помню.

– Пиши…

Я написал.

– И Что это значит?

– Это предел сумм… – пробубнил я, и почесал затылок.

Класс "грохнул", а я продолжил:

– Принцип Кавальери формулируется так: если прямые некоторого пуча прямых пересекают две фигуры по отрезкам равной длины, площади фигур равны. А итоговую формулу уже вывели Лейбниц и Ньютон.

– Откуда же они её вывели, бедненькую.

– Из средневековья, – пошутил я.

Людмила Давыдовна прикрыла ладонью губы и тихо засмеялась.

– Ладно, Шелест, садись. Хоть это помнишь. В принципе, ответ на четвёрку. А у нас сейчас логарифмы, – сказала она, повысив голос и постукивая указкой по передней парте.

– Вот оно мне надо? – Спросил я неизвестно кого, садясь за парту.

– Ну ты, Мишка, и прикалываешься сегодня, – прошептал Костик, искоса поглядывая на математичку. Указка у неё была длинной.

– Еле выкрутился, – прошептал я.

– Ни фига себе, еле выкрутился… Да у Давыдовны четвертак получить… когда она вот так вызывает по прошлым темам… Максимум трояк.

Людмила Давыдовна Пляс, стала учить нас только в девятом, после "слития" трёх восьмых классов в два девятых, а у "б" класса она вела уже давно.

На истории я загрустил. Никогда не любил ту историю. Эли эту? Когда историчка, слишком полная и не очень опрятная женщина начала читать нам из учебника о буржуазной революции в Японии, я поскучнел.