Изнанка гордыни

Я больше не дергаюсь, только выкручиваю шею и смотрю на бушующее пламя — погребальный костер Изабеллы Вимано и Венто, один на двоих. Неужели все закончилось?

Элвин отпускает меня, встает. Черный смерч вокруг нас свистит, набирая скорость. Я, приподнимаюсь. Забыв как дышать, смотрю на пляшущую рядом смерть, и отчего-то кажется, что поединок со жрицей не закончен.

Лицо мага застыло в яростном усилии, обострились скулы, брови сомкнуты, руки судорожно дергаются, сжимаются в кулаки, словно он ловит-ловит, но никак не может поймать невидимую муху.

Вихрь странно пульсирует. Гудящая стена плотного ветра надвигается… И отступает на прежние позиции. Дрожит пол, смерч взмывает вверх, касается потолка, и я вдруг вижу над головой небо в тусклых звездах и клочьях облаков.

Северянин с хлопком смыкает ладони — он поймал, прихлопнул свою муху. И смерч исчезает. Совсем.

— Уфф, — он без сил опускается на пол рядом со мной, прислонившись спиной к алтарю. Трясет левой рукой и дует на нее, будто ненароком ухватился за что-то горячее. — Еле успели. Еще бы чуть-чуть и…

— И что? — отчего-то шепотом спрашиваю я.

Маг дергает плечом:

— И все. Инферно на человеческой половине мира. Даже не монстр, просто чистый Хаос. Ты же видела — она уже начала распадаться.

Я не понимаю ни слова, но на всякий случай киваю. Нет сил задавать вопросы.

— Спасибо за помощь. С ножом — это было очень вовремя, — говорит он. И резко. — А теперь рассказывай, какого гриска ты здесь забыла?!

— Могу спросить вас о том же, — отвечаю я самым холодным тоном. — Мне казалось, вы покинули Рино.

— Я вернулся. Разобраться вот с этой маленькой проблемой. Еще раз, Франческа: что ты делаешь среди культистов?

— Вы же и так все знаете, сеньор Эйстер. И слушать меня вам не интересно.

Он морщится:

— Это что за попытка устроить сцену, сеньорита?

— Я хочу, чтобы вы извинились.

— Пока не вижу, за что извиняться.

Мы смотрим друг на друга в упор. Потом я уступаю. Он, должно быть, прав. Трудно было подумать иное, увидев меня рядом со жрицей. И я слишком хорошо понимаю, какая участь ждала нас с Риккардо, не окажись мага поблизости.

Рассказываю обо всем. Элвин слушает молча, не торопится, против обыкновения, вставлять ехидные шутки, лишь иногда задает вопросы. Это настолько не похоже на его привычную манеру общаться, что я не выдерживаю:

— Что с вами случилось, сеньор Эйстер?

Маг приподнимает бровь:

— Случилось?

— Я хочу сказать: почему вы молчите?

— Наверное, потому, что вы говорите, сеньорита. Это называется “слушать”.

— А что стало с вашей привычкой вставлять гадости?

— Так потрясен, что нет слов, — язвительно отвечает он. — Хотите гадостей, потерпите до завтра.

Когда рассказ переходит к Венто, я сперва сбиваюсь, но Элвин не спешит крутить пальцем у виска и спрашивать про наследственное безумие семьи Рино, поэтому я решаюсь быть полностью откровенной.

С каждым словом груз, камнем лежавший на душе в последние дни, становится легче.

Он крутит пальцем у виска чуть позже, когда я рассказываю, как покинула дом на ночь глядя.

— Гениально! Сеньорита, признаю, был неправ, когда говорил про талант находить неприятности. Дело не в таланте. Ваш секрет в выдающемся уме и житейской смекалке.

Эти слова заставляют меня рассердиться не на шутку.

— Но что я могла сделать?! Если нет никого, кто мог бы помочь?

— Да, да! Конечно, поехать одной в храм Черной Тары — самое мудрое решение.

Вот теперь он снова похож на себя. И мне снова хочется его убить.

Сухо и коротко рассказываю о выборе, который мне предложила жрица. И о своем решении. На лице северянина отражается изумление, он смотрит на меня как-то совсем по-другому. Так, словно видит впервые.

— Значит, вы с самого начала собирались познакомить красотку Вимано с ее ножом?

Обида возвращается. Я жажду извинений за брошенную ранее в лицо клевету, но не похоже, чтобы маг собирался извиняться.

— Вы вправе не верить, — сердито отвечаю я. — Намерения нельзя доказать.

Элвин улыбается и касается моей щеки кончиками горячих пальцев. Краснею под слишком пристальным взглядом.

— Верно. Потому намерения ничего не стоят, важны только поступки. Вы отважная, но совершенно сумасшедшая девчонка, Франческа.

Вспыхиваю, не в силах скрыть, как приятны мне его слова. Слишком уж они не похожи на обычные дежурные комплименты северянина, мало отличимые от насмешек.

Все еще думаю, что ответить, когда из-за спины раздаются шорохи и осторожный шепот Уго и Орландо. Элвин вскакивает, мгновенно теряя ко мне интерес. Слышу звук удара, стоны, а потом веселый голос мага:

— Друзья, невежливо покидать званый вечер, не попрощавшись. К тому же у меня осталось столько вопросов!

Ругаю себя — как можно было забыть, что мы здесь не одни? Поднимаюсь, опираясь на алтарь. Отчего-то болит все тело, особенно локти и колени. Рядом, на жертвеннике все так же привязанный Риккардо. Он без сознания и мне не хочется будить его.

Свечи давно потухли, в углу тлеет одинокий факел, почти не давая света, но самый темный час давно миновал. В святилище серые сумерки. Подходит час утреннего богослужения, скоро здесь будет людно, придут священник, служки, крестьяне. Что подумают они, застав оскверненный храм и всех нас?

Маг стоит чуть поодаль над телами незадачливых поклонников Черной. Его длинные пальцы музыканта беспокойно движутся, словно вяжут узлы на невидимой веревке. Он пинком переворачивает Джованни на спину:

— Пожалуй, начнем с тебя.

Мне отчего-то становится страшно за брата.

— Что вы собираетесь делать?

Элвин ухмыляется:

— Я сегодня в роли исповедника. Устрою культистам таинство покаяния. А ты ступай, дочь моя, и не греши.

— Не надо, — прошу я.

— То есть, как это “не надо”, Франческа? Это что — очередное проявление квартерианского всепрощения?

Истеричные рыдания со стороны алтаря вторгаются в наш разговор. Разрываюсь между двумя братьями. Каждому нужна моя помощь.