Изнанка

* * *

– О-о-о, заходи, заходи! – громко сказал Виталий, когда Борис приоткрыл дверцу в воротах и махнул рукой в знак приветствия.

Виталий сидел за столом на веранде и пил кефир из граненого стакана. На его черной сдвинутой на бок шапочке висел пожухлый березовый лист.

– Как самочувствие? – поинтересовался Борис, присаживаясь на скамью.

Виталий скривился.

– Да вот, не пойму пока. Вроде бы и не плохо, а с другой стороны… муторно как-то. Кефир будешь? Или похмелишься чуток? Я сам-то не любитель похмеляться.

Борис отказался, а потом рассказал про, казалось бы, беспричинную тревогу, и про разбившихся птиц. Виталий выслушал его и настороженно уставился в небо.

– Странно все это, – тихо сказал он. – Я, между прочим, тоже отчего-то тревожусь. Душа будто не на месте. Ты вот про птиц рассказал, а я совсем недавно видел двух крыс. Они выскочили во двор и вели себя как бешеные: носились туда-сюда, пищали и натыкались, словно слепые, на все подряд. Я как раз в это время со стола убирал, ну и швырнул в них консервную банку. А они так и продолжали по двору носиться. Я уже собирался еще одну банку в них кинуть, но они вдруг застыли, встали на задние лапки, а потом пулей метнулись через дыры в заборе. Пулей прям! – Виталий задумчиво вытер ладонью вымазанные в кефире усы. – Как-то не по себе мне, Борь. Состояние какое-то нервное.

Борис побарабанил пальцами по столу. Он внимательно посмотрел на приятеля и после некоторых сомнений решил выговориться. Он рассказал и об исчезнувшей много лет назад сестре, и о своём странном видении во время концерта, и о том, что вчера наблюдал в поле что-то вроде призрака. Ему было очень нелегко всё это рассказывать, ведь он всегда считал всех так называемых «очевидцев сверхъестественного» лжецами или выжившими из ума личностями. Его изумляло, почему некоторые люди с такой лёгкостью верят в свидетельства таких вот очевидцев. Взять, к примеру, Эдика и его маму Валентину Павловну, которая во времена Чумака и Кашпировского ставила возле телевизора для «подзарядки» столько воды в банках, кастрюльках и чашках, что в ней можно было слона утопить. Ни Эдик, ни его мама, ни разу не сталкивались с паранормальными явлениями, однако верили сомнительным свидетелям из телевизора – телевизора! – которые рассказывали свои невероятные истории так, будто исполняли какую-то роль, время от времени искажая лица поддельными эмоциями типа: «О, как мне было тогда страшно!» или: «Я сам бы не поверил, если бы не увидел это своими глазами!». Борис помнил, как мама Эдика однажды заявила, что жить интересней, когда веришь в подобные вещи. Тогда он с ней не согласился, но спорить не стал. Таких людей, как Валентина Павловна, обижают доводы скептиков, которые безжалостным словом «галлюцинация» пытаются развенчивать мифы и рассеивать иллюзии. Пытаются опровергнуть существование летающих тарелок, снежного человека, чупакабры и… призраков девочек, бесследно исчезнувших много лет назад. И вот нате, пожалуйста, всё встало с ног на голову. Теперь он с другой стороны баррикады и рассказывает человеку, которого едва знает, о том, во что сам бы ещё недавно не поверил бы. Рассказывал и почему-то боялся услышать от Виталия слово «галлюцинация».

Виталий слушал молча, позабыв о недопитом кефире и Борис, к некоторому облегчению, не видел в его глазах недоверия.

– И что ты обо всём этом думаешь? – закончил Борис вопросом.

Виталий тяжело вздохнул.

– Любопытно.

– Я понимаю, как всё это звучит. На бред похоже. Ну ладно один раз Зою увидел, но ещё и вчера ведь… И мне трудно списать это на пьянку. Даже спьяну мне никогда ничего не мерещилось.

Виталий подался вперёд, нависнув над столом, и Борис столкнулся с его обеспокоенным взглядом.

– А я вот не думаю, что всё это бред, Боря. Капелька видела каких-то людей в поле, ты – сестру. Крысы ещё эти одуревшие, птицы, падающие с неба. Что-то хреновое творится, скажу я тебе. Такое моё мнение.

С участка соседей опять послышалась ругань – всё те же тявкающие голоса. Но сейчас ругались, более остервенело, чем вчера.

Виталий устало потёр переносицу.

– Сколько здесь живу, никогда не слышал, чтобы они утром лаялись.

Со стороны железнодорожных путей донёсся какой-то слишком уж отчаянный собачий вой. Раздался гул, словно от роя пчёл. Этот звук, казалось, шёл со всех сторон и от него воздух вибрировал.

Борис с Виталием озадаченно переглянулись, почти одновременно поднялись со своих мест и торопливо спустились с веранды.

Гул усилился. Земля содрогнулась.

– Какого… – Виталий прижал ладонь ко лбу и застонал. Из его ноздрей на усы потекли струйки крови. – Какого… черта?

Борис тоже хотел бы знать, какого черта? Ему казалось, что виски зажала невидимая струбцина, на глазные яблоки изнутри давило, в горле пересохло. Ноги стали как ватные и, чтобы не упасть, он уперся рукой в стену дома.

Собака вдалеке теперь выла визгливо, испуганно. Откуда-то донёсся женский крик. Вибрация и гул всё усиливались. Где-то со звоном разбилось стекло. С деревьев осыпались листья, они кружились в дрожащем воздухе точно мириады жёлтых бабочек.

Борис отстранился от стены, чувствуя болезненную пульсацию в голове, и ей в такт в сознании колотились мысли: «Бежать! Бежать! Хватать тетю Иру и бежать!»

– Виталя! – крикнул он и посмотрел на приятеля.

Тот все так же стоял, прижав ладонь ко лбу и дрожа всем телом. Его глаза были выпучены и, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Усы, губы и низ бороды потемнели от текущей из носа крови.

Борис, с трудом переставляя ноги, подошел к нему, схватил за плечи и встряхнул.

– Виталя, уходим!

Женский крик резко прекратился. Собачий вой оборвался. Виталий тряхнул головой и посмотрел на Бориса безумным взглядом.

– Поздно, – выдавил он. – Я чувствую…

– Возьми себя в руки, мать твою! – выкрикнул Борис ему в лицо. – Уходим!

Виталий часто заморгал. На его покрытом испариной лбу вздулась вена.

– Да-да, ты прав, нужно уходить, – он тут же скривился от боли. – Моя голова-а!

Борис схватил его за руку и потащил к калитке. От острого ощущения ускользающего времени хотелось кричать, секунды отдавались в висках болезненными ударами. «Бежать! Бежать!» Но он не мог бежать, мышцы, казалось, превратились в желе, и нужно было прилагать усилия, чтобы просто двигаться.

Они выбрались со двора.

– Маринка… Капелька, – простонал Виталий. – Мы должны их забрать.

Борис кивнул и тут же пожалел об этом – боль ударила в правый висок и раскаленным шаром покатилась к левому.

– Они… они живут рядом, через два дома, – уперев руки в колени, сказал Виталий.

Через два дома. Расстояние, которое сейчас казалось огромным. Борис сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул, вытер рукавом куртки слезящиеся глаза и зашагал вдоль ограды. Ему казалось, что воздух стал густым, точно патока, он с трудом протискивался в лёгкие. Гул давил на барабанные перепонки, все звуки обострились и отдавались в каждом нерве.

«Через два дома… через два…»

На несколько мгновений страх взял верх и заставил Бориса остановиться. Страх вопил в сознании: «Не туда идешь! Нужно убираться отсюда!» Однако Борис стиснул зубы и зашагал дальше, даже нашел в себе силы поддержать Виталия, который оступился и едва не упал.

Земля дрожала, в окнах лопались стекла. Мимо Бориса и Виталия, с пеной у рта, пронеслась серая собака. Со стороны железнодорожных путей послышался долгий визгливый гудок электровоза.

Виталий вскрикнул, схватился за голову и рухнул на колени. А Борис ощутил в гортани вкус крови, перед глазами потемнело. Он зажмурился, с отчаянием подумав, что сейчас тоже упадет, ведь мышцы отказывались служить, чертовы мышцы не желали напрягаться! Но не упал, открыл глаза и увидел облака – те стремительно уносились вдаль, как волны от брошенного в воду огромного булыжника.