Изоляция Застолья
Шрифт:
– А мы к тебе, скульптор Шуба, – тоже улыбаясь, протянул для пожатия руку подполковник. – С хорошими, можно сказать, новостями.
– Это прекрасно, Владимир Иванович! Давайте ваш портфель, плащ, а разуваться не надо…
«Может, вслед за Застольем самому перебраться в потаенную квартиру Мохова? И живчики будут рядышком, и никто своими непрошенными визитами от работы отвлекать не будет!»
– Да-а-а… – Заводнов, который, в отличие от Клюева, был в кителе, прошел в комнату и по-свойски уселся за рабочий стол Костикова. На этом самом месте он сидел в прошлую субботу, когда Серега пудрил ему мозги,
– О-о-о! Это, что же, очередной твой эксперимент? – подполковник с интересом принялся рассматривать маленькую незавершенную русскую баню и ее будущих персонажей. – А бабы-то, бабы – все, как на подбор, красавицы! Особенно вот эта – брюнетистая. Что скажешь, Юрий Борисович?
– Мне больше толстенькая нравится, – склонившись над столом, резюмировал капитан, и поинтересовался у скульптора:
– С фоток лепил или по памяти?
– Борисыч, а зачем ты столько пива притащил? – вместо ответа, спросил Серега.
– Как думаешь, Шуба, зачем приходят в гости с пивом и воблой?
– С воблой?
– Да, товарищ капитан! – чуть повысил голос Заводнов. – Почему мы до сих пор пивной путч не начали?
– Ставить некуда, – товарищ подполковник.
– Секундочку, я стол освобожу…
Шуба принялся убирать коробки с пластилином, недостроенную баню и шесть фигурок в нижний отсек серванта, которые еще вчера полностью занимали платформочки Застолья. Заинтересованный взгляд Борисыча, брошенный в сумерки серванта, не заметить было сложно. Как же вовремя композиция с ее обитателями оказалась перемещена в потаенную квартиру!
Клюев сноровисто разложил на столе газеты, на которых, оказались извлеченные из портфеля три копченых леща, поблескивающих чешуей, и с десяток крупных, икряных воблин. При виде которых Серега, расставлявший на столе пивные кружки, чуть слюной не подавился.
– У нас, скульптор Шуба, сегодня есть повод пивной путч устроить, – сообщил Заводнов, глядя, как капитан отрывает голову лещу.
– Это хорошо, – вполне искренне сказал Серега, принимаясь за воблу. – А то я вчера так назюзюкался…
– Ха-х! – Заводнов взял на себя труд открыть банку пива и перелить пенящийся напиток в кружку. Чистку рыбы подполковник, похоже, полностью доверил товарищам ниже его по званию. – Слышь, Юрий Борисович! Скульптор Шуба назюзюкался. Пан Зюзя тоже постоянно назюзюкивался, а, Шуба?
– Любил он это дело, – Серега нахмурился и открыл банку «Балтики экспортной».
Глядя на него, Клюев отложил леща, вытер пальцы газетой и тоже взялся за пиво. Подполковник, капитан и сержант запаса сдвинули кружки с ползущей через край пеной. Выпили и набросились на такую аппетитную рыбу. Вкусно! А на душе как-то горько…
– Да-а-а… Кто из нас это дело не любит! – изрек подполковник, смакуя спинку леща.
– Я больше всего икру люблю, – сказал Клюев.
– А я – ребра, – Серега открыл еще одну банку, но переливать пиво в кружку не стал, выпил так. – Только я, товарищи милиционеры, сейчас очень сильно об одном жалею…
– Ты это о чем? – нарушил Клюев повисшую паузу.
– О Пане Зюзе я. О покойном заместителе начальника инкассации Вячеславе Васильевиче
Лисавине, – Серега скрипнул зубами. – О несправедливости нашей жизни я…– Может, все-таки уточнишь?
– Могу и уточнить. Этот говнюк Лисавин взял, да и по своей прихоти пристрелил насмерть двух ни в чем не повинных человек! Которым, кстати, завтра девять дней будет, и инкассаторы собираются их поминать. И еще двух человек – покалечил, хотя тоже мог убить, хорошо, рука дрогнула. А сам, Вячеслав Васильевич, Пан Зюзя гребаный, видите ли, трагически погиб! Типа, ужас-то, какой, человек живьем сгорел!
– Ну-у-у… так оно и есть, – сказал Заводнов с не донесенной до рта кружкой. – Бог его покарал и поделом…
– Его, Владимир Иванович, не бог покарал, а подельник, – возразил Костиков. – А должен был карать не подельник и не бог, а люди. И карать на порядок жестче.
– Куда ж еще жестче? – обмакнул в пиво седые усы Владимир Иванович.
– Туда! – неожиданно для гостей выкрикнул Костиков. – Кто, в первую очередь, виноват, что Лисавин, Пан Зюзя гнидой вырос? В первую очередь – родители. Они его таким холили-лелеяли-выпестовали. Таким, что ни семьи, ни детей, в свои годы не заимел, зато возмечтал обогатиться за счет жизни других людей. При этом сына Сереги Скворцова сиротой оставил! Пана Зюзю надо было не по-быстрому в бане живьем сжигать, а уничтожать долгой и мучительной смертью. Но прежде – не менее долгой и мучительной смертью надо было на его глазах уничтожить его же родителей.
И чтобы все это показывалось по центральному телевидению, с подробными комментариями. При этом процесс казни надо бы освещать во всех деталях. Чтобы гнида видела, как его батюшку с матушкой, к примеру, раскатывает асфальтоукладчик – начиная с ног. Только, чтобы асфальтоукладчик ехал медленно-медленно, чтобы раскатываемые родители перед тем, как подохнуть, успели осознать, какого ублюдка они вырастили, чтобы успели и его проклясть, и себя самих. И, чтобы народ, который все это наблюдает, кое о чем задумался и прикинул – позволять ли дитяткам кошек за хвост дергать или все-таки лучше научить их своими руками кормушки для птичек мастерить…
– Ты чего разошелся-то, Шуба? – округлил глаза Клюев.
– Да – то! Какой смысл вам, ментам, объяснять? Ты лучше меня все прекрасно понимаешь и даже знаешь. Так что, молчал бы лучше в своих погонах!
– Скульптор Шуба, ты обидеть, что ли норовишь? – изумился Заводнов.
– Чего завелся-то, Серега? Вроде бы, трезвый?
– Трезвый, блин! – Костиков внезапно вскочил, убежал на кухню и вернулся с бутылкой водки, которая, судя по «запотеванию», хранилась в морозилке.
– Я не знаю, какой там у вас повод…
– Погодь, скульптор Шуба, погодь, – не дал продолжить подполковник и обратился к младшему по званию сослуживцу, – Юрий Борисович!
– Есть, товарищ подполковник! – Клюев метнулся в коридор к портфелю. Вернулся с пузатой бутылкой коньяка. Судя по всему, совсем не дешевой.
– В таком случае, Борисыч, сходи уж и за лимоном, – по-хозяйски сказал Серега. – А я пока рюмки достану.
– Да-а-а, – вздохнул подполковник Заводнов, – никакой субординации…
– Вот-вот, субординация хренова, – скривился Серега. – Такая, блин, эта важная штука, ваша субординация!