Изумительное буйство цвета

— А эта авария на дороге? — говорит Джейк. — Неужели все это неправда?

— Я хотел оградить вас от этого, — говорит отец, ходя по комнате. — Вы были еще очень маленькими. Не смогли бы пережить то, что вас бросили. Разве можно было свыкнуться с мыслью, что ваша мать не хочет…

— Не запудривай им мозги, — говорит Маргарет. — Пичкаешь их своими извращенными идеями…

— Ты оставила нас не попрощавшись, — говорит Пол. — Я лег спать однажды вечером, а утром тебя уже не было. Ты даже не постирала мои джинсы. Ты пообещала, что они будут готовы к первому дню каникул. Они валялись на полу рядом со стиральной машиной вперемешку со всякими носками. Я так никогда и не смог избавиться от этого запаха.

Щеки Пола становятся очень бледными, почти голубыми, но кверху от шеи поднимается розовая волна. Ему сорок два года, он охвачен гневом. Никогда раньше я не видела его разгневанным. Только иногда — безразличным.

Этот запах джинсов Пола, запах грудных детей, запах твоей матери. Внутри себя я обнаружила ту самую пустоту: я не знаю запаха моей матери. У меня нет воспоминания о запахе.

— Даже не знаю, кто из вас кто, — говорит Маргарет.

Она кажется раздраженной. Она внимательно разглядывает каждого из нас, одного за другим, как будто старается сравнить с теми детьми, какими мы были раньше. Мне хочется закричать, что я Китти. Посмотри же на меня, обрати на меня внимание, вспомни, какой я была малышкой. Но я не могу найти слов.

— Ты обманывал нас, — говорит Адриан отцу.

— Я хотел оградить вас, — повторяет отец снова. — И не смотри на меня так. Ты же все делаешь ради своих детей. Ты сделал бы то же самое ради Рози и Эмили.

— У тебя есть дети? — говорит Маргарет. — У меня есть внучки?

Между прочим, все это указывается в автобиографической справке перед началом каждого из его романов. Женат, имеет двоих дочерей, живет в Бирмингеме. И вообще, знает ли она, что он писатель?

— И все это время ты продолжал нас обманывать, — продолжает Адриан. — Целых тридцать лет я верил, что она мертва. Я изумлен масштабом твоего обмана.

Он постепенно успокаивается, так как нашел слова, давшие выход его гневу.

— Но тебя не проведешь, не так ли? — говорит отец. Его руки делают на коленях неосознанные движения, вращают невидимое мыло, круг за кругом, вылавливают и начинают снова. — Ты решил, что во всем разберешься лучше меня.

— И оказалось, что я прав. Мне необходимо было взглянуть на все проще.

— Проще? — кричит отец. — Значит, можно проще смотреть, когда вас отвергают, как ненужных сирот, считают, что вы и сами о себе позаботитесь? Я тогда даже не знал, как обращаться со стиральной машиной…

Сидящий рядом со мной Мартин как-то странно затих. Мне слышно, как ровно он дышит. Он все еще поглощает бутерброды, но процесс этот чисто автоматический, и я не уверена, что он их разжевывает. Я стараюсь подвинуться к нему поближе, немного его успокоить, но он отодвигается при малейшем прикосновении.

…Затруднение с этой Маргарет возникает как раз у меня. Все остальные ее помнят, в их сознании остался ее образ. Они могут вспомнить, как завтракали с ней, как шли с ней в школу, как она читала им книжки на ночь, как звали ее ночью, когда болели. Отчитывала ли она их, часто ли злилась? Плохого они мне никогда не рассказывали. Возможно, они все позабыли — плохое легко ускользает из памяти, хорошее — застревает в ней прочно и ярко, перечеркивая любую злость, любые разочарования. Я же только могу воспроизвести мятую юбку, колени и низкий голос, поющий «Вечер после трудного дня». Нет ничего основательного, есть лишь смутные воспоминания о материнском тепле да свадебные фотографии, которым уже более пятидесяти лет. В моем воображении не нашлось места такой ситуации, в которой рассматривалась бы просто возможность ее жизни с нами. Я не представляла ее стареющей, не думала о том, что волосы ее смогут поседеть, а голос стать пронзительным и грубым. Мне никогда не приходило в голову, что она может оказаться живой.

— Что ж, — говорит Маргарет, — расскажи им все остальное.

Отец прекращает расхаживать и впивается в нее взглядом.

— Больше нечего рассказывать, — говорит он. — Одно то, что ты бросила детей…

— А почему бы не рассказать о женщинах? — говорит она. — Ты не мог так просто забыть Анджелу, Элен, Сару, да и остальных тоже. По нескольку в одно и то же время, они неожиданно появлялись в моем доме и так же неожиданно исчезали.

— В моем доме, — поправляет ее отец. — Этот дом никогда не был твоим.

Маргарет смотрит на него торжествующе.

— Вот именно, — говорит она и едва не улыбается, обводя взглядом всех присутствующих и ожидая, какая будет реакция.

— Не помню никаких женщин, — говорит Джейк.

— Ты был слишком занят игрой на скрипке, — говорит Адриан.

— Никаких женщин не было, — говорит отец.

— Что? — кричит Маргарет. — А как же Анджела, Элен, Сара, Филиппа, Дженнифер, Люси? Десятки женщин, то одна, то две одновременно, одна утром, другая днем, вечером сразу две, а ночью новенькая? Ты утверждаешь, что я все это придумала?

Она смотрит так, будто готова плюнуть ему в лицо.

— Люси я помню, — говорит Пол. — Она всегда приносила мне комиксы.

— Нет, — говорит Адриан. — Это была Филиппа. Люси приносила конфеты.

Они знали о женщинах. Конечно же знали. Но почему никто из них не сказал об этом мне? Мартин дышит все так же тяжело. Джейк вскакивает и берет со стола блюдо с чипсами.

— Угощайтесь, — говорит он и предлагает всем по очереди.

Мы послушно берем по горсточке и сжимаем их в руке. С солью и уксусом, крепкие и острые. Мартин вкладывает свои чипсы в следующий бутерброд, но я все-таки совсем не слышу, как он жует. Боюсь, как бы чипсы не поцарапали ему горло.

И что же это делают женщины, если мужья им изменяют? И не с одной женщиной, а со многими и многими другими? Я смотрю на Джеймса, но не могу себе ничего подобного представить. Думаю, я бы ушла. Но как же дети?

— В любом случае, — говорит отец, — после твоего ухода они не появлялись.

— Ну конечно же нет, — говорит Маргарет.

— Нет, действительно. Я бросил их из-за тебя.

— Не будь так смешон. Какой в этом был смысл?

— Они стали не нужны.

Она смотрит на него с неподдельным изумлением.

— Да, логично.

Отец не отвечает. Он смотрит в окно. Идет дождь, и в комнате стало так темно, что нам плохо видно друг друга.

— Я думал, что ты умерла, — внезапно говорит Пол. — Не могу поверить, что ты это сделала.

— Сделала что? — говорит она. — Я не говорила вам, что я умерла.

Мартин несколько неуклюже поднимается на ноги.

— Прекратите сейчас же! — кричит он. — Вы все, прекратите! Это не наша мать. Эта женщина пришла сюда только для того, чтобы нас расстроить. Она не настоящая, и вы это знаете. Моя мать умерла, когда мне было четырнадцать. И вы только поощряете ее, когда говорите такие глупости. Она не моя мать…