Изумруды, рубины, алмазы мудрости в необъятном песке бытия

И это уже не Третий Рим, а Второй Вавилон… Вторая Гоморра… Второй Содом…

О Боже…

Но весной, когда потекут горные тесные курчавые, как стада гиссарских овец, ручьи, родники, арыки, реки, водопады

Я вернусь в кишлак Ватан и лягу на деревянную суфу и с веселой головой уйду покроюсь древним павлиньим фазаньим одеялом матушкиным

И тут затаенно замирая услышу бессмертный шелестящий, как ветер в золотых пшеницах, шепот, шепот:

…Спи, спи, сынок… Родненький… Я люблю тебя…

…И опять я блаженно закрываю глаза и чую, чую неупиваемо неизъяснимо, что она неслышно, неопалимо плачет от счастья…

И я под одеялом радостно рыдаю…

И кричат весенние выцветшие павлины и летят вешние а святые вылинявшие фазаны…

Слетая покидая одеяло…

Враги и родной дом

Дервиш сказал:

— Если у тебя есть враги — значит, у тебя не хватило любви на всех…

Если близ тебя стоят голодные и алчущие — значит, у тебя не хватило хлеба и воды…

Будь всегда в любви своей как река в половодье…

Будь как река в половодье, что сносит бедные прибрежные домики глинобитные кибитки твоей семьи и домы близких и уносит их к другим берегам и жилищам…

Не рыдай над плывущим домом своим…

Его судьба и судьбы всех домов на земле — плыть уходить в реке времени…

Ах, не рыдай вослед плывущему дому твоему…

Нет у тебя врагов…

Нет у тебя родного дома…

Не рыдай…

О, Боже!..

А я рыдаю…

Тогда родной дом по реке вспять возвращается

Вселенную закрывая…

…А я засыпаю в заброшенном саду золотой хурмы под бухарским одеялом

И вспоминаю, воспоминаю нашу незабвенную глинобитную кибитку-колыбель у самой разбушевавшейся от текучих глин реки Варзоб-дарьи

И матушка моя Людмила пришла с ведром родниковой воды, а в воде вьется жемчужная форель

И форель задыхается, потому что в жабрах у нее глина текучая И матушка вымывает глину родниковой водой и рыба оживает…

Тогда я говорю: Мама, будем жарить форель…

Тогда она говорит: Мы спасем форель от глины… а когда уйдет глиняное наводненье — вернем рыбу в воды хрустальные…

О Боже…

И я уйду от слепых глин земной жизни к хрустальным рекам Рая?..

О Боже… устал я от текучих глин этой жизни…

болит бессмертная душа моя, как в глине рыбьи жабры

О Боже…

Там ждет меня матушка с серебряной форелью в роднике хрустальном….

Там форель не жарят… а лелеют…

Любовь к женщине

Дервиш сказал:

— Любовь к женщине — это лишь один золотой колосок в тучном необъятном поле золотой хлебной жатвы…

И что сладкий слепец ты будешь сыт хлебом одного колоска?..

Дервиш сказал:

— Любовь к женщине — это лишь одинокий пурпурный мак-текун трепещущий в диком неоглядном поле поле поле

Скоро скоро опадут полетят атласные лепестки его…

Но как бездонен сок его… О!..

О не зря маковые суфии говорят шепчут, что мак — это воспоминанье о Рае, который ждет всякого…

И вот ты не дождался рая на небесах и увидел рай на земле…

Женщина — это мак… это колодезь мака-текуна дурмана…

И надрез на головке мака — лоно жены эль кесс эль фердж жены — святая трещина любви…

Айи!..

И любовь к женщине — это любовь к маку…

О!..

Дервиш сказал:

— Любовь к женщине — это мак… это порок, ибо затуманивает любовь к Богу, ко Вселенной, ко всем человекам…

Но потом дервиш воспомнил любовь дальную свою золотой колосок свой и опечалился…

И забыл о поле тучной златой жатвы…

И сладостно зарыдал как дитя у коленей блаженных матери…где как говорит Пророк и находится истинный Рай…

О Боже!..

О Господь мой! что ж я все блуждаю в поле и не знаю и не знаю и не знаю…

Что я люблю — то ль колосок? то ль мак? то ль поле неоглядное?..

А я люблю и колосок, и мак, и поле неоглядной золотой хлебной жатвы…

Творец любуется Вселенной и перебирает, словно Четки, Плеяды Звезды Мирозданья…

А я смиренно в поле неоглядной жатвы

Глажу колосок блаженными перстами

И ловлю губами лепестки летящие от пурпурного сладостного мака вседурманного…

Любовь к женщине — поле пурпурное маков…

И ты, человече, бредешь по пурпурному полю слепо свято блаженно необъятно…

…И я засыпаю под золотой хурмой

Под фазаньим павлиньим бухарским одеялом

И мне снится необъятное пурпурное поле маков

И по нему бредут опьяненно окрыленно влюбленно возлюбленные девы и жены жизни моей

И их множество и средь них мать моя и сестра моя

И все, кого любил я, и все, кто любили меня…

И их больше, чем маков

И они пьянее блаженнее маков

И я бреду к ним по макам

И радуюсь необъятно

Хотя я забыл имена их… в хрустальных слезах радости

Но столько волн любви ласки я чую в поле маков, словно сотни матерей бегут ко мне и руки млечно простирают и зовут в молочные объятья

О Боже! Сколько волн любви ласки неоглядно меня переполняют в поле маков в поле возлюбленных моих неоглядно ненаглядных

О Боже! Не Рай ли это?

Не Рай ли?..

Писатели

Ходжа Насреддин писал книги о далеких тайных горных тропах, уводящих в загробные миры, и о тех тропах, которые возвращают странников в земной мир…

Но редко кто на земле и на небесах читал эти книги, и Ходжа перестал писать их

И стыдно ему стало перед деревьями, из которых творили бумагу для книг его…

Однажды Ходжа встретил знаменитого богатого писателя.

Писатель сказал хищно, презрительно оглядывая нищего Ходжу: