Извращенная принцесса

Солнце еще не зашло за город, так что клуб, по крайней мере, не был открыт для посетителей. Но вряд ли это можно считать победой, когда бесчисленное множество людей Велеса — мертвы, потому что у Михаила нет чести, ни одной честной кости в его теле.

Иногда я ненавижу быть правым.

Я вижу ценность в усилиях Петра по поддержанию мира и надежды. Это часть того, что делает людей людьми. Но в случае с Михаилом, думаю, можно считать, что он — исключение из правил.

Разрушения видны сразу, как только я поднимаюсь по ступенькам "Империи" и вхожу в трехэтажный ночной клуб со сводчатыми потолками. Пулевые отверстия тянутся по стенам, оставляя следы по обе стороны от разбитых бра. Пол усыпан стеклом и заляпан кровью.

Лев встречает меня, как только я вхожу, его лицо темнеет от ярости.

— Приведите все в порядок. И заприте входные двери. Вывесите табличку, что у нас ремонт.

Он кивает и идет со мной по просторному танцполу. Я пробираюсь между кабинками по направлению к задней комнате, где мы продаем наш товар. По пути я обращаю внимание на намеренные разрушения. Похоже, мужчины отстаивали свою позицию. Должно быть, живодёры нанесли им сильный удар. И в нескольких телах я узнаю людей Михаила. Он даже не удосужился забрать своих.

Я усмехаюсь.

Свинья. Это один из способов оставить сообщение.

Телефон вибрирует у меня на ноге, и я молча киваю Льву, отстраняя его, чтобы он приступил к выполнению моих приказов.

— Да, — отвечаю я, не удосужившись взглянуть на экран.

— Глеб, слава богу. Здесь кто-то есть. В доме, — вздыхает Мелоди, ее голос низкий и приглушенный, словно она пытается поймать свой голос в ловушку возле телефона.

Блядь.

— Кто?

У меня сводит живот, когда я слышу несколько криков и скорострельную стрельбу из пулемета.

— Я не знаю, — признается она, ее голос на грани слез. — Я прячусь наверху, в шкафу. Но… они убили Игоря. — Она тихонько всхлипывает.

У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю свои последние слова, сказанные ему. Он мог задеть меня за живое, слишком много читая в моих поступках, но он был хорошим человеком. Хорошим солдатом. Он не заслуживал смерти.

— Оставайся на месте. Я уже иду. — Этот день становится все хуже и хуже.

— Хорошо… — Пробормотала она, ее голос дрожал. — Подожди, я… проверю… может, они ушли.

— Не высовывайся, — предупреждаю я, поворачиваясь к двери.

— Хорошо… — Ее первое послушное слово, обращенное ко мне, обрывается, заканчиваясь испуганным вскриком.

Телефон трещит и бьется, а потом я слышу только приглушенные крики.

— Отпусти меня! Ой! Пожалуйста, прекрати, — умоляет Мэл, а затем: — Ты делаешь мне больно!

Мое сердце замирает в груди. Они нашли ее. И, судя по звуку, они тащат ее из комнаты. Проклятье!

Я не стал дожидаться Льва.

Я выбегаю за дверь, не успев даже засунуть телефон обратно в карман.

Я мчусь через весь город за рекордное время, отпихивая людей с дороги в метро, чтобы попасть туда, куда мне нужно. Пистолет в руке, прежде чем я достигаю нижних ступенек бетонного крыльца дома девочек, я замедляю шаг, приседая в оборонительной стойке. Затем я незаметно поднимаюсь по лестнице.

Дверь открыта, засов снесен, несколько пуль прошили толстое дерево. Игорь безжизненно валится на пол, его глаза безучастно смотрят в сторону точки проникновения злоумышленника. Дом неподвижен — слишком неподвижен, и от этого у меня сводит желудок.

Хотя я знаю, что Мэл была наверху последней, я не спеша прочесываю первый этаж, чтобы убедиться, что никто не затаился и не подкрался ко мне сзади. Но дом пуст. Каждая из двух спален первого этажа разгромлена, что говорит о том, что они пришли не только за Мэл.

Их должно было быть несколько человек, чтобы убрать охрану всех девушек.

Сосредоточившись на дыхании, я сдерживаю сердцебиение, мягко ступая по дому. Старые дома, подобные этому, обычно издают звуки, когда их меньше всего ждешь, но я не издаю ни звука. И никто другой тоже. И это, как ничто другое, говорит мне о том, что я опоздал. Они уже ушли. Но я должен это подтвердить. Я проверяю каждую из спален, дохожу до последней, где живет Мэл, и, открыв дверцу складного шкафа, обнаруживаю ее телефон, бесполезно лежащий на полу.

Похоже, она устроила настоящую битву.

Лампа с ее комода разбита на полу, на одном зазубренном краю — изрядное количество крови, а на ковре и в углу кровати — следы борьбы. Даже дверной проем в крови.

У меня нет сомнений, кто ее похитил. Не тогда, когда Михаил решил совершить набег на "Империю" в тот же день. Петр должен знать. На этот раз действия ублюдка не могут остаться без ответа.

Снарядив оружие, я направляюсь прямо к дому Велеса.

Дорога из Гарлема в Бруклин-Хайтс занимает немного больше времени. И к тому времени, когда я добираюсь до ступенек его дома в коричневом камне, я уже настолько взвинчен, что едва могу соображать.

Едва распахнув входную дверь, я выбиваю из рук Осипа пистолет и в безудержной ярости бросаюсь к кабинету Петра. Когда все начеку, я понимаю, что глупо появляться в таком виде. Но все, о чем я могу думать, это слова Мэл, которые эхом отдаются в моей голове.

Пожалуйста, остановись, ты делаешь мне больно!

Я хочу убить того, кто посмел наложить на нее руку. Я хочу разорвать его на части. Я в такой ярости, что, распахивая дверь в кабинет Петра, даже не задумываюсь постучать при виде двух массивных, мускулистых телохранителей моего пахана, заполнивших дверной проем. Вэл вздрагивает, в его лице читается яростное предупреждение. Ефрем, похоже, готов выстрелить в меня, его рука лежит на пистолете у бедра.

И тут меня пронзает вспышка раздражения.

Я уже давно подозреваю, что кто-то передает информацию Живодеру. Я могу почти гарантировать это. И не раз у меня возникали подозрения, что это может быть светловолосый, зоркий телохранитель Петра. У меня есть четкое ощущение, что я ему не нравлюсь, и я начинаю думать, не потому ли, что ему есть что скрывать. Но как только я затронул эту тему с Петром, он тут же меня отшил. Он полностью доверяет обоим своим телохранителям. Они доказывали свою преданность бесчисленное количество раз. И хотя с тех пор я не поднимал эту тему, у меня все еще есть подозрения. Ефрем наблюдает за мной так, что я начинаю сомневаться. Интуиция подсказывает мне, что они с Петром слишком близки, чтобы мой пахан мог рассуждать объективно.

И сегодня, прямо сейчас, когда на кону стоит жизнь Мэл, я не в настроении терпеть тактику Ефрема. Он может быть большим, сильным и быстрым, но я уверен, что смогу одолеть его, если действительно захочу его убить, никаких полумер с этим громадным мужчиной. Вряд ли мне удастся просто подчинить его, но я смогу уложить его, если понадобится.

— Уйди с дороги, — рычу я, мой голос низкий и ровный, как предупреждение.

Это, похоже, только укрепляет его решимость запретить мне вход.

— Пропустите его, — ровно произносит Петр со своего места за столом.