Изящная комбинация

Я кивнул, опускаясь в кожаное кресло у камина:

— Что случилось, Василий Андреевич?

— Как вы знаете, благодаря интригам «Сталь-треста», Промбанк отзывает кредит, — голос Котова дрогнул. — Я проверил ситуацию. Она гораздо хуже, чем мы полагали. Банк отзывает весь кредит, под все уральские заводы. Требуют погасить задолженность в течение двух недель.

В кабинете повисла тяжелая тишина. Только потрескивали поленья в камине да мерно тикали старинные напольные часы «Мозер».

— Сколько? — я с трудом заставил себя говорить спокойно.

— Два миллиона триста тысяч рублей, — Котов раскрыл гроссбух. — Плюс проценты за последний квартал, а это еще сто восемьдесят тысяч.

Комната словно качнулась перед глазами. Такой суммы у нас просто нет. Все средства вложены в модернизацию, в новое оборудование, в обучение специалистов… Каждая копейка в обороте и на счету.

— А наши резервы?

— Четыреста двадцать тысяч на московских счетах. Еще около трехсот можно собрать с уральских заводов, но это если остановить все текущие платежи.

Я встал и подошел к окну. В вечерней темноте поблескивали редкие фонари, где-то вдалеке слышался гудок паровоза. На секунду накатило отчаяние — все рушится, все планы, все достижения последних месяцев.

Но я тут же одернул себя. Нет, они именно этого и добиваются. «Сталь-трест» бьет по самому больному месту, по финансам. Значит, будем бодаться.

— Так, — я резко повернулся к Котову. — Пишите распоряжения. Первое: все некритичные проекты на московском заводе заморозить. Второе: средства уральских предприятий централизовать через нашу московскую контору. Третье…

Котов быстро строчил в блокноте своим каллиграфическим почерком.

— А как же модернизация? — осторожно спросил он. — После отъезда немцев нам еще нужно минимум полмиллиона на новое оборудование.

— Модернизацию не останавливать ни в коем случае. Это наш единственный шанс выжить. Сколько у меня личных средств на швейцарском счете?

— Восемьсот тысяч франков, — Котов сверился с записями. — Но, Леонид Иванович, это же ваши последние резервы…

— Переводите в Москву. Все до франка.

Главбух снял пенсне и устало протер глаза:

— Даже с этим не хватает почти миллиона. А если Промбанк потребует досрочного погашения по остальным кредитам, это будет катастрофа.

— Не потребует, — я решительно направился к секретеру красного дерева. — У меня есть кое-что на Стрешнева, их управляющего. Старые связи с белой эмиграцией, теневые сделки через рижские банки… Завтра с утра едем к нему на переговоры.

— А если не поможет?

— Тогда подключим кооперативные банки. У меня назначена встреча с Клюевым из Общества взаимного кредита. И еще… — я достал из ящика секретера пачку документов. — Здесь доказательства махинаций «Сталь-треста» с оборонными заказами. Думаю, товарищу Орджоникидзе будет интересно.

Котов аккуратно сложил бумаги в портфель:

— Рискованно играете, Леонид Иванович.

— А у нас есть выбор? — я невесело усмехнулся. — Готовьте полный отчет по финансам. Завтра начинаем борьбу за выживание.

Когда за Котовым закрылась дверь, я еще долго стоял у окна. В голове крутились цифры, схемы, варианты решений.

Где-то в глубине души шевельнулся холодок страха. Слишком много поставлено на карту. Но я заставил себя думать только о деле.

Они хотят нас уничтожить? Что ж, посмотрим, кто окажется сильнее. У меня есть преимущество. Я знаю, как работают финансовые схемы будущего. Теперь главное правильно разыграть эти козыри.

На следующий день с раннего утра я поехал решать денежные вопросы.

В приемной Промбанка царила все та же атмосфера дореволюционной солидности. Строгая секретарша с ниткой жемчуга на шее, тяжелые бархатные портьеры, паркет с инкрустацией. Даже запах не изменился, легкий аромат дорогого табака и свежего кофе.

Стрешнев встретил меня в своем кабинете. Как всегда безукоризненно одетый, с идеально повязанным галстуком и золотым пенсне на орлином носу. Но что-то неуловимо изменилось в его облике. Может быть, чуть более напряженная поза, или едва заметная складка между бровей.

— Присаживайтесь, Леонид Иванович, — он указал на кожаное кресло у массивного письменного стола. — Кофе?

— Благодарю, но давайте сразу к делу.

Стрешнев тяжело вздохнул, снял пенсне и принялся протирать стекла батистовым платком:

— Вы же понимаете, в каком положении я оказался…

За высокими венецианскими окнами падал мокрый снег. В мраморном камине потрескивали березовые поленья. Казалось, время застыло в этом кабинете, сохранив осколок старой, имперской России.

— Понимаю, Петр Николаевич. Как понимаю и то, кто именно оказывает на вас давление.

— Не просто давление, — Стрешнев поморщился. — Прямой приказ из очень высоких кабинетов. Рыков лично звонил.

— И что же такого страшного рассказал вам Алексей Иванович про мои заводы?

— Бесхозяйственность, — банкир старательно избегал прямого взгляда. — Нецелевое использование средств. Угроза срыва оборонных заказов…

— А вы сами-то в это верите? — я подался вперед. — Вы же видели наши балансы, производственные показатели, темпы роста…

— Верю или нет — уже не имеет значения, — Стрешнев встал и прошелся по кабинету. Его породистый профиль четко вырисовывался на фоне окна. — Решение принято на самом верху. «Сталь-трест» получил карт-бланш.

Это ему Рыков так мозги промыл? Надо же, как много значат связи.

— И вы готовы уничтожить налаженное производство только потому, что кто-то наверху решил передать его другим хозяевам?

Банкир резко повернулся ко мне:

— А что я могу сделать? Времена изменились, Леонид Иванович. Сейчас не девятьсот тринадцатый год, когда слово банкира что-то значило.

— Можете дать нам время, — я достал из портфеля папку с документами. — Вот здесь детальный план реструктуризации долга. Три месяца отсрочки, и мы гасим кредит полностью.

Стрешнев мельком глянул на бумаги:

— Невозможно. Приказано закрыть все кредитные линии в течение недели.

— Петр Николаевич, — я понизил голос. — А вы не задумывались, почему они так торопятся? Может быть, потому что через три месяца мы запускаем новый мартеновский цех? И тогда наша технология окажется вне конкуренции?