Изыди, Гоголь!
Шрифт:
– - Номер четыреста шесть. Мне нужен культурный отдых.
– - Я правильно понял? Вам нужен культурный отдых?
– - Да. Мне нужен культурный отдых.
– - Будет исполнено, господин!
– - И поторопитесь с моим ужином!
Я кладу трубку и устраиваюсь в кресле поудобнее. После небольшого урока для сводной сестрички это оказывается довольно трудно.
Интересно, проблема в моем вековом заточении или в молодом теле Гоголя?
Как бы то ни было, вскоре в мой номер прибывает
Смуглые, бледные, высокие, низкие, пышные, плоские -- и ни одной удачной комбинации. Мое внимание привлекает только старшая жрица.
Высокая, с гордой осанкой. На длинных ножках чулки и ботфорты. Из-под черного плаща выглядывает кожаный корсет, гораздо смелее, чем у Анны. Хотя в размере груди старшая жрица ей проигрывает.
Но главное, что меня привлекло, это томные алые глаза.
Я подхожу к девушке. Глаз не оторвать от ее стройных ножек в чулочках.
– - Я выбрал.
Остальные девицы хихикают. Алые глаза вспыхивают.
Моя избранница откидывает с плеча прядь черных волос, оголяя шею. Среди всех девушек она кажется самой молодой, но ее кукольное личико обрамляют седые пряди.
Кроваво-красные губы улыбаются:
– - Это будет дорого. И опасно.
– - Я знаю.
Придется подождать с ужином.
Младшие жрицы покидают номер, и мы с избранницей остаемся вдвоем.
Легким движением она сбрасывает с себя плащ. Под ним оказывается только кожаный корсет.
Девица, виляя бедрами, подходит и ластится ко мне. Я с отвращением вдыхаю ее сладкий пьянящий аромат. Приходится отхлебнуть виноградного сока, чтобы перебить этот вкус.
Одна девичья ладонь ложится на мой пах, вторая на мою грудь. Избранница наклоняется к моей шее.
– - Будет больно, -- шепчет она, -- но прия…
Распахнув алые глаза, девица отшатывается. Какое-то время, не отрывая ладони, смотрит на мою грудь. А затем буквально отпрыгивает назад.
Она рычит дикой кошкой, во рту торчат острые клыки.
– - Ты… ты мертвец!
– - выплевывает красноглазая.
– - Мертвец! Но… как?
Я отставляю стакан с соком и ухмыляюсь:
– - Тонкости бытия чернокнижником.
Небольшое усилие воли, и из тени клыкастой вырываются чернильные руки. Они рывком ставят ее на колени.
Тварь хрипит сдавленным горлом, вырывается, как скованная цепями тигрица. Теням стоит больших сил, моих сил, сдерживать ее.
– - Ты пожалеешь об этом!
– - рычит она.
– - Я Муршан! Только попробуй что-то сделать, и мой клан живьем сдерет с тебя кожу!
– - Ну, этим они меня не удивят.
Вскоре клыкастая понимает, что дергаться бесполезно. Стоит на коленях, пытается отдышаться.
Я присаживаюсь напротив и вглядываюсь в алые глаза вампирши. Ни тени былой сексуальной неги. Только злоба, недоумение и страх.
Я задумчиво чешу подбородок и говорю:
– - Ты как здесь оказалась, пиявка? Я же всех вас истребил.
Глава 6.
Красавец-мерзавецПроглотив кусок, я указываю на сочную свиную рульку и говорю:
– - Это может быть последнее, что ты съешь в своей жизни. На твоем месте я бы оценил такую щедрость.
Из гостиной мы переместились в мою спальню, за небольшой обеденный столик.
Маришка, сидящая напротив, подкидывается:
– - Ты обещал, что не тронешь меня!
Я указываю на чертовку вилкой:
– - Если ты будешь говорить правду. Люди добровольно отдают вам свою кровь? Пф, нашла дурака!
Вампирша восклицает:
– - Но это правда!
– - она падает обратно на стул.
– - Простолюдины, бедные студенты и прочие -- мы хорошо им платим!
– - Но зачем платить за то, что можно взять силой?
Маришка бросает такой взгляд, будто я предложил взять силой ее матушку.
– - Ты серьезно?
– - хмурится она.
– - Муршан, мой клан, мы отщепенцы. Изгои. Но никак не подлецы, чтобы кусать дающую руку. Как и шесть других кланов, которых тоже приютила Российская империя.
Я понятливо киваю. В вампирскую честь я не верю, потому что как бы не была овца добра к волку, она жива до тех пор, пока он не проголодается. Здесь дело наверняка в дающей руке или, скорее, во второй. Что она держит: меч или поводок?
Впрочем, это не мое дело. На этот раз люди сами виноваты в том, что впустили лису в курятник. Кстати, об этом.
Я говорю:
– - Ты сказала, что вас приютили. Откуда вы бежали? Из другой страны или…
Я делаю неопределенный жест рукой.
У Маришки вырывается смешок:
– - Ты вчера из леса из вышел?
Она видит, что мне не до шуток, и берет себя в руки. Прочищает горло и говорит:
– - Мы живем на Земле, в Российской империи, уже больше пятидесяти лет. С тех пор, как ваши ученые изобрели какое-то особое устройство и сделали постоянные разломы в другие миры.
Кусок курочки-гриль так и застревает в горле. Приходится пропихнуть его виноградным соком.
Пронзать время и пространство дано только величайшим провидцам. И способен на это только их разум.
Вампирша же утверждает, что местная моль открыла дороги в другие миры с помощью технологий. Слабо верится. И что еще за разломы? Нет, важно другое...
На мой вопрос Маришка загибает пальцы:
– - Помимо нас еще дроу, гномы, водяные, феи, зверолюди… и все в Российской империи.
Я понятливо киваю. Это многое меняет.
– - Значит, -- говорю я, -- этот Златолюб, администратор, не просто низкий уродливый мужик с волосатыми ушами, а…
– - Гоблин, да, -- усмехается Маришка.
– - Имя Авраам Бермегрот Златолюб у тебя не вызвало подозрений?
– - Таки вызвало. Но не те.
Я отмахиваюсь. После девяти веков жизни смертная моль становится почти на одно лицо. Теперь хотя бы понятно, кого мне напоминал этот Бермегрот: всех остальных гоблинов из моего мира. Но важно не это.
Мара отправила меня на Землю. Наверняка с помощью этих самых разломов. Но кто их создает?