Изыди, Гоголь!

Бедра, голый живот, грудь, все покрывают желтоватые подтеки. Даже угольно-черные волосы слипаются от вонючей желтой слизи.

На языке оседает гадкий привкус серы, и божественное личико морщится.

– - Фу... Что за...

Внезапно Мару поражает догадка. Бездонные глаза расширяются от ужаса, ладонь машинально прикрывает черные губы, на которых еще остался след вонючей слизи.

– - Это же не может быть демоническая сп... спер...

Измерение Тьмы вдруг содрагается от божественного визга:

– - КРОУЛИ-И-И-И!

***

Вот ты сидишь, никого не трогаешь, наслаждаешься компанией любимого алкоголя -- подарком от твоих друзей, а потом к тебе стучатся в окно.

От ночного гостя несет мертвечиной, у его ног танцуют тени. Он улыбается и говорит, что на прошлых похоронах забыли кое-что важное, а именно его. Ну, как тут не помочь бедняге?

В Справочной службе Петрограда тебя связывают с его семьей. Они столбовые дворяне, так что за твоим гостем сразу посылают человека. Как гостеприимный хозяин, ты угощаешь его чаем, пусть и отвратительным, после чего с ногами забираешься на тумбочку.

От горла бутылки водки ты отвлекаешься только, чтобы подлить своему гостю стылого чая или отогнать фонарем тени, которые то и дело норовят цапнуть тебя за пятку.

С последним я мог бы помочь, но сторож погоста, невысокий мужичок в штанах с подтяжками, прекрасно справляется сам. Правда, поседел слегка, но ему даже к лицу.

Когда снаружи наконец-то раздается звук подкатившей железной телеги, так называемого "автомобиля", я благодарю сторожа за гостеприимство, отставляю чашку отвратительного чая и невольно расплываюсь в предвкушающей улыбке.

Как домочадцы встретят ожившего родственничка? Наверняка слезами, поцелуями, может, даже в ноги мне упадут. Как-никак, любимый друг, брат и сын с того света вернулся!

Со стоном петель распахивается дверь сторожки. Внутрь влетает высокий поджарый пожилой мужчина. Темный костюм-двойка, усы с проседью и форменная фуражка.

Очевидно, извозчий.

Он бегло осматривает сторожку, хмурится при виде сторожа с бутылкой водки, сидящего на тумбочке, как птица на насесте, и поворачивается ко мне.

Его морщинистое лицо разглаживается.

– - Гриша? Это правда… ты?

Я надеюсь, что это риторический вопрос.

Когда я поднимаюсь с кресла, возничий делает робкий шаг навстречу, затем тут же отступает. Его взгляд падает на танцующие у моих ног тени, лицо тотчас смурнеет. Одна рука снимает фуражку, другая тянется в карман пиджака. Надеюсь, не за осиновым колом.

Меня такое не убьет, а вот больно будет.

Возничий говорит:

– - П-прошу прощения, Григорий Иваныч, за то, что я сейчас сделаю. Сами понимаете, из разломов каждый день чудища прут, мало ли какая нечисть в вас залезла...

Его дрожащая рука выуживает пузырек с прозрачной жидкостью. Я почему-то уверен, что там отнюдь не алкоголь...

– - По дороге я заскочил в церковь, она тут рядом, -- возничий прижимает фуражку к груди и откручивает крышку.
– - Коли призрак вы, Григорий Иваныч, нежить али вурдалак какой, со святой водицей сразу то понятно станет. И тогда, слово даю, мы душу вашу как надо упокоим! Простите!

С последним криком возничий с размаха поливает меня из бутылки.

За многие века жизни, особенно такой веселой, как у чернокнижника, твое тело, хочешь или нет, но обрастает мускулами, становится гибким и быстрым. Мое, к тому же, было усиленно заклинаниями.

Мое старое тело. Новое же, обладая жалким Первым магическим уровнем, тратит на одно заклинание всю ману и вообще не так давно выбралось из могилы, где пролежало неподвижно вороны знают сколько.

И я не оправдываюсь. Просто не хочу, чтобы про величайшего колдуна и Чернокнижника Запредельного уровня пошли слухи, будто бы его одолела какая-то старая усатая моль.

Мое тело отшатывается, когда уже поздно, понимает это и замирает. Теплая жидкость струится по лбу, затекает в глаза, капает с подбородка на мокрую жилетку.

Извозчий со сторожом затаивают дыхание.

Я облизываю влажные губы и задаюсь вопросом: считаются ли в этом мире чернокнижники нечистью? В моем, вот, считались.

Закрыв лицо руками, я издаю истошный вопль.

***

Гости наверняка уже ждут его, но у молодого человека на балконе важный телефонный разговор.

Он опирается на каменные перила и вглядывается в увядший сад внизу.

– - Да, отец. Конечно, нет!

Молодой человек усмехается и понижает голос:

– - Гоголи ничего не подозревают. Анна без ума от меня, гости в восторге от вечера. Все идет, как мы и задумали!

Отец грубо обрывает его, и веселая улыбка слетает с молодого лица.

– - Прости, пап. Конечно, я помню, ради чего все это. Извини, меня зовут…

Завершив разговор, молодой человек оборачивается. Служанка, стоящая в дверях балкона, пропускает его и кланяется:

– - Николай Александрович, гости с нетерпением ждут вашей речи.

Молодой человек кивает. Конечно они ждут, эти шакалы. Не каждый день случается такой мезальянс.

Прежде, чем уйти, молодой человек спрашивает:

– - Как там моя невеста?

Служанка прячет взгляд.

– - Она… не скучает без вас.

Ах, не скучает? Пусть так. Скоро Гоголям точно будет не до веселья…

Стиснув зубы до хруста, молодой человек направляется обратно к гостям.

***

Возничий испуганно охает и бросается ко мне.

– - Господи, Гриша, прости!

Мой крик боли перетекает в смех, и я отнимаю руки от умытого лица. Оказывается, святая вода неплохо освежает.

– - Видели бы вы свои физиономии!
– - хохочу я.

Возничий замирает с открытым ртом, сторож крестится и прикладывается к бутылке.

Отсмеявшись, я начинаю отряхиваться от воды. Извозчий, опомнившись, достает платок и помогает.

– - Радуйся, -- говорю я ему, -- твой господин живее всех живых. Напомни-ка, как там тебя?

– - Остап, -- кивает мужчина.
– - Запамятовал что ли, Гриш?

– - Я бы спросил, как дела с памятью у тебя, Остап, когда ты проснешься в гробу, тебя откопают расхитители могил, а человек, который должен был встретить тебя слезами радости, обольет тебя святой мочой.