К достижению цели
Шрифт:
К вопросу о встречах с Алехиным за шахматной доской можно было подойти с двух точек зрения. Однако все это обсуждалось еще в двадцатые годы и было принято, что, осуждая Алехина как человека, мы воздаем ему должное как шахматисту. Отказ от общения с шахматистом Алехиным не мог не нанести ущерба советским шахматам. Именно поэтому я играл вместе с ним в турнире в Ноттингеме и АВРО-турнире. Решение правительства в 1939 году об организации матча Алехин —• Ботвинник окончательно положило конец всей этой полемике.
Конечно, как человек Алехин был достаточно уязвим, а как шахматист?
В молодости Алехин предпочитал комбинационную борьбу, стремительные атаки, внешние эффекты, но затем большое влияние на него
Понимание сложных позиций у Алехина было весьма высоким, а простых? Здесь Алехин пошел на выучку к своему старшему другу — пока Капабланка представлял в Петербурге в десятые годы нашего столетия Кубу, Алехин и Капа были неразлучны. Но борьба за первенство мира сделала их врагами.
Алехин умел управлять собой. Хоть он предавался человеческим порокам (и это, несомненно, подорвало его здоровье), но, когда вино, курево или карты мешали ему, он все делал в интересах шахмат. Так он и шахматы изучал: когда он осознавал свои недостатки, он с удивительной проницательностью находил пути к совершенствованию. В итоге многолетнего, кропотливого труда Алехин в 1925—1934 годах предстал перед миром как шахматный титан, владевший самыми различными сторонами любимого искусства и спортивной борьбы. Немалую роль в его росте сыграли аналитические труды, опубликованные Алехиным в тот период.
Я видел Алехина в 1936—1938 годах, когда он уже перевалил через вершину своих успехов, и, признаюсь, с трудом представлял его молодым. В мае 1973 года я увидел молодого Алехина: во время гастролей в ФРГ мне пришлось переезжать из Келя в Шомберг — дорога шла через Триберг. В этом городишке в 1914 году немецкие власти разрешили поселиться интернированным русским шахматистам — Боголюбову, Романовскому и другим. Сначала они жили в гостинице Верле (там мы обедали), затем по частным домам. Боголюбов в 1920 году женился на дочери школьного учителя; фрау Фрида Боголюбова (ей уже тогда шел девятый десяток) жила в доме, где на фасаде значится «дом Боголюбова».
Местные шахматисты показали уникальный любительский снимок — он небольшого формата, но Боголюбов и Алехин вышли хорошо. Такими Боголюбова и Алехина я не видел в жизни. Боголюбов худенький (примерно это был год 1922-й); улыбаясь, он почтительно смотрит на своего товарища. Алехин, жестикулируя правой рукой и приподняв брови, с лукавым выражением лица что-то рассказывает...
Жалко было расстаться со снимком (обещали прислать копию, но и спустя три года не дождался я этого фото). В облике Алехина столько выразительности, юмора, душевной силы и спокойной уверенности, что я понял, как он сумел выдержать тяжесть борьбы с великим кубинцем и завоевать первенство мира...
В сороковые годы шахматист Алехин был уже не столь велик, как раньше, и в этом состоял главный шанс его возможного противника в матче.
Моя позиция постепенно обрела поддержку других членов Всесоюзной секции — Вайнштейн не имел авторитета. На всякий случай иду в ЦК партии, в отдел кадров здравоохранения (этот отдел ведал Комитетом физкультуры), к завотделом Б. Д. Петрову. Маленького роста, лысоватый, в очках, врач Петров оказался решительным и интеллигентным человеком.
— Не огорчайтесь, — сказал Борис Дмитриевич. — Действуйте по Маяковскому... — И рассказал, что однажды Маяковскому в бухгалтерии Госиздата отказали в выплате гонорара. Пришел он через несколько дней с палкой: «Платите?» — «Нет». Тогда выбил палкой окно (дело зимой было) и, уходя, посоветовал: «Вычтите из гонорара». Пришел с палкой еще через несколько дней. «Пожалуйста, Владимир Владимирович,
получите...»Посмеялись мы, и совет Петрова я принял на вооружение.
Наконец состоялось заседание Всесоюзной секции, и был поставлен вопрос об отставке Вайнштейна. Он отчаянно отбивался. Но вот слово взял Вася Смыслов. «Бывший председатель секции, товарищ Вайнштейн...» — начал он. Вайнштейн не дал ему договорить: всплеснул руками и тут же капитулировал!
Переезжаем в Москву — нарком выделил отдельную квартиру. Дочка зашла в одну комнату, удивилась — как просторно (мебели не было), зашла в другую. «Как, еще комната!» — воскликнула она (в Молотове была одна комната на шестерых!).
Летом съездил в Ленинград и перевез мебель — она чудом сохранилась (во время блокады мебелью отапливались). Спальня была старинная, красного дерева, ее любовно собирал один бывший полковник царской службы (после революции он заведовал отделом снабжения на заводе «Красная заря») ; был у него еще удивительный письменный стол петровских времен, изогнутый в форме буквы S. В 1935 году он продал мне спальню — на что ушел весь приз международного турнира. Денег уже не было, но стол этот забыть невозможно.
Весной 1944 года был первый чемпионат СССР с начала войны. Лидировал Смыслов: мне посчастливилось выиграть у него решающую партию, после чего борьбы уже не было. Призы были объявлены в деньгах. Прихожу на закрытие и вижу на столе президиума под стеклянным колпаком старинные настольные часы.
— Что это такое?
— Первый приз.
Я никогда не гонялся за деньгами, но раз приз был объявлен, регламент надо соблюдать.
Это неуважение к шахматам и их традициям меня покоробило. Дело в том, что если в спорте не приняты денежные призы в соревнованиях, то в шахматах это является давней традицией. В спорте проводится четкое разделение между профессионалами и любителями, в шахматах этого нет и не было. Правда, в двадцатые годы ФИДЕ пыталась установить это деление и даже провела три чемпионата мира среди любителей, но дело это заглохло, ибо участники были слабыми мастерами и этими «чемпионами мира» никто не интересовался. Шахматистам нужны хорошие партии, а кто их создает — профессионал или любитель — массовому шахматисту безразлично! Поэтому еще в 1939 году я писал в защиту шахматного профессионализма: «Скрипачей-профессионалов у нас много, а шахматы ничем не хуже скрипки...»
Регламент — конституция соревнования. Что там записано, должно выполняться неукоснительно. Разве кому-нибудь на конкурсе пианистов пришло бы в голову менять регламент? .
Вспомнил рассказ Петрова о Маяковском и сказал главному судье: «Если будете вручать — при всех откажусь». Так никто и не понял, почему часы стояли на столе. Но денежный приз спустя полгода я все же получил — когда вернулся домой из госпиталя после операции (аппендицит).
Год спустя, весною 1945-го — новый чемпионат СССР. Настроение было отличное, советские люди ликовали — война победно закончилась, Советское государство выдержало все испытания. Тогда я сыграл удачно (16 из 18!) — хорошо мы подготовились с Рагозиным к этому турниру. Болеславский был вторым и стал гроссмейстером.
Советская шахматная школа не только не ослабела за время войны, но, пожалуй, окрепла в творческом отношении. Ее исследовательский характер обеспечивал быстрое совершенствование молодых талантов, как уже отмечалось, это оказалось возможным из-за поддержки государства.
Перед чемпионатом позвонил домой некто Пирогов и говорил с женой: «Я работал бухгалтером комитета до войны, сейчас вернулся с фронта и не могу выяснить, почему ваш муж не получает стипендии?» Жена объясняет, что началась война, и поэтому осенью 1941 года перестали высылать стипендию. «Незаконно, — сказал Степан Иванович, — решение Совнаркома никто не отменял». Стипендия тут же была восстановлена.