Чтение онлайн

ЖАНРЫ

К истокам Руси. Народ и язык
Шрифт:

Ну и, наконец, отнюдь не «отсталость» привлекала в вятичах киевских князей, в частности такого победоносного завоевателя, как Святослав; серьезность его завоевательных планов иллюстрирует миниатюра из Радзивиловской летописи под 964 годом: князь Святослав принимает побежденных вятичей, сидя на троне [396] .

Полезно иметь в виду и то, что, наверное, обращало на себя внимание в ранние века русской истории – племенную самобытность вятичей [397] , которую они сохранили «дольше других восточнославянских племен» [398] . Дальше – больше. Известно, что русские племена – пришельцы в основной земле своего обитания, на Восточно-Европейской, иначе – Русской, равнине. В вятичах же замечательно то, что они как бы сугубые пришельцы. Их приход совершился если не совсем на глазах письменной истории, то все же на памяти уже осевших вокруг племен, причем обычно сообщается, откуда они (вместе с радимичами) пришли, по формулировке начальной русской летописи – «от ляхов». И в этом действительно есть «зерно истины» [399] , поскольку, в отличие от тенденциозных в самой своей сущности древних рассуждений об отсталости и «дикости», информация о месте исхода вятичей никакой корысти или политического резона не сулила. Для нас же это бесценные крохи древнего знания, хотя мы и не собираемся воспользоваться ими с шахматовской прямолинейностью, поскольку великий ученый ассоциировал с ними якобы польские черты в языке восточных славян [400] . Но о языке – потом, как и условились, хотя в целом «польская» репутация вятичей – тоже одна из давних традиций, или парадоксов науки, ибо, как пишет один из первых наших историков: «Вятичи – сарматы, обладанные славянами по Оке…» [401] . При этом просто надо иметь в виду, что старая польская ученость охотно отождествляла поляков с сарматами (хотя последние, как известно, – древние иранцы!). Понятно, что речь идет об очень давних событиях и их участниках, откуда эта простительная мифологичность. Очень рано вятичи были упомянуты нашей письменностью, их участие в походе князя Олега в Византию значится под 907 годом [402] , то есть больше тысячи лет назад, но и это, разумеется, не предел, не terminus post quem, потому что археология уверенно судит

о более раннем появлении их в наших пределах. Здесь уместно кратко сказать о племенном имени вятичей, поскольку пограничная лингвистическая дисциплина ономастика привычно фигурирует среди исторических аргументов. В общем очевидно, что вятичи – с запада, но ни на славянском Западе, ни на Юге такого этнонима нет, и это притом, что повторяемость этнонимов – известный феномен у славян (чтобы далеко не ходить, достаточно назвать полян киевских и польских полян). Перед нами еще плюс один парадокс, связанный с вятичами. Летопись и тут подсказывает правильный путь: вятичи прозваны по имени некоего вождя (предводителя?), упоминаемого как Вятко [403] , а это последнее имя представляет собой уменьшительную форму от личного имени Вячеслав, прасл. *vetjeslavъ, ср. чеш. Vaclav [404] , то есть имени исключительно западнославянского. Так, хотя и не совсем обычно, оказался документирован западный источник этнонима вятичей; остальное – детали (среди них – форма V(a)ntit, название народа и области в восточных источниках X века [405] , позволяющее судить о виде, в котором имя вятичей фигурировало до X века включительно, когда подверглось общему у восточных славян падению носовых). Ни с венедами-венетами, ни тем паче с антами (и то, и другое – чужие для славян аллоэтнонимы) этимологически связывать *vetitje, вятичи, не имеет смысла, несмотря на популярность таких опытов. Перед нами – случай, когда древнее племя первоначально вообще племенного названия не имело (довольствовалось самообозначениями «мы», «наши», «свои» etc.) вплоть до момента личной унии с возглавившим их смельчаком по имени Вятко…

396

Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХII – ХIII вв. М., 1982, с. 102

397

Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. Издание второе, переработанное и расширенное. М., 1953, с. 241.

398

Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 254.

399

Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.) Л., 1968, с. 13.

400

Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода истории русского языка // Энциклопедия славянской филологии. Пг., 1915 (Выпуск 11.1), с. XIX.

401

Татищев В.Н. История российская. Т. I. М.-Л., 1962, с. 248.

402

Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 126 и сл., 674.

403

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. I. СПб., 1996, с. 376.

404

Там же, с. 378.

405

Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества ХII – ХIII вв. М., 1982, с. 215, 259.

Вообще в самый канун нашей письменной истории Поочье, ставшее основным регионом вятичей, принимало «разные потоки славянской колонизации» [406] , что одновременно и усложняет нашу проблему, и делает ее притягательной для познания. В.В. Седов прямо говорит о многоактности славянского освоения Восточно-Европейской равнины [407] , и можно заранее наметить эту многоактность, по крайней мере, для нашего региона: среднеднепровские славяне, славяне-вятичи со своего более отдаленного юго-запада и донские славяне, оказавшиеся там, на Верхнем Дону, в свою очередь, в результате каких-то переселений. Считается, что славянское население появилось в бассейне Оки, особенно в ее верховьях, в VIII – IX вв. [408] , встретив здесь племена балтийской принадлежности, возможно, голядь (др.-русск.), каковое название характеризовало местных балтов тоже как «украинных», «окраинных» (лит. galindai, галинды: galas «конец»). Впрочем, места были довольно пустынные, хватало всем, даже при том, что археология обнаруживает тенденцию все время отодвигать, удревнять приход славян, первые группы на верхней Оке – уже в IV – V вв. (!), а в Рязанском (среднем) Поочье – в VI – VII вв. [409] . Очевидно, те контакты с балтами передали пришлым славянам название самой реки – Ока, вместе с его ударением в духе закона Фортунатова – де Соссюра (перенос с краткого, циркумфлексного гласного корня на акутовую долготу окончания). Ср. латыш. ака «колодец», лит. akas «полынья», akis «глаз»; «незаросшая вода в болоте», «небольшая бочажина» [410] . Судя по семантике балтийского прототипа, это название могло быть дано верховьям, истоку Оки, а отнюдь не среднему или нижнему течению этой большой реки.

406

Монгайт А. Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 66.

407

Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 7.

408

Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 12; Седов В.В. Восточные славяне в VI – XIII вв. М., 1982, с. 148.

409

Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 58, 251.

410

Дополнения О.Н. Трубачева в: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка в четырех томах. Перевод с немецкого и дополнения О.Н. Трубачева. Изд. 3-е, стереотипное. Т. III. СПб., 1996, с. 127; Vanagas A. Zietuiq hidronimu etimologinis Zodynas. Vilnius, 1981, с. 37.

В верховьях Оки, по-видимому, и было положено начало позднейшей области вятичей, ибо ядром вятичей называют верхнеокскую группировку славян, относимую археологически к VIII – X вв. [411] . Впрочем, и верхнедонских (боршевских) славян VIII – X вв., мигрировавших в массовом порядке на среднюю Оку в X в., тоже причисляют к вятичам [412] , а уже известную нам многоактность прихода славян усугубляет широкая инфильтрация из Дунайского региона в VIII – IX вв., причем реалии и маршруты весьма напоминают то, что известно о вятичах [413] , где идет речь о прототипах семилопастных – вятичских – подвесок, попавших сюда с Дуная через Мазовше.

411

Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 81.

412

Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 81, 85, 124.

413

См. Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование. М., 1999, с. 145, 149, 183, 188, 195.

Приближаясь к нам постепенно из глубины веков, вятичи обретают черты, сближающие их и с современным районированием, и населением Европейской России. Так, в некоторых летописях вятичи уже отождествляются с рязанцами [414] . Совпадают и ареалы. «Вся известная нам рязанская «областная» территория по составу славянского населения была вятичской» [415] . С некоторыми поправками и дополнениями: к области вятичей относят и курско-орловские земли [416] . Что касается преемственности заселения, важно иметь в виду популярность воззрений прошлого, суть которых заключалась в том, что степная сторона, вплотную подступавшая к Рязанской стороне с юга, и вообще широкие пространства Юга и Юго-Востока полностью обезлюдели и опустели в ходе известных событий, потрясавших эти места прежде и чаще, чем более защищенную лесную сторону. Но абсолютность этих воззрений давно вызывала сомнения и постепенно опровергалась со стороны истории языка и ономастики этой периферии, сохранившей на удивление древние образования.

414

Кузьмин А.Г. Рязанское летописание. Сведения о Рязани и Муроме до середины XVI в. М., 1965, с. 56.

415

Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Историко-географическое исследование. М.. 1951, с. 213.

416

Котков С.И. Говоры орловской области (фонетика и морфология). Дис. … докт. филол. н. Т. I – II. М., 1951, с. 12.

Однако обделенность судьбой все же не обошла землю вятичей, если мы затронем вопрос о продолжении кирилло-мефодиевских традиций славянской письменности. Нас ждет единодушно отрицательный ответ: «Рязанские летописи до нас не дошли» [417] ; «Ничего не сохранилось от письменности обширных Рязанской и Черниговской земель» [418] ; рязанские хроники существовали (но не дошли) [419] . Впрочем, этому не стоит удивляться, если вдуматься в ту трагическую роль форпоста, которую было суждено сыграть этой земле. В отношении сохранности письменности все остальные древнерусские земли богаче и благополучнее – Киевская, Галицкая, Псковско-Новгородская, Ростово-Суздальская и др. Гораздо большим парадоксом звучат поэтому доходящие до нас сведения о низовой грамотности, которую – на фоне упомянутого оскудения – вдруг обнаруживает рязанская, вятичская земля с самого давнего времени, но о ней – чуть ниже, когда речь пойдет о

культуре.

417

Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 9.

418

Филин Ф.П. Происхождение русского, украинского и белорусского языков. Историко-диалектологический очерк. Л., 1972, с. 89.

419

Даркевич В.П. Путешествие в Древнюю Рязань. Записки археолога. Рязань, 1993, с. 136.

Характер жилищ вятичей дополнительно отличает их как первоначальных южан – они селились в землянках и полуземлянках, как дунайские славяне, как «склавины» Иордана и, наконец, как, по всей видимости, еще праславяне. Говорят, эту примету не стоит преувеличивать, она обусловлена географической средой обитания; все же важно отметить наличие у вятичей на Верхней и Средней Оке полуземлянок, а к северу, в том числе у кривичей, – наземных срубных построек (домов), добавив, что граница между более северной избой и более южной хатой пролегала где-то здесь, по река Пре [420] .

420

Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. Издание второе, переработанное и расширенное. М., 1953, с. 197, 198; Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 127; Ляпушкин И.И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.) Л., 1968, с. 120.

В этой ситуации нам остается судить о культуре быта и духа вятичей по тем следам и остаткам, которые дает ископаемая, археологическая культура, у земледельцев-вятичей заведомо небогатая. Все же благодаря трудам наших археологов мы узнаем здесь удивительно много. И здесь нас ожидает, может быть, один из наиболее парадоксальных сюрпризов: вятичские женщины носили необыкновенно элегантные семилопастные височные кольца, устойчиво характерные именно для вятичской области [421] . Их аналоги ищут и на Востоке, но нам больше импонируют – в общем ансамбле известных данных – западные прототипы, кратко указанные также у нас, выше, ср. еще отмечаемое наличие у древневятичских женщин пластинчатых загнуто-конечных браслетов западноевропейского типа [422] . Завидное следование моде, особенно если учесть, что речь-то идет о «глухой земле»! Говоря о вятичских, далее – о рязанских женщинах, нельзя не вспомнить о живом до сих пор обыкновении ношения поневы, тем более что, как отмечают, «ареал синей клетчатой поневы совпадает с территорией распространения вятичских семилопастных височных колец…» [423] . Можно, далее, вспомнить о характерности поневы (род юбки) для великорусского Юга, а сарафана – для великорусского Севера, однако сразу скажем, несколько забегая вперед, что названное противопоставление оказывается исторически иррелевантным, поскольку «северно-великорусский» сарафан пришел определенно тоже с юга и вообще это позднее заимствование из персидского и поздняя форма (ср. – ф-!) и первоначально не обозначало женскую одежду… Остается только понева/понька со своим сниженно диалектным уровнем, но яркой, еще праязыковой древностью (праслав. *рon’а), не меньшей, чем у укр. плахта (праслав. *рlахъtа), обозначения архаического прямого покроя, собственно – куска ткани, что подтверждается этимологически. Ср. любопытные аналогии [424] : «Этнографические данные показывают, что в придунайской Болгарии распространен особый тип женского национального костюма, в других частях полуострова почти не встречающийся, находящий себе ближайшие аналогии в украинской национальной одежде, принадлежностью которой является «плахта», или одежде великоруcсов Курской и Орловской областей, где были в употреблении «понева» и особый вид передника (рис. 44)».

421

Седов В.В. Восточные славяне в VI – XIII вв. М., 1982, с. 143.

422

Так! См., со ссылкой на Арциховского: Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 100, 113.

423

Осипова Е.П. Наименования одежды в рязанских говорах (этнолингвистический и лингвогеографический аспекты): Дис. …канд. филол. н. М., 1999, с. 72.

424

Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. Издание второе, переработанное и расширенное. М., 1953, с. 197.

Естественно, что вся жизнь на Оке полностью преобразилась с приходом туда христианства. Справедливо также и то, что христианство появилось как городская культура [425] и, хотя это случилось несколько позже, чем у остальной Руси, все же христианизации весьма способствовало наличие значительного числа древних рязанских городов, известных в период с XI по XIII век: летописями упоминаются за это время в качестве рязанских городов (и селений) Коломна, Ростиславль, Осетр, Борисов-Глебов, Солотча, Ольгов, Опаков, Казарь, Переяславль, Рязань, Добрый Сот, Белгород, Новый Ольгов, Исады, Воино, Пронск, Дубок, Воронеж, а по Никоновской летописи к рязанским городам относятся еще Кадом, Тешилов, Колтеск, Мценск, Елец, Тула. И это, конечно, не все, в других источниках упомянуты города Ижеславец, Вердерев, Ожск [426] . Конечно, это и в древности, очевидно, были сплошь и рядом скорее селения, а не города в полном смысле слова. Кроме того, иные из них захирели и превратились в села, как село со славным именем Вышгород, на Оке, как, в конце концов, та же Рязань (Старая), былая столица княжества. Некоторые такие города-селения были буквально забыты историей, так и не попав в поле зрения летописца. Так судят специалисты о двух городах вятичей, носивших древнее название Перемышль – на Оке в Калужской области, и на реке Моча в Московской области [427] .Сама номенклатура в данном случае ведет нас вспять, на древнее русско-польское пограничье, где до сих пор известен город Перемышль, он же по-польски Przemy'sl (теперь в пределах Польши [428] ), возвращая нас тем самым на «трассу вятичей», как мы ее понимаем.

425

Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 32.

426

Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 98, 126, 183, 388.

427

Никольская Т.Н. Земля вятичей. К истории населения бассейна Верхней и Средней Оки в IX – XIII вв. М., 1981, с. 157 и сл.

428

Rymut К. Nazwy miast Polski. Wyd. 2. Wroclaw etc., 1987, с. 195.

Перенос названий в Рязанской земле с юга – это известный эпизод, в целом уже довольно проясненный – в той части, в которой он касается миграции названий с относительно близкого юга, из среднего Поднепровья, Киевщины, земли полян. Тут мы имеем дело с повторением целых топонимических гидронимических ансамблей, взять хотя бы это повторение в черте города Переяславля Рязанского (нынешняя Рязань) – Переяславль – Трубеж – Лыбедь – Дунай/Дунаец, которое неизменно упоминается всеми писавшими об этих местах [429] . Не все, правда, просто и однозначно и с этими названиями, во всяком случае теми из них, на которых лежит печать более дальних связей и прихода/переноса с более дальнего Юга и Юго-Запада: это Дунай/Дунаец, указывающий (через посредство польской территории и тамошних вех вроде Dunajec) приток верхней Вислы [430] на великую реку в Центральной Европе, и Вышгород, также обнаруживающий, помимо киевского, днепровского, – дунайский прототип. Относительно Данаи, Лыбедь см. «Етимологiчний словник…» [431] , еще одна западная ассоциация – Вислица в среднем Поочье [432] .

429

Смолицкая Т.П. Гидронимия бассейна Оки (список рек и озер). М., 1976, passim; Тихомиров М.Н. Древнерусские города. Изд. 2-е. М., 1956, с. 434; Даркевич В.П. Путешествие в Древнюю Рязань. Записки археолога. Рязань, 1993; с. 65; Чумакова Ю.П. Расселение славян в среднем (Рязанском) Поочье по лингвистическим и историческим данным. Уфа, 1992, с. 8; Рязанская энциклопедия. Рязань, 1995, с. 507.

430

Hudronimia Wisty. Cz. I. Wykaz nazw w ukladzie hydrografcznym. Pod red. P. Zwoliriskiego. Wroclaw etc. 1965, с. 26.

431

Етимологiчний словник лiтописних географiчних назв Повiденноi Pyci. Ки"iв, 1985, с. 53 – 54, 83 – 84.

432

Чумакова Ю.П. Расселение славян в среднем (Рязанском) Поочье по лингвистическим и историческим данным. Уфа, 1992, с. 124 – 125, 142.

Огромной проблемой по-прежнему остается южный, юго-восточный фланг вятичей, максимальное расширение которого пришлось на дописьменные, «темные» века, которых главным образом и касается реконструкция в труде Шахматова и нескольких других ученых, охватываемая понятием «Приазовской» (иначе – Азовско-Черноморской) Руси, которую целые последующие поколения почему-то поспешили сдать в архив. Здесь мы не будем на ней останавливаться, поскольку уже сделали это в другом месте. Заметим лишь, что это как раз тот случай, когда правдоподобие и вероятие привычно недооцениваются. Ведь дело отнюдь не только в том, что с XI в. был перерезан «торный путь» с Оки по Дону в Тавриду [433] . Дело в том, что пространство русского языка и племени реально было другим, и Тмутаракань как дальний южный форпост объективно свидетельствует об этом. Только на этом пути мы еще, пожалуй, способны наверстать и понять многое, в том числе и генезис русского имени. Взамен этого позитивистски настроенная история довольствуется только реальностью Дикого поля и старательно избегает реконструкции даже самого очевидного.

433

Иловайский Д.И. История Рязанского княжества. М., 1858, с. 123.

Из древностей, гораздо более ранних, чем X век, связавших в первую очередь вятичскую, рязанскую Русь и русскую Тмутаракань на Таманском полуострове, назовем здесь боспорские монеты III – IV вв. н. э. в археологических раскопках на городище Старой Рязани [434] да еще, пожалуй, тождество семантического калькирования, установленное между древнерусским названием города Славянск-на-Кубани – Копыль, означавшим, видимо, не только «подпорка», но и «отросток», и восстановимым индоарийским (синдо-меотским) названием примерно тех же мест – *utkanda, «отросток», очень красноречивым в моих глазах [435] .

434

Монгайт А.Л. Рязанская земля. М., 1961, с. 46 – 47.

435

Трубачев О.Н. Indoarica в Северном Причерноморье. Реконструкция реликтов языка. Этимологический словарь. М., 1999, с. 286.

Поделиться с друзьями: