К морю Хвалисскому
Шрифт:
Хотя наш замок был полостью разграблен, у моего отца оставалось еще немало казны в тайниках, о существовании которых Гудмунд, конечно, не подозревал. На эти деньги я снарядила боевой корабль, который назвала Белый Червь. Оплавленный меч моего отца был перекован, и вскоре многие из северных разбойников узнали его карающую силу. Так родилась Белая Валькирия – гроза морей, а брат Ансельм стал духовником моих людей.
Конечно, больше всего мое сердце желало свести счеты с Гудмундом и его сыном Бьерном, но хитрому сэконунгу каждый раз удавалось избежать встречи. Этой весной в погоне
– Теперь понятно, почему он так убраться из Булгара спешил! – удовлетворенно заметил, протирая лоснящуюся лысину, дядька Нежиловец.
– На этот раз он попался! – отозвался боярин. – В Итиль ему обратного хода нет. Думаю, ему известно, что беглецов с поля брани хазары вешают на стенах своего града в назидание прочим наемникам.
– Скажите, человек, похожий, как родной брат, на моего деверя, тоже идет сюда вместе с хазарским войском? – спросила леди Агнесс.
– Дозорные докладывали, что да, – кивнул головой хан Камчибек.
– И люди зовут его Эйнар Волк, – закончил брат Ансельм.
– Это имя он назвал сам, – поправил его Лютобор. – А что до каких-то других имен, то он их, видимо, не помнит, как не помнит ни своих родителей, ни земли, в которой прежде жил. Хотя в бою ему трудно сыскать равных, я могу смело сказать: этот человек безумен, а вернее, одержим. Недаром, чаще, чем Эйнаром, его зовут Волком.
– О, святая Агнесса, за что ты посылаешь мне такие муки! – воскликнула воительница, смахивая слезы огрубевшей от воинского ремесла десницей.
– Похоже, злой дух завладел мертвым телом моего несчастного брата, – задумчиво проговорил брат Ансельм. – Когда я был в Ватикане, я слышал о подобных вещах.
Лютобор, однако, с сомнением покачал головой:
– Мне пока не доводилось сражаться с выходцами из нави, – возразил он монаху. – Но что-то я никогда не слышал, чтобы их удавалось поразить силой простого оружия.
– Ну, не может же живой человек совсем ничего не помнить! Здесь явно не обошлось без дьявольского наважденья или колдовских чар!
– Еще как может, – с видом знатока изрек Анастасий, и его бледные после болезни, резко выделяющиеся на осунувшемся лице скулы заметно порозовели. – После сильного удара по голове память отшибает только так! Что же до вашего Волка, – продолжал он, – то, похоже, память еще не совсем оставила его. Когда я после поединка зашивал его рану, я слышал, как он в бреду произносил какое-то женское имя. Я, конечно, не могу полностью поручиться, но, кажется, это было имя Агнесс. Думаю, если дать толчок, эти воспоминания выплывут наружу.
– А как же Гудмунд? – спросил брат Ансельм.
– А что Гудмунд? – недобро сверкнул глазами Лютобор. – Старый разбойник по-своему осуществил свою месть! Думаю, ему приятно было все эти годы тешить себя мыслью о том, что сын его кровного врага называет его своим отцом и идет в бой по его приказу! Кому не понравится держать на цепи прирученного волка!
– Похоже, ты прав, – скорбно кивнул головой чернец. – Гудмунд за эти годы наглумился
всласть. Нам же остается только молить Господа о том, чтобы послал этому свирепому дикарю заслуженную кару, а моему несчастному брату вернул здравый рассудок.– Аминь! – перекрестилась леди Агнесс, и все последовали ее примеру.
Костер уже догорел, ковши и рога опустели, гости стали расходиться к своим шатрам и кораблям. Вышата Сытенич, идя об руку с немного отяжелевшим и захмелевшим Малом, рассказывал ему о недавних событиях, а также о последних не очень радужных новостях:
– Вот такие дела, соседушка. Рад я тебя и твоих людей вновь видеть в добром здравии, да только, если хочешь, чтобы это здравие подольше продолжалось, советую тебе поскорее из этого места уйти, и желательно не вниз по Итилю, а вверх!
– Да уж! Из огня, да в полымя! – поскреб кудлатую бороду Мал. – А мы-то с дедом Райво на успешный торг в хазарской земле надеялись!
– Да будет тебе еще торг, – попытался успокоить его боярин.
– Да где уж там, – махнул рукой купец. – Боюсь, через год не только торга, но и самой хазарской земли не останется!
– Да кто тебе такое сказал?
– Земля слухом полнится, – уклончиво ответил Мал.
– Да какие там слухи, – недовольно пробасил шедший вразвалочку с другого бока дядька Нежиловец. – Что толку темнить! Все, чай тут, люди свои! Выкладывай, что знаешь.
– Ну, прям, не знаю с чего начать! Вскоре после вашего ухода в Щучью заводь княжьи соколы нагрянули. Кони, что твои птицы, сами молодцы – один к одному. Ну, дед Райво им сразу по твоему совету дань предлагать стал. А сам перед лицом старшого как бы невзначай ту вещицу крутит, которую ему твой русс, дай ему Велес здоровья, передал. Старшой-то, как эту вещицу увидел, обрадовался ей, как гусь речке. Спрашивает: откуда. Ну, дед Райво ему все по порядку рассказал, я кое-что добавил и про датчан, и про твоих ребят, и про дань хазарскую.
Старшой только головой кивал: узнаю, говорит, нашего Барса, и здесь отличиться успел. А за то, что принесли добрую весть, не надо, говорит, никакой дани, лучше то добро, что для хазар приготовили, на торг свезите да на хорошие мечи и брони поменяйте! Наш князь, дескать, хочет затмить славу Олегову! Большой поход собирает. Только, если хотите торговать у хазар, идите нынче. После – поздно будет.
Ну, мы с дедом Райво подумали: зачем добру пропадать. Вот и решили драккар снарядить. Чай, он и быстроходней, и людей на него больше можно посадить. А чтобы хазары ничего не поняли, мы его и перекрасили.
– Ловко придумали! – усмехнулся Вышата Сытенич. – Недаром в прежние годы Райво слыл первым на всю мерянскую землю охотником.
– Ловко-то ловко, – понурил голову Мал. – Да только едва под беду не подвела уловка! Да и добро нераспроданное так без толку в трюме и лежит. Хоть обратно в Новгород вези!
– А чем тебе Булгар плох? Я в Царском граде едва не половину своего товару продал. И барыши немалые поимел!
Мал еще ниже опустил голову:
– Так боязно одному возвращаться! Я вон от девки шальной не смог отбиться, а ежели откуда вынырнет ее полоумный жених?