К сожалению твоя

— Почему?

— Потому что я была. .
– Она взглянула на грязные простыни. — Я позволила себе доверять тебе, а ты не поверил мне в ответ. Ты заставил меня сбросить все, а потом, я не знаю, меня как будто наказали за это.

Ее слова вонзились в него, как осколки стекла. Господи, это было хуже, чем он себе представлял. Что бы он узнал к этому моменту, если бы просто так с ней заговорил после всех их споров? Он был бы мудрее Доктора Стрэнджа.

— Боже, прости.

— Я знаю. — Она рассмеялась без юмора. — Вот в чем дело. Я знаю, что ты сожалеешь. Я знаю, что многие из твоих решений не причиняют мне вреда, даже если они причиняют мне боль.

Так. . много вариантов?

Что еще он сделал, чтобы причинить ей боль?

Он перерыл свой банк памяти и ничего не нашел.

— Натали, что я делал?.. — Ниоткуда идея озарила нижние области его мозга. — Я могу прочитать тебе остальные мои свадебные клятвы. Тебе от этого станет лучше?

Был ли тот невольный интерес, который он почувствовал?

— Были еще?

— Ага. Не двигайся. — Теперь на задании он пробежался по дому, отчего Угроза почти впала в истерику, и ворвался в полуоткрытую дверь своей спальни. Куда он их положил? Где?

Прикроватный столик.

Август схватил желтый разлинованный лист бумаги и вышел из комнаты, затормозив через несколько секунд у изножья кровати Натали.

Он драматично откашлялся, но она еще не была готова улыбаться. Справедливо. Ему повезет, если к тому времени, когда он закончит читать, у нее просто исчезнет этот пустой взгляд.

Никогда больше не обижай ее чувства, сукин ты сын.

— Ты можешь позвонить мне, где бы ни находилась, и я приду. На этом я и остановился, верно? — Она кивнула.

Хорошо. Ему нравилось знать, что она точно помнит, что он сказал у алтаря.

— Хорошо. Натали Вос, я клянусь обнимать тебя, когда тебе грустно. Поощрять, когда ты внизу. И взять на себя вину за драку, если это означает, что мы не ляжем спать злыми.

— Ни за что. — Она фыркнула. — Этого точно не было.

Он перевернул бумагу и протянул ее, чтобы она могла видеть, что он дословно произносит клятвы.

— Читай и плачь, принцесса.

Она взглянула на страницу, затем изучила свои ногти, безуспешно пытаясь скрыть проблески интереса.

— Что-нибудь еще?

— Ага. — Он прижал колено к кровати. Затем второе. Стал ближе к ней, несмотря на растущую скованность в ее плечах. — Если я когда-нибудь заставлю тебя плакать, ты ущипнешь меня за сосок. Здесь это написано жирным шрифтом.

— Я не плачу.

— Ты близка, — жалобно сказал он. — Я ненавижу это.

— Не подходи ближе. Я не буду щипаться, чтобы потом няньчиться с тобой.

— Это клятвы.

— Ты не сказал их перед Богом. Они не в счет.

— Я только что сказал их перед богиней. Они считаются. — Он отбросил лист бумаги и прижал ее спиной к кровати в медвежьих объятиях, от которых ему захотелось плакать. Если бы он ушел, если бы он ушел после ссоры, он бы не обнимал ее прямо сейчас, и это навсегда было бы неправильным выбором. Ему нужно было держать эту женщину в объятиях, несмотря ни на что.

Когда она немного понюхала, он потянулся к ее руке, подняв ее между ними.

Прижимая кончики пальцев к его груди.

— Учитывай это. — Его жене не нужно было напоминание. Она схватила двумя костяшками пальцев его сосок и извивалась с не чем иным, как свирепостью, пока он не вскрикнул, дискомфорт пронзил его грудную клетку. — Ой, ой, ой, ой, ой .

Она скрутилась сильнее.

— Натали!

Наконец она отпустила. И имел наглость выглядеть невинным, когда поднял голову, чтобы показать ей свое недоверие.

— Ты сам напросился, — сказала она, моргая. Улыбается.

Он заставил ее улыбнуться. После боя.

Блаженство от этого почти затмило его боль. Почти.

— Я боюсь посмотреть вниз и увидеть, на месте ли еще мой сосок, — выдавил он.

Она зевнула.

— Мужские соски в любом случае не выполняют никакой функции.

Они рассмеялись, и он крепче прижал ее к себе, переворачивая их на бок и прижимаясь к ее идеальной спине.

— Вот именно, — прорычал он ей в шею, целуя ее нежную кожу между каждым словом. — Ты должна спать со мной этой ночью. Это твое наказание за попытку убить меня.

— Боже мой. — Она толкнула его локтем в ребра. — Я понятия не имела, что вышла замуж за большого ребенка.

— Я, наверное, истекаю кровью, — пробормотал он, подтянув колени к ее коленям и улыбаясь, когда она прижала его к себе. — Мы в порядке, малышка? — Он прижался губами к ее шее сзади. — Пожалуйста, скажи мне, что у нас все хорошо.

Мало-помалу напряжение покинуло ее мышцы, пока она полностью не расслабилась в его руках, а его сердце не сжалось в ответ.

— Было хорошо, Август. — Он поверил ей.

Но он также верил своему члену/внутренностям, и это говорило ему, что они далеко от выхода из леса. Нью-Йорк все еще был на горизонте. Не говоря уже об инвестициях от своего начальника, о которых он забыл ей сказать. А ранее, разве она не сказала, что я знаю, что многие из твоих решений не причиняют мне вреда, даже если они причиняют мне боль ? Что бы она ни имела в виду, сейчас его глаза должны были быть более открытыми. Он справился бы лучше.

Потому что он хотел всегда засыпать, обнимая ее.

Глава двадцать первая

Раскат грома встряхнул все тело Натали в постели, тяжелая рука Августа упала с ее плеч на простыни. Через несколько секунд эта мускулистая конечность обвила ее бедро, ее муж издал хриплый неразборчивый шепот. Без сомнения, этот человек был прекрасен, когда спал. Большая, уютная скотина с явным утренним деревом. Она и не ожидала меньшего…

Очередной раскат грома, казалось, сотряс весь дом. Вздохнув, ее взгляд метнулся к окну. Гроза звучала так, как будто она исходила из их заднего двора. Ее грусть, должно быть, окончательно разбудило Августа, потому что он сел рядом с ней в постели, с обнаженной грудью, его лоб был высечен от беспокойства.

Мгновенно начеку.

Бросив быстрый взгляд на окно, он изучил ее лицо.

— Ты в порядке?

— Ага.

— Плохая буря, — сказал он, проводя пальцами по изголовью своей кровати. — Мы можем застрять здесь на весь день. — Та же самая рука исчезла под одеялом, и она точно знала, что он там делает. Сгибание мышц предплечья выдало его. — Не могу придумать ни одной вещи, которую мы могли бы сделать, чтобы занять себя. А ты?

Чуть больше недели назад она бы немедленно ударила его. Утверждала бы, что она звонит в полицию с просьбой о немедленной эвакуации. Или с притворным ужасом спросила бы, будет ли они вынуждена пить его вино, если у них кончатся запасы. Но теперь она просто промокла, уже изголодавшись по весу Августа на ней, по трению их теплой утренней кожи, когда он двигался. Сначала медленно. Потом тяжело. Потом быстро и яростно.