Кабахи
Шрифт:
— А теперь принеси второе.
Секретарь райкома пообедал в молчании; он даже не пригубил вина и встал из-за стола, ни разу ни на кого не взглянув.
— Когда вернется этот ваш молодчик, пусть сразу зайдет ко мне, в любое время, хоть на рассвете.
Долго ходил Луарсаб по своей комнате, мрачный, охваченный волнением. Лицо его с вялыми чертами было угрюмо и насуплено. Вдруг он остановился, пораженный внезапной мыслью: «Когда все это началось? Да и что это такое вообще — неужели заговор? И внутри, и снаружи? Но какая связь существует между внутренними и внешними силами? Никакой! А может быть, есть связь? Кто знает, где таскается, с кем водит дружбу этот щенок! Но неужели он настолько неразумен, что рубит сук, на котором сидит? В доме он уже занял мое место — кажется, и вне дома собирается сделать
Он вспомнил, какая это была радость, когда у него родилась дочь. Эфросина была тогда еще молода и не так уж нехороша собой — как чудесно лучился ее взгляд, теперь такой тусклый и безжизненный! Лишь в эту пору испытывал Луарсаб какое-то теплое, бережное чувство, нечто похожее на нежность, к матери своего ребенка. Так это и была любовь? Неужели он никогда никого не любил?
Луарсаб подошел к окну. Долго вглядывался он в темноту, но никого и ничего в ней не обнаружил.
«Да и вообще — что такое любовь? Духовная общность? Родственная спайка? Чушь! Ребенок, радость отцовства — вот единственное, что привязывало меня к дому. А теперь и этим я сыт по горло. Вздор! Уж не состарился ли я? Ну, чалиспирский председатель намного старше меня! Как это говорит дядя Нико? «Горя мало гурджй — в путь, взваливши хурджин». Теймураза я обуздаю, Серго приведу снова к нейтралитету. Завотделами и одного и другого перетяну на свою сторону. А нет, так заставлю собрать пожитки. Нового председателя райисполкома… Подождем, посмотрим. Пока он занят приемкой дел. А там будет видно, какую он займет позицию».
И секретарь райкома мысленно перебрал всех работников района.
«Второй секретарь что-то очень оживился, завотделами стали проявлять строптивость. Медико и Ростом какими были, такими и остались. В милиции все уладилось, но там все же тайно ропщут из-за Джашиашвили. Директор института выгнал Вардена, явившегося с ревизией: дескать, ты-то откуда взялся, кто ты такой! И всюду, во всем — Теймураз. Неужели мне не вытащить этой соринки из глаза? И чем он завоевывает людей? Неужели только тем, что всюду сует свой нос? Или тем, что не боится простуды и, раздевшись до пояса, прыгает в ров, чтобы вместе со всеми по колено в грязи копать землю?.. А этот смутьян и головорез? Почему мне с первого же раза был так неприятен один его вид? Кто он такой, что за человек? Поди разбери! Сегодня приходит с масличной ветвью, а завтра, того и гляди, поднимет адский переполох. Странно, мое спокойствие явно зависит от таких вещей. Сердце у меня способно чувствовать, а мозг словно оледенел. Но этот… Ничего не признает — ни бога, ни закона. Что же он все-таки собой представляет — этакое государство в государстве? Ни умным, ни дураком его не назовешь. Изругал меня в моем собственном кабинете, налетел верхом, чуть не задавил милицейских, избил колхозников на Алазани, испортил людям последний день алавердского праздника… Ох, почему Теймураз не появился там на полчаса позже! Впрочем, попало этому молодцу все же здорово — до сих пор ходит с перевязанным лбом. Надо мне его посадить за решетку, а то очень уж обнаглел. Как яростно он защищал того бригадира! Ведь правильно же я сделал, что отнял у вора бригаду и выкинул его из правления колхоза. И то слишком мягко с ним обошелся. Надо было из партии исключить, чтобы всем другим ворам был наглядный урок. И выпускать из-под ареста не следовало».
Луарсаб отошел от окна, прилег на тахту, подложив под голову обе руки и две маленькие диванные подушки. Сначала одним носком, потом другим он скинул с себя полуботинки.
Долго лежал он так в тишине, не двигаясь.
Вдруг
глаза у него расширились, лицо застыло, словно окаменев. Он весь напрягся и, оторвавшись от подушек, с маху приподнялся, сел на тахте.«Как… Как это я до сих пор не сообразил? Ослеп я, что ли? Это же ясно — тут-то собака и зарыта! Не иначе как Теймураз на меня этого молодца напустил. Ах, змея подколодная!»
Он попытался сунуть на ощупь ноги в ботинки, но не сумел и, лягнув, отбросил ботинок в сторону. Потом нашарил в темноте шлепанцы.
Долго расхаживал он взад и вперед вдоль стола.
Послышался звонок у калитки.
Снова наступила тишина.
Звонок повторился.
В галерее, послышались шаркающие шаги.
Калитка скрипнула и с шумом захлопнулась.
Кто-то прошел по двору, стал подниматься по лестнице.
Секретарь райкома поглядел в окно, фыркнул.
«Пожаловал зятек дорогой…»
На балкон выбежала Лаура, прижалась к мужу.
— Почему так поздно?
Тот поддел жену пальцами под подбородок и пропел сиплым голосом:
— «Живой и мертвый, здесь и там, с тобой одной, с тобой одной…»
Женщина закрыла ему рот рукой:
— Тише. Папа сердится. Сказал, чтобы ты зашел к нему, даже если поздно вернешься. Но ты не ходи. За обедом он тебя и ждать не стал, к первому не притронулся, съел второе и ушел в свою комнату. Не ходи, не надо. Пойдем лучше к маме.
— Пугаешь? А вот пойду — не растерзает же меня! Все-таки он человек, не водородная бомба.
— Очень прошу, говори потише, как бы он не проснулся.
— Ну и пусть! Проснется! Подумаешь — беда! Ах, бедняга, устал — целый день землю на винограднике лопатой ворочал! Да он на человека не похож, весь разбух — прилип к креслу у себя в кабинете…
Жена насилу затащила его в комнату к матери.
«Пьян вдребезги. Как всегда», — подумал Луарсаб.
Из соседней комнаты доносился до него шепот Эфросины — она старалась говорить строгим тоном.
— Мамочка, милая… Ты же моя славная, хорошая мамочка, — сюсюкал зять.
От слуха Луарсаба не ускользнуло, как понемногу смягчился голос его супруги.
— Я пойду к нему, — заявил вдруг зять.
Голос Эфросины зазвучал просительно.
— Нет, пойду. Не объявил же он мне террора! Человек важный, секретарь. Еще обидится, если не исполню приказа.
Дверь приоткрылась, в комнату упала полоса света. Зять пошарил рукой, нащупал на стене выключатель. Вспыхнули лампы. От изумления брови пьяного поползли кверху, нижняя губа выпятилась.
— Как, вы еще не спите, папуля?
— Не сплю. Закрой дверь и подойди сюда.
Луарсаб опустился на тахту и показал зятю на стоявшее рядом кресло.
— Садись.
— Сперва дайте я вас поцелую.
— Сказано тебе — садись!
— Хорошо, сяду. Зачем горячиться, папуля?
— Садись и говори, где ты таскаешься всю ночь?
— Почему всю ночь — еще и двух нет.
— Не имеет значения. Отвечай, где ты таскаешься каждую ночь?
— Что за слово — «таскаешься»? Человек вы образованный…
— Отвечай на мой вопрос. До моей образованности тебе нет дела.
— Отвечу, как же не ответить. Но, папуля, почему вы так сердитесь?
— Я тебе не папуля. Говори, где ты шляешься каждую ночь чуть ли не до утра?
— Ну уж и до утра!.. Ребята затащили в новый ресторан… На горе Надиквари… Для почину.
— Кто платил но счету?
— Тот, кто пригласил.
— Говори правду! Кто платил?
— Так меня же пригласили: — не мне же было платить!
— Кто платил?
— Да у меня и денег нет! Откуда им взяться? Я еще не работаю. Мамочка не работает, жена не работает, ваша зарплата вся тратится на дом, на семью… Мамочка еле выкраивает мне карманные деньги. Ну, папуля, сами подумайте…
— Я тебе никакой не папуля! Кто платил?
— Ну, что вы так настойчиво… Да никто и не платил. Хозяин сказал: «Из уважения к твоему тестю…»
— Я тебе покажу тестя!.. Не размахивай руками у меня перед носом, сиди прямо, не вихляйся!
— Что же, разве я сижу не так, как следует? Что вы на меня кричите, точно я солдат…
— Любой солдат в десять раз лучше тебя. У солдата есть, кроме погон, хоть умение держать себя.
— Не собираетесь ли меня сменить, папуля?
— Чего бы я не дал, если бы подвернулась такая возможность! Садись и слушай меня.