Кабахи
Шрифт:
— Почему, любимый?
— Тогда я не встретил бы дядю Нико.
— Только потому?
— Со свадьбы я на чьей-нибудь машине отправился бы прямо на станцию встречать Русудан. А теперь мы зависим от милости какого-нибудь проезжего на дороге.
— У Русудан целая куча попутчиков. Зачем ее встречать?
— Не знаю, как ты, но я непременно должен ее встретить.
— И поклажи у нее немного. Встречать незачем.
— Не говори вздор, Флора.
— Любишь ее?
Шавлего кинул на нее взгляд искоса.
— Странный вопрос.
— Очень любишь?
— Я
— Даже сейчас любишь — вот сейчас, когда ты со мной?
— Неужели ты никогда не любила?
— Не знаю, может быть, любила… Может, это и была любовь — то, что я испытала с мужем. — Голос молодой женщины, был печальным.
Шавлего повернул к ней голову.
Тихим, доверчивым, покорным взором смотрела на него Флора. И еще… она была красива, очень красива.
— Ты работала после окончания университета?
— Муж не пускал меня на работу.
— А вообще хотела бы работать?
— С удовольствием работала бы в Чалиспири.
— Почему именно в Чалиспири?
— Это мой секрет.
— Так я постараюсь, чтобы ты работала.
— Только пока не надо.
— Почему?
— Хочу насладиться обретенным сегодня счастьем.
— Ты же знаешь — я на тебе не женюсь.
— Знаю.
— Зачем же ты мне отдалась?
— Не знаю.
— Женское скудоумие! Вот оно, женское скудоумие! Рим погиб от разврата, разврат погубит и Европу. И он же положит конец нам, если вы будете подражать Европе и делать глупости. Ты должна выйти замуж, Флора. Иметь детей.
Флора пододвинулась к нему еще ближе, уткнулась носом ему в шею и промурлыкала:
— Разве доктор когда-нибудь сказал тебе, что ты не можешь иметь детей?
Вкрадчивой; как хмель киндзмараули, была ее ласка.
— Я тут ни при чем, Флора. Тебе нужна семья.
— Будет у меня и семья. Сыновья будут такие же большие, как — ты, ужасные и… и умные. У меня их будет много — десять. Воры, разбойники, силачи, умницы и… дерзкие, как ты. Ты в тот раз совершенно правильно все предсказал, только утаил, кем будет десятый. Скажи сейчас. В комнате светло — вот моя рука. Кем будет десятый?
— Оставь этот вздор, Флора, и дай мне заснуть. Утром я должен рано встать, чтобы успеть на станцию.
— Ах ты разбойник! Вор, бандит и разбойник вместе! Все помнишь о своей Русудан, даже сейчас помнишь ее! Неужели не можешь забыть ее хоть теперь, когда ты со мной?
— «Память о друзьях и близких нам вреда не принесет».
— Смеешься?
— Забавляюсь.
— Знаю, что забавляешься. И я забавляюсь. Только я хочу, чтобы эта забава была вечной, нескончаемой, неисчерпаемой, неиссякаемой. Я уже люблю тебя. Шутя и забавляясь, успела полюбить. И теперь мне жалко уступать тебя Русудан. Не хочется огорчать подругу, но тебя я никому не хочу отдавать. Разве я не хороша? Скажи, Шавлего, разве я не хороша?
— Хороша, но для того, зачем мне нужна Русудан, ты не годишься.
— Ах, как ты груб! Как ты груб и беспощаден! Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала, и я сделаю.
— То, чего я от тебя хочу, ты делаешь и без просьб. И, ей-богу, для этого дела
ты просто великолепна. Но все же ты должна выйти замуж. Ты должна иметь хорошую семью. Ты должна иметь очень хорошую семью, а не быть гетерой.— Я гетерой никогда не была и не буду.
— У Помпея была гетера, ее тоже звали Флорой. Какой факультет ты окончила?
— Исторический.
— Как же вышло, что ты подружилась с Русудан?
— Очень просто — она приходила к моему отцу. Папа давал ей разные темы и задания. Она часто приходила. Папа очень любил ее, она столько там проработала, что хватило бы на докторскую диссертацию. Она очень талантлива. Ну, мы и подружились. Она чудесная девушка… Тебе нравится Помпей?
— Помпей? Нет. Это был человек, которому везло. Не люблю удачливых.
— Но ведь не случайно его назвали великим?
— Это «великий» я воспринимаю как «большой», «старший». Как в Америке — Форд-старший, Форд-младший.
— И победы его тоже были случайны?
— Судьба ему благоприятствовала. Порой все само давалось ему в руки. А иногда и случай помогал — иным, бывает, очень везет.
— Мало ли что на свете происходит случайно… Мне кажется, иногда и героические поступки бывают случайными.
— И не только иногда, но даже очень часто. Но случайность всегда — нарушение логики.
— Что же логично?
— То, что проистекает из душевных свойств. Хотя, конечно, случай играет большую роль в человеческой жизни.
— И следовательно, не так уж чужд логике.
— Возможно, что так. И все-таки я не люблю счастливчиков. Митридату не благоволила удача. Именно поэтому я ставлю его выше Помпея.
— Не люблю Митридата — он отравлял женщин.
— Это был сильный человек, муж чести — только несчастливый. Сколько низостей совершают люди из одной зависти! Если бы Тигран своевременно пришел ему на помощь, быть — может, сегодняшний мир был бы несколько иным. Если не весь мир, то хоть Передняя Азия. Это предупреждение на вечные времена: грузины и армяне должны всегда быть заодно.
— Шавлего!
— Что?
— Не хочу больше истории. Приласкай меня.
Шавлего повернулся к ней.
Длинные ресницы опускались и вновь поднимались над глазами; в которых горела страсть, из-под приоткрытых юных, розовых губ выглядывала первозданная белизна свежего снега.
Шавлего обнял ее, притянул к себе.
— Только не изломай меня, — промурлыкала Флора.
Это была настоящая женщина — из плоти и крови, полная неподдельной страсти.
— А теперь скажи, кем будет десятый?
— Брось эти глупости, Флора, и дай мне поспать. Ты же знаешь — я должен выйти отсюда на рассвете.
— Так-таки собираешься встречать?
— А ты разве не поедешь? Ведь просилась!
— Да, просилась. Но это было прежде… давно, во времена Митридата и Помпея.
— Ну, довольно. Я уже отправляюсь.
— Куда? — испуганно спросила Флора.
— В царство снов. Ты не со мной?
— С тобой — хоть в джунгли.
— Ну, так в путь.
— Н-но, лошадка! Поехали!
— Дверь не будем запирать?