Кабинет фей

И, едва договорив последние слова, он вонзил клинок себе в сердце по самую рукоять.

Йемена хотела было сказать что-то в ответ, — но куда там, было уже поздно.

— Боже, ты умираешь, милый Коридон, — горестно воскликнула она, — как жить мне теперь без тебя, что делать мне в этом мире? К чему вся эта роскошь и королевские почести? Постыл мне белый свет!

И, выхватив кровавый клинок из груди бездыханного Коридона, она вонзила его себе в грудь и тоже упала замертво.

А Вепрь, все это время сгоравший от любовной лихорадки, заметил, что красавицы Исмены слишком долго нет, и принялся громко звать ее, но безуспешно. Тогда его охватила ярость; вскочив, он накинул халат, подбежал к двери кабинета и вышиб ее копытом, призвав на помощь слуг. Он ворвался туда первым и увидел прискорбное зрелище: бездыханные тела Исмены и Коридона. Ненависть в его душе боролась с нежностью к любимой. Он обожал Йемену, но понимал, что та убила себя, чтобы разорвать узы, связывавшие ее с ним. Тотчас отправили слугу предупредить короля и королеву, и весь дворец огласился криками отчаяния. Йемена была любимицей двора, а Коридон давно снискал почет и уважение. Король бездействовал: он не вникал в подробности любовных переживаний несчастного Вепря, как это делала нежная королева; ей он и поручил утешить сына.

Мать уложила несчастного кабана в постель, немножко поплакала с ним, а затем, когда он чуть успокоился, попыталась растолковать ему, что само Провидение избавило его от особы, никогда его не любившей, зато питавшей нежные чувства к другому; ибо невозможно вытравить из сердца сильную страсть, и вскоре он сам почувствует все выгоды от подобной утраты.

— Что мне в том? — воскликнул кабан в ответ. — Я хотел обладать ею, хотя бы даже она и оказалась неверна. А ведь она и не пыталась скрыть свое отвращение, обмануть меня притворными ласками. Я один виноват в ее безвременной кончине. Каких только упреков я не заслуживаю?!

Королева, видя, как Вепрь убивается, оставила с ним самых преданных слуг, а сама решила удалиться.

Она легла, и мысли ее невольно обратились к давнему лесному происшествию с тремя феями.

«Чем я прогневала их, — думала она, — чем навлекла на себя такие беды? Мне был обещан сын, любезный и пригожий, но я получила неведомого зверя с наружностью свиньи. Несчастная Йемена предпочла уйти из жизни, чем быть с таким супругом. Король не знал ни минуты радости, с тех пор как наш несчастный сын родился на свет. Да и у меня самой сердце обливается кровью, стоит лишь мне на него взглянуть».

Так она размышляла, как вдруг вся комната озарилась ослепительным сиянием, и вышла из него та самая фея дерева. Она промолвила:

— О прекрасная королева, отчего не веришь ты моим словам? Не я ль тебя уверяла в том, что придет время и твой Вепрь принесет тебе счастье и покой? Уж не сомневаешься ли ты в правдивости моих обещаний?

— Ах, да как же мне не сомневаться? — сказала королева. — Ведь ни одно из них так и не сбылось! Не лучше ль было оставить меня без наследника, чем позволить созерцать каждый божий день того, кого я сподобилась родить по вашей милости?

— Нас три сестры, — продолжала фея, — две добрые, а третья вечно норовит все испортить; именно ее смех ты и слышала во сне. Если бы не мы, твои мучения продлились бы намного дольше, но им придет конец.

— Увы! — воскликнула королева. — Только смерть, моя или моего сына, может положить предел моим мукам.

— Я не могу раскрыть тайн, — сказала фея, — мне лишь позволено облегчить твои страдания, вселив в тебя надежду.

С этими словами она исчезла, на некоторое время оставив после себя приятное благоухание, и королева и впрямь подумала, что грядут желанные перемены.

Вепрь же погрузился в глубокий траур. Он почти не выходил из покоев, исписал не одну страницу стихами, оплакивавшими кончину возлюбленной, и даже пожелал, чтобы его скорбные строки были высечены на могиле жены…

О рок, жестокий рок, о счастья похититель! Йемена, ты сошла в загробную обитель! Твои глаза, что всех пленяли без труда, Твои глаза теперь закрылись навсегда. О рок, жестокий рок, о счастья похититель! Йемена, ты сошла в загробную обитель!

При дворе немало удивлялись, что он сохранил в душе нежное воспоминание об особе, которой внушал лишь отвращение. Мало-помалу круг придворных дам принял его, и на сей раз он поддался очарованию прелестной Зелониды, сестры Исмены. Она была так же хороша и имела поразительное сходство со старшей сестрой, чем и привлекала его. Ведя с ней беседы, он всегда наслаждался живостью ее ума и кокетливой остротой речей. По его мнению, только молодая Зелонида и могла бы занять в его душе место Исмены. Она же держалась с ним подчеркнуто ласково и учтиво — ведь ей и в голову не приходило, что тот может к ней посвататься. Но кабан уже принял решение. И вот однажды, когда королева в одиночестве коротала время у себя в покоях, он зашел к ней необычно радостный.

— Сударыня, — начал он, — не откажите в одолжении, благословите меня на новую любовь, ибо намерен я снова жениться и ничто на свете меня не остановит, и я прошу лишь вашего согласия. Моя избранница — Зелонида, и я надеюсь, что вы без промедлений поговорите с королем, чтобы дать делу законный ход.

— Ах, сын мой, — ответила она, — что ты задумал? Как скоро ты забыл отчаяние Исмены и ее смерть, что так потрясла нас! С чего ты взял, что ее сестрица тебя полюбит больше, чем она? Или ты стал менее уродлив? Разве ты с виду больше не кабан? Опомнись, сын, не причиняй нам новых горестей, тебе начертано судьбой быть вдали от людей.

— Что ж, я с этим согласен, сударыня, — вздохнул Вепрь, — но хочу покинуть общество людей не один: мне нужна спутница. Ведь как устроена природа: у филинов есть совушки, у жаб — лягушечки, змейки ждут своих ужей. Чем я хуже этих мелких тварей? Вы пытаетесь меня уязвить, но ведь кабан животное уважаемое, он благороднее всех тех, что я упомянул.

— Увы, дитя мое, — молвила королева, — боги свидетели, что моя любовь к тебе безмерна, но так же велика и моя печаль оттого, что лицо твое слишком ужасно. И не для того я говорю тебе все это, чтоб уязвить тебя. Мне хотелось бы видеть тебя счастливым подле любящей жены, и чтобы ее любовь была под стать моей. Но ведь мать любит совсем иначе, чем супруга!

— Я тверд в своем решении, — ответил Вепрь, — молю вас, поговорите с королем и матерью невесты, чтобы немедленно назначить день свадебных торжеств.

Королева дала ему обещание. Но когда она изложила просьбу сына королю, тот укорил ее в непростительном малодушии, возразив, что женитьба на скорую руку непременно приведет к новой катастрофе. Королева же, хотя и убежденная в том же самом не меньше его, не сдавалась и настаивала, желая сдержать слово, данное сыну; поэтому она так настойчиво упрашивала мужа, что тот устал сопротивляться и разрешил ей делать все что душе угодно, но, если снова что случится, пусть винит свою чрезмерную податливость.

Королева вернулась в свои покои, где ее с нетерпением дожидался Вепрь, и сообщила ему, что король не намерен чинить препятствий его чувствам к Зелониде, лишь бы красавица дала свое согласие. Монарх не хотел использовать данную ему власть, чтобы сеять горе вокруг себя.

— Государыня, уверяю вас, — напыщенно изрек тогда Вепрь, — что вы одна находите дурные свойства в моем характере. Отовсюду в свой адрес я слышу только похвалы, и мне дают понять, что я обладаю сотнями достоинств, и это отличает меня от всех.