Кабинет фей

— Так пойдемте же! — воскликнул Алидор. — Давно уж отвык я от придворных пышностей.

Он вышел из пещеры и покорно последовал за королевским конюшим.

Тот, пользовавшийся при дворе репутацией одного из самых блестящих придворных, предложил ему выбрать любое роскошное платье, но Алидор пожелал облачиться в черное и, не поддавшись ни на какие уговоры, отправился ко двору босой, без шейного платка и с непокрытой головою. Лишь у самых врат вдруг вспомнил он, что ничего не принес для маленького принца; но, махнув рукою, поднял валявшуюся на земле булавку, решив, что это и будет его подарок. Алидор шел по залу, прихрамывая, вращая безумными глазами и отвратительно высовывая язык, что лишь подчеркивало его врожденное уродство, смотреть на которое было невыносимо. Нянька, опасаясь, как бы маленький принц не испугался, попыталась уберечь его от сего ужасного зрелища, отвернув малышу лицо и сделав знак Алидору не приближаться. Но тут ребенок заметил его, засмеялся и с такой радостью протянул к нему ручки, что пришлось поднести его совсем близко к безумцу. И тогда малыш бросился к нему на шею, расцеловал, и его не смогли оторвать от принца; Алидор же, несмотря на свое безумие, тоже оказался полон нежности к младенцу.

Король был ошеломлен, однако скрыл свой гнев от присутствующих. Но едва разошлись все придворные, как, не посвящая королеву в свой замысел, он повелел двум доверенным вельможам забрать Ливоретту из темницы, где она томилась уже четыре года, посадить ее вместе с ребенком и Алидором в бочку, дать им полную крынку молока, бутылку вина, ломоть хлеба и бросить их в море.

Вельможи, огорченные столь жестоким приказом, пали ниц, смиренно моля его пощадить и дочь и внука.

— Увы, Ваше Величество! — говорили они королю. — Спроси вы у нас, как ваша дочь страдала в заточении, так уж наверняка не стали бы обрекать бедняжку на смерть, а сочли бы ее грехи уже искупленными. Примите во внимание, что она — единственная ваша дочь. Ей сами боги уготовили судьбу наследницы короны, вы же в ответе за ее жизнь перед подданными королевства. Да и малыш подает немалые надежды. Ведь не хотите же вы убить невинного младенца?

— Хочу! — воскликнул король, раздраженный их словами. — И если вы откажетесь исполнить мою волю, я отправлю на неминуемую смерть и всех вас.

Вельможи поняли, что король тверд и им его не переубедить; горькие слезы бессилия потекли по их щекам, и они, понурив головы, покинули королевские покои. Приказав сделать такую огромную бочку, чтоб там поместились принцесса с сыном, Алидор и запасы скудной провизии, они доставили ее в башню, где на соломенной подстилке, закованная в кандалы, лишенная солнечного света, томилась Ливоретта, и почтительно передали ей приказ отца. Рыдания, душившие их, мешали им говорить; впрочем, принцесса и так поняла, что ее ждет, и тоже горько расплакалась.

— Увы мне! — промолвила она. — Боги свидетели моей невинности. Мне лишь шестнадцать лет, и не одной короны могла бы я стать наследницей; а вы хотите меня отдать на волю буйных волн морских как опаснейшую из преступниц. Однако не думайте, будто я принуждаю вас к ослушанию или взываю к вашей жалости, дабы спасти свою жизнь; о нет, уже давно я свыклась с мыслью о смерти, как повелел мне король — отец мой, и готова к самым жестоким страданиям, лишь бы только пощадили ребенка. Его-то грех — в чем он? А невинность — разве она не может послужить защитой от гнева монарха? Как может он обрекать малютку на смерть заодно со мной? Пусть берет мою жизнь. Или мало ему одной жертвы?

Вельможам нечего было ответить — они лишь повторили, что должны выполнить королевский приказ.

— Разбейте же цепи, — прошептала она обреченно, — и я последую за вами.

Тотчас стражники распилили железные кандалы на ее руках и ногах; причиненную ей боль вынесла принцесса с удивительной стойкостью. Вышла она из темницы все такой же прекрасной, точно утреннее солнце, встающее из волн морских; и кто бы ни взглянул на нее, не мог не восхититься и храбростью ее, и неописуемой красотой, которую беды только умножили, спрятав под томной бледностью прекрасного лица жизнерадостный ее нрав.

Алидор с маленьким принцем уже ждали ее на берегу моря, куда их препроводила стража. Они даже не догадывались о том, что им уготовано. Едва увидев сына, принцесса бросилась обнимать его и нежно расцеловала; а узнав, что всему виною Алидор, даже обрадовалась, что вместе с собою увлечет в могилу самого ненавистного ей человека. Алидор же, взглянув на нее, только расхохотался.

— А ты откуда взялась, малышка-принцесса? — посмеивался он. — С тех пор, как ты убежала, много воды утекло: Ливоретты нет во дворце, а я потерял рассудок. Говорят, что нас бросят на дно морское. Ты меня уж тогда разбуди, а то, чего доброго, еще просплю.

Долго бы еще он разглагольствовал, не ступи отчаявшаяся Ливоретта первой в бочку, крепко держа на руках сына. Алидор бросился за ней следом, скача от радости при мысли, что отплывает в королевство, где правят камбалы и тюрбо, и продолжая нести всякую околесицу. Бочку плотно засмолили и сбросили с высокого утеса, нависавшего над морской бездной, проводив протяжными рыданиями и криками отчаяния. Во дворец вельможи возвращались с тяжелым сердцем. Зато Алидор ничуть не тревожился: схватив хлеб и откупорив бутылку вина, он съел его до последней крошки и принялся пить, прерываясь лишь затем, чтобы пропеть веселую песню, словно сидел на пиру.

— Алидор, — взмолилась принцесса, — дай мне, по крайней мере, умереть в покое и не морочь голову неуместным своим весельем.

— Чем так печалиться, милая принцесса, — ответил он, — послушай-ка лучше мою тайну. Где-то далеко-далеко, в глубоком синем море плавает большая рыба по имени Дельфин, и это мой лучший друг: он исполняет многие мои желания. Вот почему я не волнуюсь, Ливоретта. Стоит нам лишь почувствовать жажду или голод, стоит захотеть отдохнуть и прилечь в роскошной спальне — и он примчится на мой зов, чтобы в мгновенье ока построить нам дворец.

— Зови ж его, безумец! — вскричала принцесса. — Ведь промедление может стоить нам жизни. Или ты ждешь, когда я проголодаюсь, — но уж этого ждешь понапрасну; слишком изранено мое сердце; но смотри же — мой сын вот-вот умрет, задохнувшись в этой проклятой бочке; так поспеши доказать мне, умоляю, что ты говоришь правду, а не сболтнул пустое в своем безумии.

Алидор тотчас позвал Дельфина:

— Эй! Дельфин, морской друг мой, приди исполнить все, что я велю.

— Я здесь, — тут же ответила Рыба, — приказывай.

— Где ты? — спросил Алидор. — Бочка заделана плотно, и я не могу разглядеть тебя.

— Скажи лишь, что ты от меня хочешь, — произнес Дельфин.

— Хотел бы я услышать звуки прелестной музыки, — ответил принц из бочки. Тут неизвестно откуда полилась чарующая мелодия, приятная на слух, с удивительно гармоничными созвучиями.

— О боже! — воскликнула принцесса, теряя терпение. — Да ты смеяться надо мной вздумал, куда как полезна твоя музыка, когда идешь ко дну!

— Да что же еще вам надобно, милая принцесса, — удивился принц, — раз вы не голодны и жажда вас не мучит?

— Дай мне власть над Дельфином, чтоб я смогла приказывать ему, — ответила она.

— Дельфин! Ты слышишь? — крикнул Алидор. — Велю тебе подчиняться приказам Ливоретты и выполнять все то, что будет ей угодно.

— Хорошо, — ответил он, — я все исполню.

И она попросила его перенести их на самый красивый остров на свете, построить там самый роскошный дворец, с дивными садами и двумя быстрыми ручьями — один с вином, другой с водой; под ногами же пышный цветочный ковер, с цветниками и клумбами. А посреди острова — раскидистое дерево: ствол из серебра, ветки из золота, и на них три апельсина, один — чистый бриллиант, второй — рубин, а третий — изумруд. Пусть дворец украшают роспись и позолота, а парадная галерея отображает всю его историю.