Кабинет фей

А она тем временем сидела в окружении фрейлин и жаловалась на тошноту. Одна из дам поддерживала ее голову, другая держала за руку. Принц, еще не превратившийся в кенара, не посмел подойти к ней, как ни обеспокоило его плохое самочувствие Ливоретты. Она же, едва заметив его, сразу улыбнулась, забыв о недомогании.

— Алидор, — обратилась она к нему, — боюсь, я умру, а это весьма досадно теперь, когда приехали послы. Ведь я слышала столько лестных слов о принце, попросившем моей руки.

— Как, сударыня! — воскликнул Алидор с принужденной улыбкою. — Разве вы забыли, что уже выбрали мужа?

— Вы говорите о Кенаре? — ответила она. — О, я знаю, что он не будет на меня в обиде — этот брак не повлияет на те нежные чувства, что я к нему питаю.

— Сомнительно, однако, чтобы он смирился с необходимостью делить вас с кем-нибудь еще.

— Ничего, — отвечала она, — ведь я мечтаю быть владычицей большого королевства.

— Но ваша птичка вам, сударыня, уже подарила королевство, — возразил Алидор.

— Поистине прелестная империя, — расхохоталась принцесса, — крохотный кусочек леса с жасминовой полянкой: это подарок разве что для пчелки или коноплянки; ну а я-то совсем другое дело.

Фрейлины принцессы, испугавшись, как бы сей длинный разговор не утомил ее, попросили Алидора удалиться. Они уложили Ливоретту в постель, и Биби тотчас прилетел прощебетать ей песенку, полную упреков в неверности. Так как недомогание было легким, она нашла в себе силы пойти к королеве. Но с этого дня тошнота стала преследовать ее: принцесса быстро утомлялась, стала вялой и худой, вид еды вызывал у нее отвращение. Уже прошло несколько месяцев, но никто так и не знал, что с ней делать. Еще больше огорчала весь двор настойчивость послов, торопивших со свадьбой. Наконец королеве нашли искусного врача, который мог бы исцелить ее дочь. За ним отправили карету, строго-настрого запретив что-либо рассказывать ему о ее знатности, дабы он не стеснялся говорить правду. Когда прибывшего врача повели к принцессе, королева решила спрятаться прямо в ее спальне, желая обо всем услышать собственными ушами. Доктор же едва приступил к осмотру, как на его лице уже засветилась довольная улыбка.

— Поверить не могу, — сказал он, — как это ваши придворные врачи не распознали недомогание этой молодой особы! Скоро она подарит своей семье очаровательного мальчика.

Тут фрейлины, не желая даже дослушать, грубо вытолкали его вон, выкрикивая вслед оскорбления.

Биби, сидевший в комнате Ливоретты, в отличие от возмущенных дам, понимал, что сельский врач отнюдь не невежда в медицине. Ему самому не раз приходила в голову мысль о беременности принцессы. Он пошел к морю, чтобы посоветоваться со своим другом Дельфином, который с ним согласился.

— Скройтесь на время, — сказал он, — ибо, боюсь я, застанут вас как-нибудь вместе, когда она приляжет отдохнуть, и оба вы погибнете.

— Ах! — печально воскликнул принц. — Ты думаешь, что я смогу так запросто расстаться с самым дорогим мне существом? Жизнь моя станет невыносимой! Или дозволь видеть Ливоретту, или дай мне умереть.

Дельфин, растрогавшись, даже пролил скупую слезу, хотя известно, что дельфины не умеют плакать; он утешал своего друга как только мог. Во всех бедах винили Угрюмью.

Королева рассказала супругу о том, что сообщил доктор. Ливоретту позвали и подробно расспросили — она же обо всем рассказала с обычными для нее искренностью и невинностью. Ничего неожиданного не оказалось и в рассказах придворных дам. Это успокоило было Их Величества, пока в один прекрасный день принцесса не родила крохотное существо невиданной красоты. Что тут началось, не выразить словами: удивление и гнев короля смешались с горем королевы, отчаянием принцессы, тревогой Алидора, не говоря уж о крайнем изумлении послов и всего двора. Откуда это дитя? Кто его отец? Ответа ни у кого не было. Ведь и сама Ливоретта смыслила в этом деле не больше, чем ребенок. Но королю было не до шуток: он не верил ни слезам, ни клятвам и порешил сбросить дочь вместе с ее сынком в пропасть, чтоб разбились они об острые камни. Когда он сказал об этом королеве, та пришла в такое неописуемое отчаяние, что, без сознания, мертвенно бледная, упала к его ногам. Увидев супругу в обмороке, король немного смягчился и, когда она пришла в себя, попытался ее утешить. Королева, однако же, потребовала отменить смертный приговор, а в противном случае не видать ей больше в жизни ни радости, ни здоровья. Тут она, зарыдав в голос, кинулась ему в ноги, умоляя убить ее вместо Ливоретты с сыночком, которого она нарочно велела принести, чтобы разжалобить короля видом невинного создания.

Мольбы королевы и плач ребенка вызвали в нем сострадание; он в изнеможении опустился в кресло и, подперев лоб рукой, погрузился в тяжкие раздумья. После долгого молчания он сказал королеве, что милость может проявить лишь в одном — он отложит казнь, ибо только кровью можно смыть такое позорное пятно на репутации двора. Королева, рассудив, что получить отсрочку смертного приговора для дорогой дочери и внука уже означает добиться многого, без возражений согласилась на то, чтобы принцессу заточили в темницу, где той больше никогда не увидеть солнца. Вот в каком унылом месте оплакивала теперь Ливоретта несчастную судьбу свою. Если что-то и могло облегчить страдания принцессы, так это ее абсолютная невинность. Она ни разу не видела свое дитя и не знала, что с ним стало.

— Святые небеса! — восклицала она. — В чем грех мой? За что мне эти тяжкие беды?

У Алидора, подавленного горем, больше не было сил. Разум его помутился, и он превратился в совершенного безумца. Бродя по лесам неприкаянным бродягой, крича и сетуя на судьбу, он разбрасывал по дорогам деньги и драгоценные каменья. От долгих скитаний одежда его превратилась в лохмотья, волосы спутались, а выросшая предлинная борода лишь подчеркивала его природное уродство. Нестерпимо было смотреть на это, и жалкая судьба его, несомненно, привлекла бы всеобщее внимание, не будь оно отвлечено заточением принцессы. Послы, приехавшие просить ее руки, не стали ждать, пока их выдворят, и спешно покинули королевство — до того им было стыдно оставаться во дворце. Король без особого сожаления отпустил их. Дельфин уплыл далеко в море, больше не показываясь из морских волн, и теперь Угрюмья могла вволю злодействовать против принца и принцессы.

Маленький принц тем временем расцветал с каждым днем, но король будто не замечал этого: ведь он сохранил ему жизнь лишь для того, чтобы узнать, кто же был его отцом. Королева ничего не знала о том, что замыслил ее супруг. Тот же вдруг издал указ, повелевавший всем придворным преподнести внуку подарок, способный его обрадовать. Все до одного тотчас явились во дворец, и вот король с королевой вышли в парадный зал к огромной толпе своих подданных. За ними шла нянька, неся на руках прелестное дитя в золотых и парчовых одеждах.

Все по очереди подходили к малютке поцеловать ручку и преподнести дары: кто — розу из драгоценных камней, кто — искусственные фрукты, и золотого льва, и волка из агата, и лошадку из слоновой кости; тот — спаниеля, этот — попугая, а иной — бабочку. Но ребенка ничто не радовало.

Король, притворяясь равнодушным, краем глаза внимательно наблюдал за происходящим. Он заметил, что ребенок не притронулся ни к одному подарку. Тогда он велел еще раз объявить во всеуслышание, что любой, кто не явится немедленно ко двору, будет наказан по закону как преступник. Теперь подданные с удвоенной силой старались услужить монарху. А в это время королевский конюший, тот самый, что встретился когда-то Алидору на пути и посоветовал ему остановиться в этом королевстве, нашел обезумевшего скитальца ночующим на дне пещеры и сказал ему:

— Как, Алидор! Вы здесь? Должно быть, вы единственный, кто не принес подарка маленькому принцу. Что, не слышали королевского указа? Или вы хотите, чтобы король казнил вас?

— О да, я этого хочу, — растерянно отозвался бедный принц. — Зачем ты нарушил мой покой?

— Не гневайтесь, — добавил конюший, — я хочу привести вас во дворец.

— О! Ну, я одет как подобает, — молвил Алидор со смехом, — в самый раз, чтоб показаться королевскому заморышу.

— Если дело лишь за этим, — отвечал конюший, — тогда я предоставлю вам на выбор роскошные одежды, в них у меня недостатка нету.