Качели судьбы

— Ну а туман этот? — Попытался Мейз вернуть старика к интересующему их вопросу, поскорее покончить с этой ерундой и побыстрее вернуться к ребятам, обсуждающим будущую вечеринку. К их компании присоединился Нед, — что там с туманом не то?

— Мн, ммм, — мужчина словно встрепенулся ото сна, — ммм, эээ, ну вот, мда туман этот, мутный такой, особый, он там, внизу, в долине этой проклятой, словно над землей плывет, не часто, но бывает, тогда туда не ходи, не-е-е, не ходи, — мужчина шатанулся, — но это очень редко случается, раз в год, или два…

— А в деревни, наверх, он поднимается?

— Да было дело, один раз, говорят, да, было дело, давно, еще до меня…а туда, ни ни, туда нельзя!

Николя издал странный, больше всего похожий на хихиканье звук.

— Ну так мы же маги! Мы здесь, чтобы бороться со злом!

Пожилой мужчина чихнул: звук получился негромким и аккуратным, словно его издала простуженная мышка:

— Ну если бороться, то оно это конечно, да, но, опасно это, заест вас туман этот!

Нед засмеялся:

— Не заест, дедушка, нас трудно заесть, помни, мы великие маги!

Старик икнул, как-то суетливо кивнул и быстро захромал прочь, иногда оглядываясь и криво усмехаясь.

Молодые люди удивленно пожали плечами, мол совсем старик «того» и поспешили назад, к ярким огням и веселью.

Эссейл стоял на самом краю обрыва, задумчиво глядя вдаль. Перед ним раскинулся вид на озерную долину. В далеком и непонятно желанном небе парила желтая круглая луна. Сзади, со стороны ярко освещенного магическими шарами дворца, доносились хохот и визги — студенты готовились к вечеринке. Дракатон поморщился — до него донесся запах жаренного мяса, на открытом огне готовились большие туши животных.

— Эссейл! Давай к нам! Повеселимся! — Дракатон отмахнулся, отрицательно покачав головой, прошел дальше вдоль крутого обрыва, вглубь сада.

Мягкая, ночная, ласковая тишина паслась в мирной долине, внизу. Мужчина пошевелил голыми пальцами ног. Прохладная роса обминала траву. Смешанные запахи мочажинника, ароматной куги, хмеля, приторный запах лилий из долины, намокшей в росе травы нес к печальному мужчине легкий ветерок. Изредка — позвяк конской треноги (возмущенные студенты так и не нашли никаких построек для лошадей), тихое фырканье да тяжелый туп и кряхтенье лошадей, привязанных в другом конце огромного сада.

Справа и слева от него беспорядочно стреляли товарищи. Они глядели туда же, куда и он, — на бурый, покатый бугор по ту сторону оврага. По нему вниз мчались верхоконные, человек пятьсот, лавой. У них нет шансов. Полностью сконцентрировался на задаче дышать, замечает, что его кто-то поднимает, больно, чувствует, как горячая кровь течет изо рта, его несет Эскатон… Всхлипнув, друг упал, Эссейл покатился по земле. Его переворачивают на спину. Больно. Мир кружится, кто-то кричит:

— Он не может дышать, он уходит!

«Надо же, какой странный звук, как замедленный, очень далекий рев дракона», — внутри что-то булькает. А вокруг, как далекая барабанная дробь, монотонный стук дождя… слабо освещенный лица друзей на краю хаоса, крохотный огонек очень далекой, вращающейся луны сквозь тучи, она стремительно падает, бессмысленно мерцающая, в пустыне накренившихся деревьев,

— Будь со мной, эй, смотри на меня, дыши, дыши…

— Не умирай! Только не умирай! Еще чуть-чуть. — Почему у Латарина столько отчаяния в голосе.

Он что, умирает? Какая ерунда! Они просто прилетели сюда на пару дней, на территорию Дракатии, в глубокий тыл, Кати ранен, умирает — эти врата какой-то идиот полоумный открыл… Ужасное заклинание — сил совсем нет…Не хватало еще погибнуть именно сейчас! Эта глупая война уже практически закончилась, да и не война, а так, сплошное недоразумение. Умереть такой нелепой смертью! Он не хотел даже думать об этом. Ему нужно было во что бы то ни стало удержать в сознании мелодию жизни. Он сжал кулаки и попытался вновь услышать волшебные звуки. Но их заглушил беснующийся металлический голос друга.

— Дыши! Будь со мной! Слышишь, дыши-и-и-и! — Он уже ничего не слышал…Чье-то искаженное лицо, глядит на него страшными, округленными глазами, огромный рот, широко распахивается, почему-то молча, и что-то говорит и говорит… А потом мир взорвался, острые осколки вонзились в лицо, и мир наполнился красной болью…

Эссейл очнулся от воспоминаний. Глубоко дыша, с прихлипываниями, словно стрела все еще была в его груди, он шатался от боли. Это его вина, его решение! Это из-за его тяги к приключениям и попытке что-то кому-то доказать, погибли его друзья. Не удивительно, что его так ненавидят в Дракатии. Как же тяжело!

Шокированный, уязвимый от боли, он не услышал шагов сзади. Кто-то сильный схватил его сзади, повалил на землю. Он отчаянно отбивался, рычал, вырывался, нанося удары во все стороны. Его противник был многорукой гидрой, из темноты появлялись новые руки, страшная борьба велась в полной тишине, только было слышно хриплое дыхание противников. Дракатон понял, что проиграл, когда его перевернули на живот, беспощадное острое колено наступило на спину, победители крепко связали его руки за спиной. Кто-то в полной тишине грубым рывком поставил его на ноги и поволок в темноту сада, подхватив под связанные руки.

* * *

Айрин задумчиво бродила по темному саду. На ней было простое платье в синих тонах с длинной бело-золотой юбкой, Эссейл сам выбрал для нее этот наряд в огромном гардеробе дракатонской красавицы. Черные волосы зачесаны назад и удерживались простым серебряным обручем.

«Где же Эссейл?»

Ее очень волновало его состояние в последние два дня. Она подозревала, что он не спал вовсе. Она тщетно пыталась накормить его, он вежливо благодарил, но она не видела, чтобы он съедал свою еду. Он постоянно бродил по этим ужасным обрывам, стоя на самом краю, гипнотизируя огрмную пропасть, словно собираясь спрыгнуть, высота непонятным образом привлекала мужчину. Айрин часто казалось, что дракатон был готов взмахнуть руками и полететь. Ей не нравилось черная тоска, плескавшаяся в его глазах.

Что за странный он человек! Он не умеет приветствовать иначе, как в изысканных выражениях — для него это совершенно естественно. И она никогда не встречала человека, который бы умел носить плащ или даже самые последние обноски с таким изяществом и благородством. Всюду, где он появлялся, мгновенно воцарялось молчание. Молчание либо враждебное, либо просто настороженное, порождаемое его непроницаемой и очень тяжелой аурой. И Айрин в который раз подумала, что он и впрямь какое-то особое, необыкновенное существо и как же сильно она его любит. Лежа каждую ночь в его объятиях, сливаясь с ним в поцелуе, она испытывала блаженство полного растворения в любимом, это неизъяснимое блаженство, которое мужчина дарит любящей его женщине. Айрин в глубокой задумчивости посмотрела на закатное небо — сейчас оно было окрашено в теплые, темно-оранжевые тона, хотя цвет долины внизу по-прежнему оставался серо-зеленым, холодным. Наступали сумерки, сзади раздавались звуки начавшейся вечеринки. Ей подумалось, что таким, как сейчас, небо, должно быть, выглядело, когда сюда пришли дракатоны, истинные владельцы этого дворца: ласковое, густо-оранжевое, похожее на сочную мякоть спелого плода, и вместе с тем, тяжелый и холодный пейзаж внизу, в огромной долине, словно таящей непонятную угрозу… Девушка вздрогнула и нахмурилась, интересно, а как объяснить то волнение и дикий страх, которые она испытала, увидев замороженное тело Эссейла перед собой? Почему ей и всеми окружающими овладело то мучительно желание уничтожить дракатонов? Ну не Эссейл же это сделал! Уже позже она убедилась, что дракатон абсолютно магически пуст. Айрин не решалась расспрашивать Эссейла, опасаясь упоминать события тех дней, опасаясь запутаться во лжи и необходимости поддерживать историю, придуманную Гарри.