Качели судьбы
Шрифт:
Ее тело снова сотряс спазм. Молодой мужчина впервые попал в тупиковое положение. Его аларианта страдала от боли, он это чувствовал и от него требовались действия, которые могли привести ее к еще большей боли и возможно смерти, о себе он не волновался. От ужаса его пульс забился в четыре раза быстрее, пот побежал по лицу и груди. И когда он собрался открыть рот, чтобы глубже вздохнуть, то обнаружил, что даже его челюсть застряла на месте, хотя это, возможно, следствие испуга за аларианту.
Глаза Айрин засияли. Руки Эссейла с багрово-синими следами от веревок передавали ей его тепло, а узкое лицо преобразилось от сильного волнения и растерянности.
Ее руки потянулись к груди дракатона, к его широким плечам. Он отпрянул и вдруг сделался ярко-пунцовым. Он взял обе ее ладони в свои, чтобы удержать на расстоянии. Только бы она не дотронулась
— Маленькая моя, — хрипло прошептал он, закатывая глаза, — молю, уйди… Я всего лишь мужчина. Я не могу больше…Я не справляюсь…
— И не надо, справляться, я хочу, чтобы ты был со мной…
Он со стоном сдался, навис над девушкой, его губы вздрагивали от страсти, медленно, медленно наклонился к девушке и захватил в плен ее губы нежным поцелуем. Под его ласками, Айрин словно заново ощутила свое тело и была потрясена, она чувствовала себя во власти какой-то неведомой силы, которая жила не столько вне ее, сколько в ней самой и толкала в бездну страсти. Она почти не заметила, как он раздел ее и уложил на ароматную траву. С неутомимым терпением он снова и снова начинал ласкать ее, и с каждым разом она становилась все покорнее, все горячее в ответных ласках, и молящие глаза ее лихорадочно блестели. Она то вырывалась из его объятий, то приникала к нему, но, когда возбуждение, с которым она уже не могла совладать, достигло апогея, от нетерпения она ощутимо кусила мужчину острыми зубками, — «ну давай же, изверг, скорее, я так готова!». Эссейл охнул, его тоже трясло от возбуждения, но он был неумолим. Его руки и губы были везде. Айрин со стоном погрузилась в блаженство, пронзительное и пьянящее; отбросив всякую стыдливость, она отдавалась самой смелой ласке; она закрыла глаза, ее уносил какой-то сладостный поток. Она не заметила боли, когда он оказался внутри ее, так как всем своим существом она жаждала господства над собой. И когда он взволнованно замер, пульсируя внутри нее, с беспокойством опасаясь ее боли, она не закричала, а лишь невероятно широко раскрыла свои невероятные синие глаза, в которых отразились звезды летнего неба.
— Уже, — прошептала Айрин. — Любимый мой! Как же хорошо!
Когда он, убедившись, что с его алариантой все в порядке, мужчина начал ритмичные движения, Айрин потеряла себя, наслаждение поднималось в ней могучей волной, она чувствовала, что что-то стремительно наступает, что-то магическое, волшебное, она со страхом почувствовала наступление взрыва, девушка в панике схватила дракатона за плечи, он поцеловал ее в висок, — «я с тобой, мы вместе, не бойся». Любит, как же она его любит, они вместе навеки, ее пара, ее избранник, навсегда! Эта мысль появилась в ее мозгу одновременно с невероятным взрывом. Она почувствовала, как одновременно с ней сотрясается тело Эссейла.
— Мой, мой, — шептала она, — мой, навеки, господин мой, мой любимый,
Дракатон, все еще подрагивающийся от невероятного наслаждения, навис над девушкой, он весь был какой-то встрепанный, ошеломленный, его глаза мерцали, пульсировали всеми цветами оранжевого, черно-синие чешуйки на висках встали дыбом, губы подрагивали — Айрин замерла под мужчиной, потрясенная обалдевшим видом любимого,
— Аларианта архш ш`хаш аршахх`н, мпар`х арш`ч арх`ш. — Хриплым, навсегда сорваным голосом, прошептал он. Ей вдруг стало трудно дышать. Казалось, что сердце сейчас разорвется от переполнившего его счастья и радости.
Дракатон с обожанием смотрел на нее своими золотистыми глазами, которые, казалось, сияли как факелы в тусклом свете луны. Айрин
поняла, не зная как, святая клятва дана, они воссоединены — у нее появился Алариен, супруг, защитник, они пара, теперь они будут чувствовать друг друга, на любом расстоянии. Его жизнь уже не принадлежала ему, только ей, его Аларианте. Теперь она навсегда с ним, у нее не будет одиночества, у нее появился защитник навеки — ее опора, ее стержень. Теперь у нее будет иная жизнь. Ночи больше не будут наполнены холодным одиночеством, напротив, они обещают ослепительное блаженство, упоительные часы полного счастья, нежности, спокойствия… И все равно, какое у них будет ложе: бедное или роскошное, и что будет вокруг: жалкая хижина с земляным полом или прекрасный дворец. Всегда, всегда, будь то в пору опасностей или мира, в дни успехов или неудач, она будет день за днем жить с ним, ночь за ночью спать подле него. Эти ночи станут убежищем для их любви, приютом для их нежности. А еще у них будут дни, полные открытий и побед, много дней, которые они проживут рука об руку.Последние страхи, сомнения, опасения рассеялись. Она все поняла. Ее любимый, мужчина, созданный для нее, ее единственная пара, был с нею. С ним все было естественно, просто и прекрасно. Принадлежать ему, замереть в его объятиях, отдаться на волю его страсти и вдруг осознать со страхом и ослепительной радостью, что они слились, воедино, стонать от наслаждения, чувствовать его экстаз…
Это была ночь без конца… Ночь, полная ласк, поцелуев, признаний, произносимых шепотом и повторяемых вновь и вновь, недолгого сна без сновидений, крепко-крепко обнимая друг-друга и упоительных пробуждений, отдаваемых любви, снова и снова…
Айрин проснулась в объятьях любимого мужчины, чувствуя приятную усталость, радостное довольство, она наслаждалась свежим, безмятежно ясным видением мира и всей ее жизни — теперь она не одинока, у нее теперь все будет хорошо. Она, счастливая, открыла глаза и тотчас же утонула в ярко-желтых глазах, с обожанием смотрящих на нее. Она все смотрела на него с застенчивой полуулыбкой. Ее еще тяжелые от сна веки медленно поднимались над синими глазами, а она вдруг зажмуривалась, и тени длинных ресниц падали на атласные щеки. Айрин чувствовала, что отныне уже не сможет обходиться без его объятий, без его ласк, без той нежности и любви, которые она читала в его глазах.
— Привет. Ты спал?
— Я смотрел на тебя, не могу спать, я слишком счастлив, боюсь закрыть глаза, вдруг ты расстаешь,
— Глупенький, куда я от тебя денусь, ты теперь мой навсегда, да тебе еще и сочетаться браком со мной надо, — хихикнула Айрин, вспоминая старомодные слова мужчины, шевельнулась в объятьях дракатона, игриво потерлась об него, с радостью заметила красноватые блики, зарождающиеся в вертикальных зрачках, — ну если я уже вся такая опозоренная, может, продолжим?
— Как ты себя чувствуешь? Тебе не больно? — С беспокойством спросил Эссейл, привстав на одном локте и нависнув над любимой. — У тебя же там запрет был, печать эта какая-то…
Айрин охнула от удивления. А она совсем забыла об этом! Печать рода! Запрет отца! Но как? Когда-то давно-давно ее наставница, Маррая Утка, говорила ей, что потенциально, в теории, может быть, два сильных, очень сильных мага, могли бы преодолеть запрет печати, да и то она предупреждала о возможных ужасных последствиях, Айрин с тревогой посмотрела на дракатона, выглядит хорошо, немного обалдевшим, взъерошенным, но здоровым, цвет его лица был ровным — темно-смуглые тона его кожи оттеняли сверхъестественный блеск желтых глаз. Хотя кто его знает, он может сейчас лежит тут с непроницаемым выражением на лице, а сам умирает от боли. Он может, он такой. Ну конечно же ему больно, иного не может быть, он же не маг!
«Дура! Какая же я дура и эгоистка!» — Айрин жалобно застонала, дракатон дернулся, обеспокоенно смотря на свою алларианту:
— Эссейл, пожалуйста прости меня, я совсем забыла, что это могло быть опасно для тебя, ты же не маг, в отличие от меня! Пожалуйста… извини, просто…Ай, да нечего мне сказать себе в оправдание! Проклятый Заррот, напоил меня чем-то! — Айрин нерешительно погладила его руку, — тебе… ммм…очень больно?
Видя, что дракатон молчит, Айрин совсем забеспокоилась,
— Скорее ложись, я посмотрю чем я могу помочь, поэтому ты и не спал, да? Ты очень страдаешь? — Айрин пытается уложить удивленного мужчину на спину, надавила на плечи, положила, лезет ему на грудь, — ой, какой же ты тяжелый, все будет хорошо, я сейчас помогу тебе, я же целительница…