Качели в Пушкинских Горах

У Чичи распух палец. Он ходит а поликлинику на УВЧ, а в школе все время вспоминает подробности войны. Причем, как-то так получается, что во всех эпизодах Чича оказывается главным героем. Без него мы бы пропали!

Ленька Белов потерял недавно свой любимый перочинный нож. В этом ноже и отвертка, и шило, и все что угодно. Его нашла девчонка из дома шесть. Не помню, как ее звать, помню только, что рот у нее вечно открыт.

Ленька каждый день после школы бежит к ним во двор и просит девчонку отдать нож. Та обещает, а сама только корчит рожи из окна или несет какую-то чушь. Но мы заметили, что и сам Ленька не очень-то хочет, чтобы она вернула нож. Леньке нравится разговаривать с этой дурочкой.

И только я относительно благополучно выпутался из войны. Синяк заживает, рубашка давно зашита, а двойку по географии я исправлю. Теперь, когда я могу показать на карте, где находится Троя! И рассказать о нашей войне, как когда-то Гомер рассказал о Троянской!

День первый. Гнев

Все началось в понедельник. И первый бой был в понедельник. Но сначала немного о событиях, предшествовавших войне.

На уроке ботаники Ленка Славина — большая любительница кроликов и лягушек (когда показывали фильмы о том, как бьется сердце у разрезанного кролика или дергается нога у распятой лягушки, она громко всхлипывала и закрывала лицо руками) — получила записку от Кости Благовещенского. Костя сидел с самой красивой девочкой в классе — Олей Дмитриевой, и то, что он написал записку Ленке Славиной — худой, длинной, с волосами цвета размазанного яичного желтка, — нас удивило.

Ленка на записку не ответила, но на перемене что-то сказала Косте, а Костя согласно кивнул головой.

В тот день я смотался с последнего урока. Когда мне надо уйти из школы, я смело иду в медицинский кабинет. Смело иду, потому что во внутреннем кармане пиджака у меня лежит точно такой же градусник, как и те, что стоят на стеклянном столе в стакане, покрытом марлей. Единственное отличие моего градусника — это то, что на нем набита температура тридцать семь и восемь. Волшебная температура. И так как я не был на последнем уроке истории, то придется рассказать о том, что тогда произошло, со слов Чичи — нашего круглого отличника, самого маленького и слабого человека в классе. Чича поэтому и учится так замечательно. Что-то не встречал я красивых и сильных отличников.

Костя стоял на исписанном цветными мелками асфальте и ждал Ленку Славину. Та вышла, и они медленно пошли через проходной двор на нашу родную Полтавскую улицу. И вот когда они вышли из двора и остановились на перекрестке, появился Капитульский. Калитульский чуть-чуть выше Кости. Волосы у него темные, вьющиеся. Он учится в седьмом классе и не в нашей школе. Костя и Ленка прошли мимо, а Капитульский остановился и принялся рассматривать афишу. Чича сказал, что тоже изучил афишу. Там было сказано, что песни народов мира исполняет Валерий Самолетов. Чиче фамилия понравилась. Ему нравятся фамилии, из которых получаются хорошие клички.

За неделю до этих событий Костя Благовещенский начал часто причесываться и смотреться в зеркало. Теперь он стал вылитым ангелом. Так, казалось, воздух вокруг глаз и светится…

Ленка и Костя стояли на перекрестке и, может быть, вовсе не заметили Капитульского, если бы он, якобы увлеченный изучением афиши, громко не свистнул себе под нос.

— Эй! Созерцатель афиш! — крикнула ему Ленка. — Забыл, куда ты меня сегодня звал?

— Куда? — Капитульский смотрел на афишу, словно учил текст наизусть.

— К соседу-гипнотизеру… — Ленка уже стояла спиной к Косте.

— Врет он, — сказал Чича, который все про всех знал. — У него сосед полковник, а не гипнотизер…

— Полковник-гипнотизер, — уточнил Капитульский.

— Это он тебя загипнотизировал, что он гипнотизер, а на самом деле он полковник, — упорствовал Чича.

— Не важно, кто он. Мне все равно интересно! — заявила Ленка. — Ау, Костик! — повернулась она. — Играй в теннис с Чичей! Я пойду к гипнотизеру в гости… Правда, что он сможет превратить меня в гибкую доску? — спросила она у Капитульского.

— Ты и так доска, — зачем-то сказал Чича, — только не гибкая, а горбыль… — но попав под перекрестные взгляды Кости и Капитульского, на всякий случай отошел подальше.

Вечером, как обычно, мы сидели на чердаке и смотрели, как голуби ходят по крыше. Ленька Белов притащил свой знаменитый приемник, и мы слушали французскую певицу. Наш дом высокий и старый. Из чердачного окна многочисленные крыши напоминают ступеньки. Великану бы какому-нибудь по ним ходить. А далеко-далеко впереди торчит шпиль Адмиралтейства. В тот вечер шпиль блестел, словно его надраили наждаком, и казался таким хрупким, что не верилось: как на его конце помещается шестиметровый корабль-парусник?

— Куда это Ленка пошла? — полюбопытствовал, глядя в окно, Чича. Он, единственный из нас, уже выучил все уроки и никуда не спешил. Уроки Чича делал мгновенно. Я еще только тапочки дома надеваю, а он уже упражнение в тетрадь строчит.

— А вырядилась как! — сказал Андрюха Рыжов и намотал на палец собственный локон. Андрюха летом собирался ехать в международный лагерь, а сейчас отращивал волосы, чтобы понравиться там девочкам-иностранкам.

Ленка была в голубых брюках и в розовой кофте с вышивкой. Она напоминала цветок. Волосы только все портили. Никак они у Ленки пышными быть не желали.

Ленька Белов поймал позывные какой-то станции. Били часы, и играла музыка. Казалось, что Ленка внизу слышит и идет в такт этим позывным.

— Пошли в дом шесть? — неожиданно предложил Костя.

— Смотреть, как гипнотизер будет превращать ее в доску? — засмеялся Чича.

— Кого в доску? Зачем в дом шесть? — Мы ничего не понимали.

— Мне Фима говорил, вчера в отходы целый телевизор выбросили, — равнодушно сказал Костя.

Ленька так и подпрыгнул. Его мечта — сделать такой телевизор, чтобы он, как приемник, ловил разные станции и все показывал на своем экране. Ленька один раз даже показывал мне (по крайней мере он так утверждал!) схему телевизора будущего. Я ничего не понял. Мама с папой говорят, что я посредственность, что мне надо не в школе учиться, а заборы красить. Стол мой завален книгами, которые я не читаю, и журналами, которые я даже не просматриваю. Мне нравится собирать значки и петь песни, где: «Дочь капитана Джанель, вся извиваясь, как змей, танцует танго-фокстрот, где в Кейптаунском порту с какао на борту «Жанетта» исправляет такелаж, матрос Гарри всаживает нож в горло атаману, а в один французский порт врывается теплоход в сиянии своих прожекторов». Значков у меня уже двести пятьдесят штук, а песни раньше мы пели на чердаке хором.

Когда мы зашли в дом шесть, то увидели около ящиков толстого Фиму. У Фимы здоровое, словно надутое воздухом, лицо и кулаки, похожие на недозревшие тыквы.

Поговорив с Фимой о футболе, мы стали рыться в ящиках. Никаких телевизоров там не было.

А потом увидели Капитульского и Ленку.

— Ну как прошел сеанс? — спросил Костя.

— А как теннис? — спросила Ленка. — Ты, конечно, обыграл несравненного Чичу?

Ленка и Капитульский прошли мимо нас и уселись на скамейку. О чем они там говорили, неизвестно.

Ленка чертила туфлей на земле крестики и нолики и посматривала то на Капитульского, то на Костю.

— Ты так и не сказала, тебя превратили в доску? — не успокаивался Костя. Никогда еще мы не видели, чтобы он так волновался и задавал так много вопросов.

— Какое твое дело? — огрызнулась Ленка.

Во дворе появились братья Помозовы. Они с интересом слушали разговор и кулаки шевелились у них в карманах.

— А я думал, что увижу, как плотники выносят из подъезда длинную дубовую доску…