Качели

– Идём, – потянула она его к полуразорённой детской площадке, когда они проходили через соседний двор. Обежала песочницу, уселась на качели, заболтала в воздухе ногами.

– Качай! – приказала.

Он толкнул её несильно в спину.

– Оставь портфель, толкай сильнее.

Поставив «кейс» на край песочницы Саша засучил рукава.

– Сейчас ты у меня полетаешь!

– По-о-летаю-ю, – пропела она. – 3а-амеча-ательно-о!

– Полетаешь! – он толкнул сильнее.

– Уухх! – выдохнула она. – Ещё! Сильнее!

Он отбегал, ловил её за талию, толкал всё азартней.

– Ещё! Сильней!

Свистел в ушах ветер, рвался с колен подол юбочки. Она улетала в поднебесье, в голубизну неба, в простор.

Запыхавшийся, с мокрой прядью Саша ждал внизу, ухватил веревки, тормозил скользя ногами качели, остановил…

Его лицо! Счастливое, милое, растерянное.

Всё что копилось последние дни в душе, вырвалось наружу. Спрыгнула с сидения, шагнула к нему, прижалась губами к просящим губам…

Ни часу друг без друга! Не садились на трамвай, шли после уроков пешком, прощались до вечера, звонили без конца, находили любую возможность чтобы улизнуть из дома, врали напропалую родителям. Простаивали часами среди гаражей, в закоулках, тупичках, шептались, целовались до изнеможения. В школе обсуждали явные признаки любовных безумств неразлучной парочки, они общественное мнение игнорировали: плевать, пусть чешут языками, если нравится.

А потом разом всё оборвалось. Не спрашивая согласия его увезли в Прибалтику к бабушке (узнала об этом из его письма). Так решили, писал он, родители, прежде всего мать, которой подробно доложила про него и Ксению куратор класса Анна Васильевна. Дома был разнос, мать и отец кричали, что из-за какой-то девчонки он запустил учебу и занятия шахматами, что рухнул график его подготовки к открытому молодёжному первенству Москвы, где он мог рассчитывать на место в пятёрке победителей («А это автоматом мастерское звание.»). «Здесь, в Таллине, – читала, – со мной согласился заниматься гроссмейстер Пауль Керес, это, конечно, невероятная удача. Я, скорее всего, проживу у бабушки всю зиму, тут же буду учиться, пока ещё не знаю, в какой школе. Скучаю по тебе, видел один раз во сне»…

Первой реакцией было – бежать! В Таллин. А потом бежать вместе, неважно, куда, хоть на Северный полюс. Или на Камчатку. Именно на Камчатку, к тёте Беате, всесильной и могущественной, которая может всё. Надо срочно написать ей письмо, умолить: пусть возьмёт их вдвоём к себе на время, пока они не закончат школу. А потом они с Сашей поженятся и вернутся домой, а, может, останутся навсегда на краю земли, будут там работать, вулканологами, к примеру, купят домик на берегу океана, займутся подводным плаванием…

Тётя впоследствии уверяла, что не получала от неё никаких писем – ответа из Петропавловска-Камчатского она так и не дождалась. Собиралась писать ещё, но жизнь в это время сделала очередной крутой вираж, и под откос полетело всё.

Занятая исключительно своими переживаниями и чувствами не вникала в причину внезапно поселившейся в доме отчуждённости. Замечала мимолётно, что между отцом и матерью не всё ладно, и тут же забывала, переключалась на своё. Требовали постоянного внимания жизненно важные вопросы: что именно имел в виду Саша когда вчера после уроков сказал: «Ты не любишь ходить в ногу, ждёшь, когда к тебе подстроятся»? Есть ли смысл ещё немного загореть? Отменяется: нос и без того ужасен, шелушится, крем Райки не помогает, не надо было её слушать, себе только навредила, и это уже не в первый раз… Иланка просит купальник на воскресенье – не дам, пусть обижается… Какой-то у него не такой был голос, когда он звонил вечером, надо срочно перезвонить. Всё волновало, переживалось, любой пустяк. Скрученный рубль найденный под скамейкой в детском парке, истраченный на солёные косточки. Поглаженный по дороге улыбчивый пёс с патлатой головой, который не хотел с ними расставаться, провожавший чуть не до самого дома. Сашин подарок: бледно-голубые клипсы из пластмассы купленные на ступеньках городского универмага у приставшей цыганки с золотыми зубами прятавшейся от милиционеров, затащившей для показа товара за угол дома. Вылупленные зенки Наташки Самарцевой столкнувшейся с ними нос к носу в толпе на субботней барахолке в Рабочем городке, где Саша искал для себя в книжных развалах шахматную литературу…

И, вдруг, стоп! Новость, которая не укладывалась в голове, казалась бредом: родители расходятся, мама уезжает к новому мужу в Мурманск! Бред, бред!

Всё что угодно могла себе представить, но чтобы мама? Это же анекдот! Да вы, что, мамуля, папа! Вы что, в самом деле! Мама, это правда? Да? Ну, чего ты молчишь! Правда?

Мать она считала немолодой женщиной. Невозможно было поверить, что она может в кого-то влюбиться, встречаться с мужчиной, хотеть выйти за него замуж и всё такое. В этом было что-то постыдное, извращённый какой-то порок, такое могло произойти с известной артисткой, певицей, балериной, но не с мамой-учительницей, которой почти сорок лет.

Вспомнилось прошлогоднее мамино возвращение из отпуска на курорт Трускавец – она первый раз отдыхала одна, без неё и папы. Трускавец ей был необходим по состоянию здоровья, а отцу в этот момент было не до отдыха: сдавал важный строительный объект, сутками пропадал в тресте, домой приезжал только переночевать. Что-то уже тогда возникло между родителями. Недомолвки, холодок в отношениях. И вот выяснилось: мать, принципиальная правдолюбка, созналась по приезду отцу, что во время отдыха и лечения увлеклась отдыхавшим в соседнем корпусе рыбным капитаном из Мурманска по фамилии Баштаев. Увлечение началось невинно, в очереди за стойкой в курортной библиотеке, где оба сдавали книги. Капитан оказался большим любителем художественной литературы, однако дилетантом: читал всё подряд без разбора, не всё до конца понимая, по такому же принципу собирал домашнюю библиотеку: что удастся достать. Мать, естественно, принялась его просвещать, воспитывать в нём литературный вкус. Капитан четыре недели ходил за ней по пятам выслушивая трактовку совместно читаемых журнальных новинок, повторял: «Вы, Мария Львовна, просто посланы мне судьбой», а потом, в соответствии с канонами классической литературы предложил руку и сердце…

Конец ознакомительного фрагмента.