Качели
Шрифт:
Она жила в угаре. Красила тайком губы, опускала и тут же убирала чёлку на лбу. Всё было уродливо, ужасно, в особенности грудь, едва заметная под оборками платья, не желавшая, хоть убей, нисколечко расти. Грудь была каждодневной мукой, источником униженья: вся девчоночья половина класса словно в насмешку была грудаста, все без исключения, даже Ксенина молчаливая тень Райка Гнездилова носившая на внушительных формах лифчик второго размера. Одна она только была физический урод, доска…
Чем больше она думала о Саше, тем больше запутывалась. Он редко выходил на переменках из класса, не гонялся
Она сочинила про них обоих романтическую историю. Саша по ней сохнет, от дружбы с ней его ограждают тренеры, чтобы чемпион не отвлекался на личные дела. Жила с убеждением, что никто никогда на свете не узнает её тайны, ни одна живая душа. И напрасно: кто-то за ней шпионил, подсматривал из-за кустиков, собирал компромат. В школе стала ходить по рукам мерзкая записка: «Поздравляем Сашулю К. с психованной невестой Ксенией М.». До адресата послание не дошло и, скорее всего, ему не предназначалось, а служило исключительно для развлечения жадных на скандалы широких школьных масс.
За Ксениной спиной прыскали, раздавались шуточки: Маргулис втрескалась в недоделанного Каминского. Ого-го! Угу-гу!
Срочно надо было действовать. Выяснить, прежде всего, кто автор?
Писала, скорее всего, девчонка, мальчишки на такое были неспособны. Писала змея, гадина, завистница. Круг подозреваемых сужался. Существовала серьёзная улика: «психованная» было любимым словечком Наташки Самарцевой употреблявшей его беспрерывно по любому поводу. И, в принципе, на подобную пакость была способна среди её окружения, пожалуй, только «Самара»…
Наташка словно почуяла опасность, ходила в окружении своей компании, перестала появляться вечерами возле кафе-«стекляшки», с Ксенией едва здоровалась. Не оставалось сомнений: «Самара»!
Подкараулила её на субботних танцах в парке Дома офицеров. Долго следила за деревьями как мелькает на освещённой эстрадке вискозное Наташкино платье с дурацким поясом-бантом ниже талии.
«Самара» не отдыхала, танцевала то с одним кавалером, то с другим.
«Ничего, – щурилась она сквозь листву на яркий свет фонарей, – всё равно захочешь в туалет, подождём».
Когда в перерыве между танцами Наташка устремилась колыхая вискозными крылышками по боковой аллее в сторону туалета, она вдруг растерялась. Представила как треплет «Самару» за патлы посреди парка, на глазах у людей. Ужас!
Наташка обмахиваясь батистовым платочком прошла мимо. Не сознавая что делает она выскочила из укрытия, догнала, перегородила «Самаре» дорогу.
– Ты чего?
В кошачьих с рыжинкой Наташкиных глазах застыл страх.
Она взяла её за руку.
– В чём дело? – Наташка делала попытку освободиться. – Эй, пусти! Больно же!
– Будешь пакостничать, прибью.
Показала кулак.
Вырвавшись Наташка побежала к эстраде.
– Дура! Дура! – крикнула обернувшись.
Она шла торопясь к выходу, кусала губы: отомстила, называется. Точно – дура!
Наташка на время заткнулась, сплетня, однако, не утихала. Зa партами шушукались, заключались идиотские пари. Публика в нетерпении ждала возвращения чемпиона: будет классное представление, закачаешься!
Она не находила себе места,
соображала лихорадочно: что предпринять? Рисовала мысленно картину его появления, этот зверинец. Нет, надо срочно поговорить с отцом, переходить в другую школу. Пусть они все провалятся!Едва узнала Сашу по голосу, когда он неожиданно позвонил домой, онемела услышав в трубке:
«Здравствуй, это Каминский, я только сегодня приехал, как дела? Извини, что так поздно».
Было около десяти вечера, она смотрела по телевизору фильм «Доживём до понедельника» про школьную любовь.
«Я звоню из автомата, – слышалось в трубке. – Ты можешь выйти? К «Стекляшке»…
Сон, не иначе: он, оказывается, ей звонил чтобы предложить дружбу!
– Если, конечно, это правда. Ну, эти разговоры. Про тебя и меня.
Был в твидовом костюмчике, импортных мокасинах, аккуратно причёсан как всегда.
Пусть не думает, говорил, его абсолютно не волнует школьная болтовня. Хочет только узнать: она в самом деле хорошо к нему относится? Только честно. Признался: обратил на неё внимание в пятом классе. Ходил смотреть волейбол когда она играла.
– Помнишь, в прошлом году? Вы встречались с девчонками из Фрунзенской школы. Ты тогда потрясно вмазала поверх блока, прямо в судью. Помнишь? Димке Богатырю по кумполу. Мы тогда все лежали, он чуть с вышки ни брякнулся!
Она сглотнула слюну: ещё бы ни помнить. Увидела его среди болельщиков, растерялась, едва ни провалила игру. Этот её удар в Димку был результатом психоза.
– В третьей партии вы их классно задавили, – вспоминал он.
– Но ты ведь тогда ушёл до конца встречи.
– А-а, ты помнишь? – удивился он.
– Помню, конечно.
– По-моему, я торопился на занятия в шахматный кружок.
– Ты ушёл вместе с Элькой Кириакидис, – напомнила она.
– Да? – он поморщился. – Она постоянно ко мне приставала. Хотела, чтобы я научил её играть в шахматы. Но у неё абсолютно не было аналитических способностей.
– Понятно.
– Так ты согласна? Дружить?
– Согласна.
– Чтобы все знали? Или по секрету?
Она вспыхнула:
– Почему по секрету?
– Ну, не знаю. Может, ты так хочешь. Сам я против всяких секретов.
Протянул руку:
– Дружба? Да?
О, как он умыл этих козлов! Какие у всех были идиотские морды!
– Внимание! – произнёс Саша переступив на следующее утро порог их класса. – Небольшое объявление…
Отыскал её глазами, улыбнулся.
Стихли разноголосица и шум, все смотрели на шахматного чемпиона.
Каминский положил потрясающий свой гэдээровский «кейс» с позолоченными замочками на учительский стол.
– Во-первых, – произнес, – я перехожу в ваш класс, есть приказ дирекции. А во-вторых, кому интересно. Мы с Ксеней Маргулис решили дружить…
Минута торжества, расплата за всё! Школьная банда получила наглядное представление о красивых отношениях девочки и мальчика. Фигу вам всем!
Он проводил её после уроков домой. Держал за кончики пальцев, рассказывал про шахматные дела: где играл, с кем. У него уже один мастерский балл, надо набрать в течение года ещё два, и тогда он мастер спорта. Добьётся во что бы то ни стало…