Каена
Шрифт:
– Ты не кажешься мне сломленным, - она ступила на шаг ближе к ним.
– но ты привёл девчонку. Принимать ли это, как признак твоего подчинения моей власти, Роларэн?
– Как признак признания равенства, Каена.
Он отпустил руку Шэрры - она чувствовала, как странное тепло отхлынуло от неё к мужчине, и быстро склонил голову в странном, совершенно не преисполненным почтения поклоне. Он не должен был вести себя так с самой королевой, и Каена об этом отлично знала, но не проронила ни единого слова против.
Может быть, она не могла найти в себе силы возразить.
Вечный
У Вечных была сильная кровь. Красивые, статные мужчины, привлекавшие даже человеческих женщин, разве что - слишком острые, угловатые, с тонкими длинными пальцами, способными творить иллюзию, сражающиеся до самого мига собственного падения.
От той сильной крови ничего и не осталось. Только жалкие, хрупкие смертные. А эльфийки, напротив, грубели.
– Она - это замечательный сюрприз, Роларэн, - прошептала Каена.
– И я вправду безумно рада, что ты одумался.
– Я не одумался, - покачал головой Роларэн.
– Я вернулся в свой дом.
Дом, в котором он был хозяином.
Каена долго смотрела на него - молчала, потому что не могла подобрать слова. Рэн не дополнял своё высказывание ни единым словом - будто бы так всё и остановилось, не в праве меняться ни на миг.
Она наконец-то улыбнулась. Улыбнулась как-то слабо, словно пыталась выдавить это счастье, запутавшееся где-то в груди, из себя, будто бы надеялась на то, что у неё ещё есть какой-нибудь шанс всё исправить.
Она стояла в пепле, но не заметила этого. Мелкие пылинки разлетались по всему тронному залу, рассветное солнце даже не пыталось прорваться сквозь густые туманы у стёкол, рычали Твари Туманные.
– Каена, - протянул Роларэн, делая шаг навстречу.
– Не разочарована ли ты, моя дорогая? Или, может быть, тебе мешают твои бессмысленные слуги? Неужели ты не чувствуешь, как мало дают они тебе силы? Как слабо в тебе нынче играет моя кровь?
Она содрогнулась и подняла голову.
– Ты воскресила моё имя, - отметил Роларэн.
– Что ж, вероятно, ты должна была осознавать, что теперь во мне нет раскола.
– Я рада это слышать, - выдохнула Каена.
– Но ты привёз мне замечательный подарок, за него можно простить любую грубость.
– Я не нуждаюсь в прощении.
В его тоне не было раздражения. Он отвечал до того сосредоточенно и равнодушно, что Шэрра чувствовала, как перехватывает дыхание.
Он был единственным, кто когда-либо сопротивлялся королеве. Единственным, кто что прилюдно, что наедине с нею мог заставить себя отступить не от страха, а просто по собственному желанию. Отойти от неё, отпрянуть в сторону, больше не позволить холоду, спокойствию, дикому равнодушию происходящего разрушить всё, что было...
Он мог позволить себе сражаться с нею. Она пыталась его поломать - а сама только убирала границы между двумя линиями личности.
Она сама виновата в своей смерти.
Вечные не предают.
– Сначала я должна казнить её, Роларэн. А тогда, может быть, и подумаю о том, чтобы простить тебе прежнее предательство, -
прошептала она.– Я Вечный, - покачал головой Рэн.
– Но тебе этого не понять. Впрочем, Ваше Величество, - он повернулся к слугам, - что значат они?
– То же, что и эта дохлая кошка.
– Равенна?
Ни капли беспокойства в голосе. Ни единой нотки сожаления. Никакого содрогания при виде растерзанного трупа, прикрытого прежде иллюзией. Или, может быть, иллюзия была именно сейчас?
Растерзанный зверь, совершенно безобидный, такой бесконечно преданный... Он сам когда-то спас Равенну, ещё котёнком.
Он когда-то надеялся, что хотя бы маленький друг, пушистый и мягкий, даже если с клыками и смертельными наклонностями, может разделить одиночество. Она была одинока - Тварь Туманная, юная не-Вечная, которая родилась у мужчины, что умел бороться за своё.
Она однажды сделала глоток его крови. Она однажды вернула себе осколки бессмертия.
Сто двадцать лет правила Каена Первая. Сто двадцать лет - и даже больше, - его Вечная кровь билась в её жилах, не позволяя умереть.
Последний сын Златого Леса.
Роларэн смотрел на смертных с нескрываемым презрением. Каена играла. Играла в свою дикую, жуткую игру, разгадать правила которой было слишком трудно - или слишком просто.
– А если я прикажу вновь схватить тебя? Вновь отрубить тебе эти острые уши? Схватите!
Роларэн обернулся. Эльфы ринулись вперёд - всего несколько, тоже из стражи, явственно осознающие, что королева не позволит им отказаться от приказа.
Он не пошевелился. Первый, казалось, упал сам - схватился за сердце, обмяк, рухнул на пол. Второй - застыл, медленно превращаясь в стеклянное изваяние.
Остальные попятились - но Роларэн лишь равнодушно переводил взгляд на следующего, раз за разом выдыхая вместе с воздухом и волшебство.
Каена рассмеялась. Звонко, довольственно, и её зелёные глаза сверкнули, словно подмечая невообразимую радость.
Она толкнула стеклянную статую, и та разлетелась в дребезги - и только тогда повернулась к Роларэну. Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на королеву, словно на безумицу, без осуждения, но с некоторой жалостью. Или, может быть, как на не наигравшегося доселе ребёнка, что вдруг ощутил, как быстро ускользает детство, и решил удержать его всеми силами?
Стекло под ногами, казалось, её совершенно не заботило. Роларэн смотрел долго на белую, полупрозрачную крупу, что-то неслышно прошептал - и она растеклась потоками крови под ногами Каены.
– Ваше Величество, - промолвил он, - это блюдо, наверное, окажется вам по вкусу. Жаль, что слуги отвратительно моют полы.
– Ты убиваешь только моих игрушек. А эту?
– она кивнула на Шэрру.
– Убьёшь ли ты её, если я скажу?
– Возможно, - Рэн скользнул заинтересованным взглядом по девушке, и она почувствовала, как морок иллюзии поднимается по стекленеющим ногам.
Но магия Вечного не была жуткой. Ей казалось, будто бы он специально подпитывает её собственной силой, вливает поток за потоком, заставляя задыхаться от этого незабвенного чувства невидимой, скрывшейся за линией горизонта победы.