Каиново колено

— Hi!

— How do you do!

Нет, это не ответ, вчерашняя была контактней. А у этой хоть и четвертый номер, но под ним словно ничего и не бьется. Ничего такого. Ну, и ладно, пускай себе живет, а ему еще и позавтракать нужно успеть. Нет, все же какие у них тут лифты! Блеск. А вот шведский стол у нас бы не прижился. Это только бройлерные американцы грустно считают употребленные калории, а наши бы лишь весело прикидывали экономию и злорадно набивали бы нашару живот, как верблюды горбы. Сергей соорудил из салатов такую высоченную горку на своей тарелочке, что его, наверное, приняли за циркача с оригинальным балансированием: «Bon appetit!» — «Угу». Такси под отелем стояло штук двадцать. А вот хочу на «мерсе» с негром — «Please, Sir»! О, что бы еще такого? Вот уж, действительно:

Мне осталась одна забава: Пальцы в рот — и веселый свист…

Песок бесконечного пляжа серо-мутным самородным золотом окантовывал бирюзовое кипение редких и небольших, необъяснимо упругих волн. Растянутый шлепок, пенистое шуршание по ногам и откат для нового удара в пологую непротивляющуюся сушу. Ровный ветер из Муссонного залива относил наверх, в пальмовую рощицу голоса купающихся и резвящихся под высоким ослепляющим солнцем туристов. Слева за спиной белел двухэтажный комплекс «Кристального мола». От отеля по пляжу рассыпались цветные зонтики и палатки. Кстати, мол, действительно красивый, острой прямой уходил в далекую глубину, размеренно срубая громко хлопающие гребни, накатывавшие из неведомых океанских просторов. Лариска где-то задерживалась, и Сергей, неудержимо расплываясь блаженной улыбкой и беззлобно отмахиваясь от мальчишек-мексиканцев с колой и кокой, размеренно вышагивал по самому краю сказочной земли. Вода, смешанная с мельчайшим песком, крохотными раковинками и едва различимыми блестками неведомо чего, игриво захватывала ступни, освежающе щекотала их и струилась назад, стирая за ним неглубокие следы. Триста метров туда, триста метров обратно. Мимо проносились или проползали мелкие стада отдыхающих, одинаково громко плюхаясь в колышущуюся рябь залива, и так же одинаково, но уже тихо выбираясь на сушу. Здесь многие отдыхали семьями. И многие говорили по-немецки. Ему тоже мучительно хотелось, разбежавшись, поднырнуть под надвигающийся вал, потом под второй, и плыть, плыть. Может быть до той, такой обалденно белой-белой яхты, дразняще сильно и независимо двигавшейся в полукилометре вдоль берега.

— Привет!

Сергей оглянулся: к нему, улыбаясь, приближались Лариска, и с ней какая-то пара. Оба лет под пятьдесят. Невысокий, сутулый и худенький мужичок мексикано-индейского типа с обвисшими острыми усиками и такая же невысокая, но предельно округлая дама с очень русским, уж никак не спутаешь, тоже округлым лицом.

— Привет. Знакомься: наши земляки. А уж твои и подавно — из Академгородка.

— С ума сойти! Сергей.

— Здравствуйте! Саша. Только мы из «Ща». На Димакова жили. — Скуластая, усатая голова заискивающе кивала на тоненькой шее.

— Правда же, потрясающе? Познакомиться здесь! Тамара. — Улыбка в тридцать три крупных белейших зуба. — Мы тут с Сашей уже совершенно оторвались от всего, что могло бы напоминать Родину. И просто не представляли себе такой вот неожиданной встречи. Спасибо Ларисе. А вы давно оттуда?

Он вдруг вспомнил, что почти год не звонил домой. И, почему-то, не сожалел об этом, до сего момента:

— Ой-ей, как давно! Как же здесь у вас хорошо, в вечном-то лете. Неужели к такому привыкают?

— Не говорите так, это только вначале. Мы весь вечер и утро только и думали о чуде: русский, да из Академгородка! Вы для нас просто как подарок какой-то. Просто подарок.

— Ты еще не купался? — Лариска сбросила запашной красный халатик прямо на песок.

— Нет. Барсетку некому оставить. — Он оценил ее замечательно сохранившуюся фигурку. И как бы невзначай подтянул живот, стягивая майку через голову.

Сутулый и тонкошеий Саша самопогруженно уже вытягивал из огромной холщовой сумки еще более огромный полосатый ковер, и очень аккуратно расстилал его, выравнивая под ним песок. Потом также внимательно и тщательно расставил и разложил по полоскам ковра две махровых подстилочки, две надувных подушечки, два пледика, два полотенчика и множество остальных чрезвычайно нужных на пляже вещичек. В это время Тамара, вроде бы и не обращаясь напрямую к Сергею, но явно для него рассказав о погоде за прошедшие шесть лет и выдав прогноз на два вперед, подняла с песка и не менее тщательно отряхнула Ларискин халатик, передвинула поближе ее и Сергеевы сумки. Ля-ля-ля, — Тамара рокотала ни на секунду не прерываясь. И все о вас, дорогой подарок из России. Подарок, так подарок. Он вовсе не против. И пусть сегодняшний отдых на узкой ленте песка между Океаном и Американским образом жизни для этих смуглых обладателей «residence permit» будет стопроцентным викендом.

— Вы подождете? Пока мы с Ларисой окунемся?

— И я тоже с вами. А Саша пусть посторожит. Температура воды сегодня тридцать один градус. И соленость…

Итак, Тамара не собиралась оставлять их одних. Ля-ля-ля, — не замолкая. И еще умудрилась оказаться между ними. Напористо пройдя сквозь три встречных волны, Сергей почувствовал непреодолимое желание совершенно случайно утопить ее в следующем вале. Вот так взять за волосы на макушке, и, не слушая про статистику магнитных колебаний, поглубже погрузить в кипящую песком сине-зеленую муть под ногами. И держать, держать до наступления тишины. Еле сдержался. Но она, словно бы вдруг о чем-то догадавшись, с громким вскриком сама бросилась от них вперед, и, вынырнув за полупрозрачной полосой набегающей волны, саженками поплыла к далекому солнцу. Лариска, счастливо сверкнув зубами и глазами, неожиданно тоже поднырнула под нахлынувший вал, да такой, что Сергей едва сумел не упасть под его ударом. Сплюнув соль, глубоким броском погнался за ней в нежной теплоте этого самого Муссонного залива. Но догнать удалось только через пять-семь минут и совсем в открытом море. Поэтому поцелуй получился совсем не таким, как планировался. Как-то не всерьез. Лариска смеялась, скользила в руках, не оставляя надежды на скорую победу. После второго поцелуя она также неожиданно поплыла к берегу. И что? И как? Сергей махал руками и не мог решить: за ней или начихать? Два, три сходящихся круга в соленой качающей нежности, совершенно по когда-то читанному, выталкивающей на поверхность все его, даже не деревянные члены. Муссонный, елы-палы! Вон она, эта яхта. Плывет так близко, что видны все узелки на канатах и капли на стеклах иллюминаторов. Реальность, превосходящая свою достоверность. Нежданно рядом вынырнула Тамара.

— Сергей, а что вы думаете о генерале Лебеде?

— А вы? — Он попытался слегка подтопиться. Ничего не вышло, океанская плотность в этих широтах превышала плотность человеческой крови. Но, если лечь на спину, то через хлюпанье в ушах совершенно не слышно, о чем там лопочет плывущая рядом крупнополосатая бывшая землячка. Вежливо или не вежливо не отвечать ей из данного положения?

А на берегу Саша окончательно разложил и расставил по местам необходимые для отдыха атрибуты. И приготовился к беседе по серьезному. Только с кем? Сергей, хоть и убежденный демократ, но Гайдарчика с Чубайсиком не переносил. Нет, просто из эстетических соображений, а на другие политические темы все и так в газетах подробно расписано. Вот, если чуть-чуть прикопать в верхнем горячем слое песка темную бутылку с красным вином и подождать, когда пробка начнет выдавливаться, — вот это классно! Жаль, что Саша принципиально не пьет, но тогда они и с дамами за нашу далекую Родину. Да-да-да! На пляже, как нигде, ни в коем случае нельзя принимать холодного. Только парное вино пить нужно пока тела не обсохли. И пусть это будет нашим маленьким русским секретом.

Так и не дождавшись диалога, Тамара начала бесконечную равномерно баюкающую эмигрантскую сагу, с редкими сашиными вставками-уточнениями. Сергей, разложившись и расслабившись, из-под почти закрытых век старался не смотреть, как у него в ногах Лариска натирает тело одуренно пахнущим огурцами и полынью кремом. Солнце раскалило веки до алых всполохов свеже выкованных лепестков железной розы, даже без напряжения, сквозь рассказ об извинительных причинах переезда на чужбину, поверху сочился шорох солоноватого ветра, а понизу передавалось ровное мощное сердцебиение океанического прибоя. Легкими вращательными поглаживаниями Лариска втирала огуречную полынь в сильные бедра, в припухлый, но еще без мелких складок живот, увлажняла под купальником грудь. А солнце, множась уже тысячами и миллионами алых и белых роз, жидким металлом протекало сквозь беззащитное глазное дно в мозг, и высвечивало там нечто совсем уж подсознательное.

— Тогда мы с Сашей окончательно решились. Стать кандидатом в двадцать четыре, а к тридцати семи так и не защитить докторскую! — это слишком откровенное издевательство. И в это же время на нем, на его разработках — только нами самими отслежено три диссертации было кое-кем сделано. Как? А просто бралась его тема, изучалась и отклонялась. Предлагали другую. А там, глядь, чуть-чуть под другим названием она выплывает где-нибудь в Казахстане. К тому же окончательно прекратили финансирование его лаборатории. Не то, что там, на реактивы или же оборудование, даже на зарплату деньги не выделялись!

— Ну да, с материалами мне помогали друзья из-за границы. Всегда собственными работал, не госовскими. А вот с зарплатой действительно подкосили: стали платить только нам, завлабам. А ты своим сотрудникам, кто пониже рангом, смотри в глаза, если можешь. Полный привет! Я тогда тоже, было, от их денег отказался…

— Ага, отказался он! А ребенок?

— Так и у них дети…

— Ладно! Перестань хоть сейчас. Как будто ты в чем-то виноват. Это такая политика у государства. А тут в очередной раз поступило предложение через фонд Сороса защититься в Америке. До сорока-то уже немного оставалось. А после сорока лет они не помогают, только молодым ученым. Что нам было делать? Волновались больше всего за дочь: как она тут без друзей, без знакомых, без родных сможет. Очень уж наша Оленька бабушку любила. Но, все же решились. Как в омут. Или в огонь. Вначале, конечно, только глазами хлопали. После Советского Союза тут все казалось раем. А я ведь, дура-то, даже зимнее пальто сюда привезла, — столько денег пропало! В супермаркет первые разы войду и, бывало, плачу. У нас ведь там, с распределителем легко ведь легко было: паек на тридцать семь рублей, квартира — шестнадцать, за свет восемь. А тут как бюджет рассчитывать? Ведь всего отведать хотелось. С Оленькой изначально перед каждым походом договаривались: только смотреть, и пробовать по штучке с получки. Ну да, именно походом, так как машины тогда еще своей не было, а общественным транспортом в нашем районе белым ездить не рекомендуется. Впрочем, и пешком нужно быть всегда осторожным, и ходить только в светлое время. Тут такая хитрость: все живут землячествами, как государство в государстве. Китайцы селятся с китайцами, мексиканцы с мексиканцами, негров так много, что даже меж собой делятся. А русских почти нет, значит — и своей мафии нет. Вот ты и беззащитен абсолютно. Выход может быть только один: поселиться в дорогом районе. Там полиция, общий порядок, и соседи друг за другом приглядывают. Но, это мечта, для русского ученого она почти не реальна. К тому же, потом, когда первый восторг прошел, выяснилось, что контракт-то наш был составлен весьма умело, и Саша, будучи научным руководителем проекта и зав лабораторией, получал чуть больше, чем мывший у него пробирки лаборант индус. И никакой защитой докторской даже и не пахло. И к Соросу эта вся затея никакого отношения не имела. Все как в Советском Союзе: опять его высосали и выкинули. Патентование всех разработок было не на него, а на фирму. А в контракте в самой глубине из двухсот пунктов был запрятан маленький такой пунктик: в случае банкротства патенты уходят за долги. Ну, они же сами у себя эту фирму через подставных лиц и выкупили. За три копейки. Спасибо вот Ларисе, она опять помогла, познакомила с нашими же людьми, но с теми, кто здесь сумел устроиться. Теперь какая-никакая, но есть работа.

— Ох, и работа. — Саша тоже заскучал от печальных рассказов.

— Между прочим, сейчас твои друзья в Академгородке песцовые шкурки для якутов выделывают. Кандидаты и завлабы генетики — мездру скоблят.

Сергей вскочил с глубокого присяда, потянулся: пора еще раз окунуться. Мужской компанией? А барышни пока застольем займутся.

Они пробили первых четыре вала и поплыли рядом. Сзади оставалась белая полоска с темными пупырышками отдыхающих и торгующих, далее над ней оливковой зеленью поднималось взгорье, утыканное длиннющими и совсем почти лысыми пальмами. Саша плыл аккуратными, академически четкими гребками. Он даже поймал ритм: где-то слева кто-то что-то громко отсчитывал по-немецки. А Сергей пробовал то так, то эдак. Ох, и хорошо они тут живут. Хоть и с неграми.