Каирская трилогия
Шрифт:
Они уселись за столом в саду кафе «Тут Фа Бьян» друг напротив друга. В баре было полно мужчин и женщин, а механическое пианино наигрывало однообразные мелодии. Ветер доносил аромат жаркого вместе с вечерним бризом, льющимся из дальнего угла. По её смущению Ясин понял, что она сидит в подобном общественном месте впервые, и его объяла острая радость. В следующий миг он почувствовал уверенность, что им владеет настоящая тоска, а не мимолётная прихоть, и минувшие дни, проведённые с ней, показались ему самыми счастливыми днями в его жизни. Он заказал бутылку коньяка и жаркое. На щеках его заиграл жизненный румянец, и он снял феску, так что его чёрные волосы с пробором посередине напомнили причёску отца. Как только Зануба заметила это, на
— За здоровье Занубы «Мартелл»!
Она мягким тоном ответила:
— Я пью с беком «Диварис»…
Он с отвращением сказал:
— Да ну его. Да будет ему суждено уйти в прошлое…
— Ни за что!..
— Посмотрим. Все мы пили по рюмочке, что раскрывала перед нами врата и развязывала узы…
Оба они почувствовали, что времени, отведённого им, мало, и потому стали выпивать быстрее. Ещё две рюмки были наполнены и тут же осушены. Таким образом, коньяк своим огненным языком издавал пронзительные трели в их желудках, а ртутный столбик на термометре опьянения вырос. Зелёные листья растений, наблюдавших за ними из горшков за деревянным забором сада, являли им свои блестящие улыбки. Наконец и звуки пианино нашли для себя более снисходительные уши. А мечтательные разгулявшиеся лица обменивались дружескими общительными взглядами. Вечерний воздух растекался вокруг них музыкальными беззвучными волнами. Всё казалось приятным и прекрасным.
— А знаешь, что крутилось у меня на языке, когда я сегодня увидела тебя, когда ты как безумный уставился на ту женщину?
— Хм?… Но сначала допей свою рюмку, чтобы я вновь наполнил её…
Жуя кусочек жаркого, она сказала:
— Я чуть не закричала тебе: «Сукин сын»…
Он зычно засмеялся:
— И почему же ты этого не сделала, сукина дочь?
— Да потому, что я поношу только тех, кого люблю! И тогда ты показался мне незнакомым, или как будто незнакомым!
— А каким ты видишь меня сейчас?
— Сын шестидесятилетней шлюхи…
— Бог ты мой, это оскорбление иногда пьянит даже больше, чем вино. Сегодняшняя ночь благословенна. Завтра о ней будут писать в газетах…
— Почему это? Не дай Бог! Ты намерен сделать какую-то гадость?!
— Да смилостивится Господь и надо мной, и над ней…
Тут она с некоторым интересом сказала:
— Но ты не рассказал мне о своей новой жене…
Ясин погладил усы и ответил:
— Бедняжка так опечалена! Её мать умерла в этом году…
— Да будет долгой твоя жизнь. Она была богатой?
— Она оставила ей дом. Это соседний с нашим домом. Я имею в виду соседний с домом моего отца. Но вместе с тем она оставила его совместно своей дочери и мужу!
— Твоя жена наверняка красивая, ведь ты падок только на всё самое отборное…
Он осторожно заметил:
— Она обладает красотой, но её красота не сравнима с твоей…
— Ох, да ну тебя…
— Тебе разве когда-нибудь говорили, что я лжец?!
— Ты?! Я даже сомневаюсь, что тебя на самом деле зовут Ясин…
— Ну тогда выпьем ещё по рюмочке…
— Ты хочешь напоить меня, чтобы я тебе поверила..?!
— А если я тебе скажу, что хочу тебя и тоскую по тебе, ты и тогда будешь сомневаться в моей искренности? Погляди в мои глаза, пощупай мой пульс…
— Ты можешь сказать это любой встречной женщине…
— Как говорят, голодный хочет любую еду, но особенную тоску у него вызывает мулухийя…
— Мужчина,
который любит женщину, не колеблясь, женится на ней…Он глубоко вздохнул и сказал:
— Ты ошибаешься. Как бы мне хотелось встать на этот стол и что есть сил закричать: «Пусть каждый из вас не женится на женщине, которую любит, ибо ничто так не убивает любовь, как брак!» Поверь мне, у меня есть опыт. Я женился во второй раз и знаю, насколько верны мои слова…
— Может быть, ты ещё не встретил ту женщину, что подойдёт тебе…
— Подойдёт мне? Какой должна быть эта женщина? И каким чутьём я найду её? И где я найду такую женщину, с которой мне не будет скучно?!
Она вяло засмеялась и сказала:
— Ты словно хочешь быть быком на поле, где одни коровы. Вот каков ты!
Он радостно щёлкнул пальцами и сказал:
— Боже!.. Боже!.. Кто же когда-то называл меня быком?… Это же мой отец. Да пошлёт наш Господь ему приятный вечер! Как бы мне хотелось быть таким же, как он! Ему повезло с женой — примером послушания и неприхотливости. Он дал волю своим страстям, и проблем в жизни не знал. Успех сопутствует ему и в браке, и в любви… Вот чего я хочу…
— Сколько ему лет?
— Полагаю, пятьдесят пять. Но при этом он сильнее многих молодых…
— Никто не устоит перед временем. Да дарует ему Господь наш крепкое здоровье…
— Мой отец исключение. Он любим женщинами, которых жаждут другие мужчины. Разве он не появляется в вашем доме?
Смеясь и бросив кусок мяса кошке, что мяукала у её ног, она сказала:
— Я покинула тот дом несколько месяцев назад, и сейчас у меня есть собственный дом, где я хозяйка!
— Правда?! Я думал, что ты шутишь. И ты покинула ансамбль?
— Да, я оставила его. Ты сейчас говоришь с дамой во всех смыслах слова…
Он довольно захохотал и сказал:
— Ну тогда выпей и позволь мне тоже выпить, и да смилостивится над нами Господь наш…
Он чувствовал и внутри себя, и в самой атмосфере вокруг искушение. Однако что это был за голос и что за эхо? Но ещё более удивительной была жизнь, что пульсировала в неживых предметах: горшки с цветами шептали и раскачивались; колонны тихо беседовали между собой по душам; небо глядело сверху вниз на землю своими сонными звёздными глазами и беседовало с ней, обмениваясь взаимными посланиями, выражающими сокровенное, а атмосфера, наполненная видимым и невидимым светом, освещала сердца и ослепляла глаза. Было в мире что-то такое, что словно щекотало людей и не оставляло их, пока не вызовет смех: лица, слова, жесты и всё остальное так и подбивали всех смеяться. Время бежало со скоростью метеора, официанты разносили повсюду настоящую инфекцию разгула, передавая её от одного столика к другому с серьёзными лицами, а мелодии пианино слышались издалека, их почти заглушал звон трамвайных колёс. Мальчишки на тротуаре подбирали окурки и распространяли вокруг себя такой шум, словно это было жужжание роя мух. Целые полчища ночи разбивали лагерь в районе, где и селились.
«Ты словно поджидаешь, пока к тебе подойдёт официант и спросит: „Куда следует отвезти пьяного господина?“ Но ты не обращаешь внимания на это, как и на нечто более важное: если бы Мариам упала тебе в ноги и прошептала: „Мне достаточно и одной комнаты, в которой я буду жить и подчиняться тебе, а ты можешь приводить в дом любых женщин, которых захочешь“, или если бы школьный директор каждое утро трепал тебя по плечу и спрашивал: „Как дела у твоего отца, сынок?“, или если бы правительство проложило новую улицу перед лавкой Аль-Хамзави и кварталом Аль-Гурийя, или Зануба сказала бы тебе: „Завтра я уеду из дома своего господина и буду вся к твоим услугам“. Если бы всё это произошло, то люди собрались бы вместе после пятничной молитвы и искренне принялись бы обмениваться поцелуями. Но самое мудрое, что ты можешь сделать сегодня ночью — сесть на диван, пока Зануба будет голой танцевать перед тобой. Тогда ты сможешь наблюдать за прелестной родинкой над её пупком».