Каирская трилогия

К концу первой недели врач заявил, что больной благополучно пережил критический этап, и что теперь ему необходимо лишь некоторое терпение, чтобы к нему полностью вернулось здоровье и восстановились силы. Врач повторил то, что уже говорил раньше, когда в первый раз предупреждал о высоком давлении, и больной пообещал ему быть послушным. Себе же он дал искреннее обещание отказаться от распущенного поведения после того, как на себе познал вредные последствия, убедившие его в серьёзности ситуации, когда уже не до шуток. Он утешал себя, говоря: «Здоровый образ жизни с некоторыми ограничениями, в любом случае, лучше, чем болезнь».

Так кризис благополучно миновал, и семья смогла перевести дыхание. Сердца всех были исполнены благодарности. В конце второй недели Ахмаду Абд Аль-Джаваду было позволено встречаться с посетителями, и это был счастливый день. Семья его была первой, кто праздновал его. На встречу с ним пришли дети со своими вторыми половинками, и впервые с тех пор, как он был прикован к постели, они смогли поговорить с ним. Отец переводил глаза с одного на другого: Ясина, Хадиджу, Аишу, Ибрахима Шауката, Халиля Шауката, и со своей привычной любезностью, не покинувшей его и в такой момент, спросил их о детях: Ридване, Абдул Муниме, Ахмаде, Наиме, Усмане и Мухаммаде. Они сказали ему, что дети не пришли ради его же покоя, и пожелали ему долгих лет и крепкого здоровья. Затем они рассказали о том, как огорчились из-за его болезни, и как потом обрадовались его выздоровлению. Хадиджа говорила дрожащим голосом, а Аиша даже оставила на его руке, когда целовала её, слезинку, которой не требовалось никаких комментариев. Ясин же мягким тоном сказал, что и сам он заболел, когда заболел отец, и поправился, когда Аллах даровал ему исцеление. Бледное лицо отца оживилось от радости, и он долго беседовал с ними о непреложном приговоре, милости и доброте Аллаха, о том, что верующий обязан терпеливо глядеть в лицо своей судьбе, полагаясь на одного только Господа.

Они покинули комнату отца и перешли в комнату Камаля, освобождая гостиную для прохода других визитёров, ожидающих аудиенции. Тут-то Ясин и подошёл к Амине, сжал её руку и сказал:

— Я не говорил вам о том, что у меня на душе в течение двух прошедших недель, ибо болезнь папы лишила меня разума, чтобы думать о чём-то другом. Но сейчас, когда Аллах послал ему исцеление и благополучие, я бы хотел попросить прощения за своё возвращение в этот дом без вашего разрешения. По правде говоря, вы приняли меня с той же лаской, что и в те счастливые давно минувшие дни. Однако теперь я должен представить вам мои извинения…

Лицо Амины порозовело, и она в волнении сказала:

— Что прошло, то прошло, Ясин. Это твой дом, и ты встретишь в нём радушный приём, когда пожелаешь…

Ясин же проявил твёрдость:

— Я не люблю ворошить прошлое, но клянусь головой отца и жизнью моего сына Ридвана, что сердце моё никогда не питало злобу ни к одному из обитателей этого дома; я всех вас любил и люблю так же, как и себя. Вероятно, шайтан ввёл меня в заблуждение. Человек подвергается и не такому. Однако сердце моё никогда не было порочным…

Амина положила руку на его широкое плечо и искренне сказала:

— Ты всегда был одним из моих детей. Не отрицаю, что один раз я разозлилась на тебя, но мой гнев прошёл, и слава Богу. Осталась лишь былая любовь к тебе. Это твой дом, Ясин. Добро пожаловать…

Ясин, благодарный ей, присел, а когда Амина ушла, сказал, обращаясь ко всем присутствующим:

— До чего прекрасна эта женщина. Поистине, Аллах не простит тех, кто причинит ей вред. Да проклянёт Аллах шайтана, что впутал меня однажды в такое дело, которое задело её чувства…

Хадиджа, многозначительно поглядев на него, сказала:

— Не проходит и года, как шайтан впутывает в тебя в какую-нибудь неприятность. Ты словно игрушка в его руках…

Он взглянул на неё, и глаза его словно молили о пощаде от её острого язычка. Зато Аиша заступилась за него:

— Это уже всё давно прошло и закончилось…

Хадиджа саркастически спросила:

— А почему ты не привёл с собой мадам, чтобы она развлекала нас в этот благословенный день?

Ясин с деланной гордостью ответил:

— Моя жена больше не развлекает людей на свадьбах. Она теперь дама во всех смыслах этого слова…

Уже серьёзным тоном, без следа сарказма, Хадиджа произнесла:

— Как жаль, Ясин. Пусть Господь наш дарует тебе покаяние и выведет тебя на прямой путь…

Словно извиняясь за откровенность своей жены, Ибрахим Шаукат сказал:

— Извините, господин Ясин, но что я-то могу поделать. Она же ваша сестра!

Ясин улыбнулся:

— Бог вам в помощь, господин Ибрахим!

Тут Аиша сказала, глубоко вздыхая:

— Теперь, когда Господь помог папе, скажу вам откровенно, что я никогда не забуду, пока жива, то, как он выглядел в первый день, когда я увидела его. Да не пошлёт Господь болезней никому…

Хадиджа искренне и воодушевлённо заметила в ответ:

— Без него эта жизнь не стоит и обрезка ногтя…

Ясин в волнении сказал:

— Он наше прибежище в любой беде. Он человек, как никто другой среди всех людей!

«А я?..», спросил себя Камаль. «Помнишь ли ты, как стоял в углу комнаты, окружённый со всех сторон отчаянием?.. И как разрывалось твоё сердце, когда ты видел как обессилила мать? Мы знакомы с понятием смерти, но если тень её покажется издалека, то земля завертится у нас под ногами. Но вместе с тем болезненные удары непрерывно будут следовать друг за другом, сколько бы близких людей мы не потеряли. Ты тоже умрёшь, оставив после себя надежды. Но жизнь так желанна, даже если ты испытываешь любовные муки».

Тут со стороны улицы послышался громкий звонок колокольчика прибывшего экипажа. Аиша бросилась к окну и выглянула сквозь створки наружу, затем горделиво обернулась и сказала:

— Важные гости прибыли!

В дом следовали один за другим многочисленные посетители. То были друзья, которые наполняли жизнь отца семейства: государственные служащие, адвокаты, сановники, торговцы. Лишь немногие из них не бывали в этом доме раньше. Другие же приходили сюда только как гости, которых Ахмад Абд Аль-Джавад приглашал на банкеты, устраиваемые им в особых случаях. Помимо тех и других некоторые лица часто можно было заметить в квартале ювелиров и на Новой дороге. Все они были его друзьями, но не относились к тому же классу, что и Мухаммад Иффат и его товарищи. Они оставались в доме недолго, соблюдая правила посещения больного. Но дети хозяина дома находили в этом повод для гордости всеми этими гостями, их экипажами и лошадьми с превосходными сёдлами и уздечками. Аиша, всё ещё продолжавшая наблюдать за ними, сказала:

— Ну вот и прибыли его любимые друзья.

До них донеслись голоса Мухаммада Иффата, Али Абдуррахима и Ибрахима Аль-Фара, которые смеялись и громко воздавали хвалу Господу. Ясин сказал:

— В мире не осталось таких друзей, как эти.

В ответ на его слова Ибрахим и Халиль Шаукат произнесли «Амин», а Камаль с грустью, которую никто не заметил, произнёс:

— Редко жизнь позволяет друзьям оставаться вместе так долго, как этим!

Ясин снова с удивлением сказал:

— Не проходило и дня, чтобы они не посетили дом. И покидали его в дни несчастья лишь со слезами на глазах…

Ибрахим Шаукат сказал:

— Не удивляйся. Они прожили вместе больше, чем вы живёте на свете!

Тут Хадиджа ушла на кухню, чтобы предложить свою помощь. Поток визитёров не прекращался. Пришёл Джамиль Аль-Хамзави после того, как запер лавку, за ним последовал Ганим Хамиду, владелец маслобойни в Гамалийе, затем Мухаммад Аль-Аджами, торгующий кускусом в Салихийе. Аиша внезапно воскликнула, указывая на улицу из окна:

— Шейх Мутавалли Абдуссамад! Интересно, сможет ли он подняться на верхний этаж?!