Каирская трилогия
Шрифт:
Тут совершенно неожиданно Ридван, словно говоря совсем под другим углом зрения, заявил:
— Концессии были отменены. Так что же скажут критики соглашения сейчас?
Хилми Иззат сказал:
— Критики неискренни. Это всё ненависть и зависть. Истинной и полной независимости можно добиться только войной. Как они могут надеяться достичь чего-то большего переговорами, чем уже достигли?
Чей-то голос недовольно заметил:
— Позвольте нам спросить о будущем…
— Будущее не обсуждают в мае месяце, когда на пороге экзамен. Уж избавьте нас от этого… После сегодняшнего дня
— Не спешите. Нас не ждут никакие должности. Какое будущее ждёт студента юридического или филологического факультета?.. Слоняться без дела или найти какую-нибудь должность мелкого клерка. И вопрошайте о будущем, если хотите…
— Но если концессии отменены, значит, откроются двери!
— Двери?!.. Людей больше, чем дверей!
— Послушайте!.. Ан-Наххас расширил возможности приёма студентов в университеты. Раньше эта дверь была перед ними закрыта. И если они не могли сделать этого из-за несправедливости общества, то теперь могут преуспеть. Но вот только сможет ли он найти для нас работу?
В дальнем конце сада показалась небольшая группа. Тут же языки умолкли, а головы направились в ту сторону: там было четыре девушки, что шли в университет со стороны Гизы. Их пока нельзя было чётко различить, так как приближались они медленно, предоставляя молодым людям надежду разглядеть себя уже вблизи, поскольку дорожка, по которой они шагали, огибала лужайку, где сидели студенты, и затем поворачивала влево. Едва они достигли поля зрения молодых людей, как те уже произнесли их имена и названия факультетов, где они учились: одна девушка была с юридического, а три — с филологического.
Ахмад сказал себе, глядя на одну из студенток: «Алавийя Сабри». Это имя гипнотизировало его: девушка обладала красотой турчанки египетского разлива: среднего роста, тоненькая, белокожая, с угольно-чёрными волосами, большими чёрными глазами, высокими веками и сросшимися бровями. Её отличали аристократические манеры и изысканные жесты. Ко всему прочему она была его однокурсницей на первой ступени. Он уже знал, — а тот, кто ищет, всегда сможет найти немало сведений, — что как и он, она записалась на социологическое отделение. Пока ему ещё не выпало возможности перекинуться с ней даже словом, но тем не менее она привлекла его внимание с первого же взгляда. И хотя он уже давно восхищённо присматривался к Наиме, она не трогала его до глубины души так, как эта девушка, что возвещала ему о скорой дружбе их умов, а может быть, даже и сердец…
После того, как группа девушек скрылась из виду, Хилми Иззат сказал:
— Скоро филологический факультет превратится в девичий факультет!
Ридван, обводя взглядом студентов-филологов, сидевших полукругом, заявил:
— Не верьте в дружбу студентов-юристов, которые часто вас навещают на факультете в перерыве между лекциями. Их истинная цель обнаружена!
И он громко рассмеялся, хотя и не был особо доволен: разговор о девушках навевал ему смущение и грусть.
— Для чего девушек принимают на филологический?
— Потому что профессия преподавательниц даёт им больше возможностей, чем остальные…
Хилми Иззат сказал:
— Это с одной стороны так, а с
другой гуманитарные науки — женская специальность. Помада, маникюр, сурьма, поэзия, сказки — всё это их стихия.Засмеялись все, не исключая Ахмада и остальных студентов филологического факультета, несмотря на их попытки протестовать. Ахмад сказал:
— Этот жестокий приговор относится и к медицине, ведь уход за больными долгое время был уделом женщин. Но истина, которая пока ещё не утвердилась в ваших душах, это вера в равенство между мужчиной и женщиной.
Абдуль Муним улыбнулся:
— Я не знаю, хвалим мы женщин, или порицаем, когда говорим, что они такие же, как мы?
— Ну, если дело касается прав и обязанностей, то это похвала, а не порицание…
Абдуль Муним ответил:
— Ислам установил равенство между мужчиной и женщиной во всём, за исключением наследования.
Ахмад саркастически заметил:
— Даже в рабстве они равны!
Абдуль Муним разгорячился:
— Вы ничего не знаете о своей религии, вот в чём трагедия!
Хилми Иззат, обращаясь к Ридвану, лукаво спросил:
— А что ты знаешь об исламе?
Тут ещё один студент спросил его самого тем же тоном:
— А что ты сам знаешь об исламе?
Абдуль Муним задал вопрос своему брату Ахмаду:
— Что ты знаешь об исламе, что болтаешь о нём впустую?
Ахмад спокойно ответил:
— Я знаю, что это религия, и мне этого достаточно. У меня нет доверия ни к одной религии!..
Абдуль Муним порицающе сказал:
— У тебя есть доказательства, что религии это ложь?
— А у тебя есть доказательства, что они истинны?
Повысив голос так, что юноша, сидевший между ним и его братом, встревоженно перевёл глаза с него на Ахмада, Абдуль Муним сказал:
— И у меня, и у любого верующего. Но позволь мне сначала спросить тебя, чем ты живёшь?
— Своими особыми убеждениями, верой в науку, гуманизм и будущее, приверженности обязанностям, которые в конечном итоге подготовят на земле новый порядок.
— Ты уничтожил всё то, что делает человека человеком….
— Уж лучше скажи, что существование вероучения тысячу с лишним лет это не признак его силы, а скорее признак унижения людей, ибо это противоречит смыслу обновления жизни. То, что подходило мне, когда я был ребёнком, не годится мне, когда я стал мужчиной, и должно измениться. Человек долгое время был рабом природы и других людей, а с помощью науки и изобретений он сопротивляется преклонению перед природой. Преклонению перед другими людьми он сопротивляется с помощью прогрессивных школ мысли. Всё же остальное — это разновидность тормозов, препятствующих свободному движению вперёд колёс человечества!
Абдуль Муним, который в этот момент испытывал неподдельную ненависть к самой мысли о том, что Ахмад его брат, заявил:
— Быть атеистом легко, так же как и решение о бегстве даётся легко: бегства от своих обязанностей, которые предписаны верующему по отношению к своему Господу, к себе и к остальным людям. Нет иного доказательства атеизма, что было бы сильнее доказательства веры. Мы не выбираем одно или другое своим умом, мы делаем выбор своим нравом…
Тут в разговор вмешался Ридван: