Как хорошо быть генералом

Он соскочил на землю, достал из кармана носовой платок и брезгливо обтер руки. Подбежавший Валера тяжело дышал - этаким карасем, выброшенным из воды. К нижней губе приклеился мокрый окурок.

– Я же сказал: береги легкие, Валера, - заметил Истомин.
– Дыхалка у тебя ни к черту.

Швырнул платок на землю и пошел к "жигуленку". Валера так и стоял женой Лота: видно, не ожидал он от интеллигента фигова подобной прыти. Истомин прокатился мимо на второй передаче, помахал ему из окошка и газанул вовсю. И только тогда напряженно подумал: что с брюками?

Проехав с километр, притормозил, торопливо вышел на обочину, весь изогнулся, бедный, пытаясь рассмотреть собственный зад. Вопреки ожиданиям зад оказался чистым.

А-а, ладно, доблестно решил Истомин, в цирке все равно темно, никто не увидит. И собрался ехать дальше. Но до сих пор гудевший ровно "жигуленок", верный белый конек, вдруг надсадно чихнул, затрясся и заглох. Это было вовсе непонятно.

Истомин поднял капот и заглянул в двигатель. Оттуда несло жаром, подгорелым маслом и бензином марки АИ-93.

– Перекал, что ли?
– спросил вслух Истомин.

– Газовать легче надо, - сварливо ответил "жигуленок".
– Тебе что Олег говорил?

– Между прочим, - отпарировал Истомин, - Олег сказал, что твой движок внатяг пускать нельзя. Поэтому и газую на низших...

– Вот и догазовался, - констатировал "жигуль".
– Я захлебнулся. Увеличь холостые и жди.

– Ну и подожду. Воздухом подышу.

– Самое время - после трудовой победы, - ехидно заметил "жигуль".

– Ты что, видел?

– Не слепой, фары не зажмуриваю.

– Осуждаешь?

– Твое дело, - индифферентно сказал "жигуль", подставляя Истомину горячий карбюратор, подсовывая под отвертку винт регулировки холостого хода.
– Ты бы завел меня сначала, чего зря крутить.

– Ах да!
– запоздало сообразил Истомин, обошел машину, повернул стартер, прижал акселератор.

"Жигуль" завелся с пол-оборота, но рычал с легкими перебоями, будто покашливал. Истомин покрутил винты на карбюраторе, послушал - двигатель загудел ровно и мощно.

– Так годится?
– прокричал Истомин.

– Нормалек!
– ответствовал "жигуль".
– Теперь выруби, дай остынуть. Заодно и поговорим.

Истомин выключил зажигание, распахнул все двери - пусть салон проветрится, пусть по нему ветерок погуляет - и сел за руль, спинку сиденья откинул: впору и самому малость передохнуть.

– Конечно, мое дело, - продолжил он прерванный техническими манипуляциями спор.
– Тебе не понять.

– Где уж нам!
– прибеднялся "жигуль".
– Мы железные, мы бесчувственные. Только сдается мне, ты себя всегда железным считал, непробиваемым. А хитрый кореш Валера тебя на "слабо" взял.

– Я просто объяснил подонку, что он подонок.

– А подонок просто не понял, что он подонок. Сложное для него объяснение, слишком интеллигентское, с надрывом. Ему бы в рыло и слова соответствующие - все бы сразу уяснил. А ты весь в порывах, в страстях: прыг, хлоп, тарарах! А в результате выполнил его работу и даже пошлого "мерси" не дождался.

– Мне "мерси" не надо. Мне надо, чтобы этот хмырь болотный понял простую истину: не все интеллигенты - белоручки и неумехи. И еще: не все интеллигенты терпят, когда над ними куражатся. И третье, последнее: звание "рабочий человек" по наследству не передается, его заслужить надо. Может, я в большей степени рабочий, чем он...

– Красиво завернул, - похвалил "жигуль", - только все зря. Ничего он не понял, это я тебе говорю.

– А кто ты такой!
– возмутился Истомин.
– Что ты о жизни знаешь? С тобой носятся как с писаной торбой. Ах, масло поменять! Ах, фильтры загрязнились! Ах, баллоны надо подкачать! Ах, мы давно не мылись, на нас пылинка села!.. Ты, мой милый, типичный баловень судьбы - мытый, сытый, ухоженный. Ты изведал только хорошие асфальтовые магистрали, а о разбитых проселках и слыхом не слыхивал. Тебя даже ни разу не царапали, я уж не говорю - били...

– А тебя?
– отпарировал обиженный "жигуль".
– Тебя, что ли, много лупили? Тебя, мон шер, судьба тоже по шерстке гладила. В институте лучший студент на потоке, гордость факультета. Ушел в газету - и там все о'кей: командировки, публикации, грамоты. А повести твои?.. А в цирке?.. Да перед тобой трепещут, как перед генералом: вдруг саблю вытащишь и начнешь косить направо-налево. А ты и вытаскиваешь, не без того...

– Постой, откуда ты все знаешь?
– удивился Истомин.
– Тебе же всего два года...

– Болтаешь много. Как какую бабу в меня посадишь, так и пошел соловьем... Я такой, я сякой, я самый-пресамый...

– Не ври! Я никогда не хвастаюсь.

– Верно, не хвастаешься. Ты у нас склонен к самоиронии, ты человек с юмором, кто спорит. Только самоирония твоя не более чем прозрачная занавесочка. А сквозь нее что надо, то и видно...

– Трепло!..

– Ни в коем случае! Я, майн либер, хоть и сделан волжскими умельцами, но воспитан и взлелеян тобой, за что тебе большой данке шен. И мне тебя осуждать не резон. А вот с чего я малость захлебнулся, так это с твоего нелогичного поступка с псевдотрудягой Валерой... Погоди, не прерывай, а то заглохну, - заспешил "жигуль", видя, что Истомин собирается что-то возразить.
– Я за что тебя сильно уважаю? За чутье. Ты ж селезенкой чуешь, когда курс менять надо. Как колобок. А из института ушел вовремя, из газеты слинял в самый раз, все твои повести как ментоловые сигареты с фильтром: вроде бы и горько, а в то же время всерьез не задевают. Верным путем идешь!.. И вдруг - на тебе: в благородство решил поиграть. Откуда оно у тебя, благородство?

– Что ж я, по-твоему, должен был сделать?

– Во-первых, не останавливаться. Во-вторых, раз уж остановился колонна шла, видел, - то на просьбы о помощи не реагировать: нашел время альтруизм проявлять. В-третьих, раз уж помог, то и ехал бы себе, а не шел с дураком общаться. А ты пошел и нарвался на хамство. Ну ладно, нарвался встань и уйди. Так нет, взыграло ретивое, решил кавалерийской удалью подонка добить. Зачем, спрашиваю? Потратил нервные клетки, которые не восстанавливаются, испачкал штаны и потерял время. Ну что, прав я?

– А ведь, похоже, ты и меня подонком считаешь, - медленно, словно удивляясь, проговорил Истомин.

– Да ни в коем случае, ты что, ты что!
– "жигуль" от возмущения даже вентилятор включил, задул, загудел.
– Мы с тобой два сапога пара: ходкие, приемистые, надежные в работе, на вид блестящие, в экспортном исполнении. Но в то же время хрупкие, с тонкой внутренней структурой. Я, например, на разбитый проселок и не поеду: застряну, изгваздаюсь, поврежу себе чего-нибудь. И тебе с магистрали сворачивать не советую. Думай только о себе, а другие о себе сами позаботятся.