Как много в этом звуке…

— Я и не говорю, что он плохой. Я к тому только, что вот нас вроде презираешь. Обидно.

— Ладно, загляну, — пообещал Жорка, поднимаясь. — Пойду я… До свидания.

— Будь здоров, Георгий. Только вот что… — Фартусов надел фуражку, и сразу что-то неуловимо изменилось в его облике, он стал официальнее, строже. — Мы поговорили с тобой, так ты того… Помни. Насчет балконов, поздравительных открыток, ладно? В случае, если у меня спросят, я сразу и скажу: так, дескать, и так, проведена с Георгием Мастаковым подробная беседа. О семейных обстоятельствах, о его поведении, о приятелях… Верно?

— Да… А что?

— Хотя мы с тобой на солнышке сидели, ногами болтали, разговор был серьезный. Усек? А когда новые затеи посетят твою ясную голову, — не улыбайся, голова у тебя в самом деле ясная, — ты про себя тихонько и подумай, что живет на белом свете участковый инспектор, который никогда о тебе не забывает. И кое-какие соображения имеет. — Фартусов значительно приложил палец ко лбу: думай, мол, прежде чем чего натворить.

К вечеру, когда спала жара, Илья Николаевич Фартусов отправился по адресу Ваньки Жаворонкова. Однако мечтал он увидеться не столько с тихим дворовым хулиганом, сколько с его сестрой Валентиной. Проживали они в отдельной квартире, а их родители находились за морями, за долами, за высокими горами — помогали создавать индустрию молодому подающему большие надежды государству. А заодно создавали и семейное благополучие. Валентине еще не было двадцати лет, она где-то училась. Судя по тому, что у нее совершенно не оставалось времени, чтобы переброситься словцом с участковым инспектором, училась чему-то важному.

— Добрый вечер, — сказал Фартусов, увидев на пороге существо, которое давно тревожило его.

— Здравствуйте-здравствуйте, товарищ инспектор, — ответила Валентина. — Чем могу быть полезна?

— Очень многим, — правдиво ответил Фартусов.

— Например?

— О! Только не через порог! Позвольте войти?

— Конечно! Всегда вам рада!

— Приятно слышать. — Фартусов вежливо снял фуражку, прошел в комнату, оглянулся, поджидая хозяйку. А она, задержавшись в прихожей, успела провести расческой по волосам, неуловимо быстро одернула голубое платье, опробовала улыбку и предстала перед Фартусовым обновленной и готовой к серьезному разговору.

— Присаживайтесь, товарищ инспектор, не стесняйтесь.

— Спасибо. — Фартусов придвинул стул, сел, положил на колени фуражку, осмотрелся. — Значит, говорите, здесь вы и проживаете?

— Да, вот здесь, значит… Вам нравится?

— Ничего, хорошая квартира. Жить можно.

— Спасибо. Вы очень любезны.

— Я знаю, — сказал Фартусов. — Служба. Мне по службе положено быть любезным. Значит, с братом проживаете?

— Да. Ванька! Покажись!

Дверь во вторую комнату медленно приоткрылась, и из нее выглянула смиренная физиономия Ваньки.

— Здрасьти, — сказал он тихим голосом.

— Добрый вечер, Иван, — ответил Фартусов.

— А теперь, Ванька, исчезни! — приказала Валентина. И Ванька с облегчением нырнул в свою комнату. — Слушаю вас! — Валентина повернулась к Фартусову.

— Зашел вот узнать, проведать… Как, думаю, живется…

— Ничего, не жалуемся. — Валентина откровенно улыбалась беспомощности Фартусова.

— Это хорошо. Жаловаться плохо. А родители ваши, как я понимаю, не скоро вернутся?

— Еще не меньше года.

— Как им там? — спросил Фартусов, показывая большим пальцем за спину. — А то нынче международное положение, как говорится, оставляет желать лучшего…

— Не жалуются.

— Гостинцы шлют?

— Шлют. Хотите посмотреть?

— Нет, я их на вас видел, на Иване… Ничего вещички. Джинсики, красавки…

— Кроссовки! — поправил Ванька из-за двери.

— Простоват, — Фартусов развел руками, помолчал, пригладил усы. — Как я понимаю, на вас свалились и хозяйственные дела, и воспитательные?

— Свалились, — вздохнула Валентина. — Простите, я тороплюсь. Если у вас все, то… Может быть, в следующий раз побеседуем более подробно?

— С удовольствием приду, было бы преступно с моей стороны не воспользоваться приглашением, — улыбнулся Фартусов. — Но сейчас, собственно, я хочу поговорить с вашим братом Иваном. Если не возражаете.

— Что вы! Буду только рада! — несколько ревниво воскликнула Валентина. — Он что-то натворил?

— Как знать, — дипломатично ответил Фартусов.

— Ванька! — крикнула Валентина. — Стань передо мной, как лист перед травой!

Ванька вышел и остановился у двери в комнату, как у надежного убежища, куда можно шмыгнуть при первых признаках опасности.

— Подождите, Валентина, — остановил девушку Фартусов. — Вполне возможно, что он ничего не натворил, верно, Иван? И даже не собирается, верно?

Ванька молчал, глядя на инспектора со скорбной покорностью.

— Что же вы тогда наговариваете? — Валентина возмущенно повернулась к Фартусову.

— А я ничего… Зашел вот побеседовать.

— Это входит в ваши обязанности?

— Валентина, у меня сто четыре обязанности. Сто четыре!

— А мне казалось, что у вас одна обязанность… Чтобы на участке порядок был, вот и все.

— Совершенно верно. Но чтобы этот порядок поддерживать, мне приходится выполнять больше сотни обязанностей. Сам считал. Обложился инструкциями, указаниями, приказами, все выписал и подсчитал.

— Какая же из них первая?

— Сейчас — поговорить с Иваном Жаворонковым о жизни и душевных привязанностях.

— Вы, наверно, о Жене? — спросила Валентина. — Я была у него в мастерской. Порядок, чистота. И ребятам нравится там — инструмент всякий, тиски, кусачки… Глядишь, и научатся…

— Кусаться?

— Тоже неплохо! — рассмеялась Валентина.

— Неплохо, — кивнул Фартусов, но не стал больше говорить о Женьке, хотя мог бы добавить о нем кое-что весьма существенное — осужден был Дуплов в свое время. Давно, правда, однако такой прискорбный факт в его биографии имел место. — Ладно, поговорили, выводы сделаем каждый в одиночку, верно, Иван? Тебя я ни в чем не упрекаю, но друзей твоих упрекнуть могу. И потому просьба: иметь в виду. — В прихожей Фартусов обернулся и, едва ли не впервые бесстрашно посмотрев Валентине в глаза, содрогнулся от восторга, чем окончательно себя выдал. Девушка даже растерялась, увидев столько всего на лице участкового инспектора.

— Проводи, Ваня, гостя, а то заблудится! — это все, что смогла сказать Валентина.

— Оно и немудрено, — пробормотал Фартусов.

— Отчего же?

— Ох, сказал бы я, да чувствую — преждевременно.

— А может, в самый раз?

— Могу и сейчас, но боюсь, смешно покажется. — Фартусов опасливо покосился на Ваньку. — До свидания, приятно было повидаться. Большое спасибо за гостеприимство.

Ванька шел впереди. Глядя на тощую спину парнишки, на ямку у затылка, на его светлые волосенки, Фартусов думал о том, что вряд ли все эти джинсики, рубашки-сафари, кроссовки заменят Ваньке отца, с которым можно было бы за грибами отправиться, по городу пошататься, просто на скамейке посидеть. Ванька прошел по луже и шагал дальше, оставляя на асфальте следы, схожие с завитком на его белесом затылке.