Как пальцы в воде

Энн не видела, как я вошел. Предпочитая максимально возможный обзор окружающей обстановки, я сел у окна так, чтобы можно было наблюдать и за барной стойкой. Судя по слухам, мисс Старлингтон приехала в Тауэринг-Хилл на пару дней позже меня. Мне рассказывали о том фуроре, который она произвела своей внешностью, поэтому вывод, что красавица, сидящая за барной стойкой, является Энн, сделал был мною не совсем интуитивно: такой образ я мысленно рисовал, опираясь на различного рода сведения, касающиеся изменения ее внешнего вида. Но реальность увиденного превзошла все мои эстетические притязания на тему женской красоты. Нервное возбуждение вкупе с жгучим любопытством – она-не она – сделали свое дело: есть мне расхотелось, но другие желания имелись, поэтому я заказал бокал калифорнийского шардоне.

Тем временем в кафе постепенно собирались энергетически истощенные особи обоих полов. Смакуя великолепное вино, обладающее гармоничным сочетанием дубовых тонов с ананасовыми оттенками, я незаметно рассматривал светловолосую девушку, увлеченную беседой с барменом. Пепельная волна волос, длинная шея, изящные руки… Приталенная белая рубашка мужского покроя подчеркивала ее хрупкость и заставляла задуматься, как выглядит эта длинноногая нимфа без нее… Обычные на вид джинсы, открывающие узкие щиколотки, стильные лоферы. Раздумывая, чтобы мне предпринять, я заметил, как в зал вошли еще две девушки, узнать которых мне не составляло труда: Линда Доэрти и Полин Форестье. Красавица и серая мышка. В том, что этих дам связывают какие-то отношения, весьма странные на мой взгляд, может, и не было ничего удивительного: противоположности, как известно, притягиваются, но, думаю, здесь было еще кое-что… Только что? Девушки, увидев «мой» объект, подошли к Энн и стали с ней о чем-то разговаривать. Конечно, я не слышал о чем шла речь, но тема беседы, судя по выражению их лиц, была не очень приятной для всех участников разговора. Между тем, Линда выглядела, на мой вкус, слишком «солнечно»: оранжевый шейный платок от «Hermes» (известная символика этого бренда, поэтому даже я был в курсе), такого же цвета и той же марки сумка, брючный костюм и оксфорды на высоком каблуке – все в зеленовато-песочных тонах. Хотя, надо признать, такие цвета гармонировали с ее ореховыми глазами и золотистыми светло-каштановыми волосами. На таком фоне «серо-пепельная» Полин выглядела угрюмой, мрачной тенью. Разговаривали в основном Линда и блондинка, которую уже с уверенностью можно было считать дочерью Минервы. Минут через пять, похоже, закончив беседу, Линда и Полин сели за дальний столик. Полуобернувшись, предполагаемая Энн заметила меня. Если она и удивилась, то не показала вида. Девушка вообще на меня никак не отреагировала, будто я был частью интерьера. Но затем она все же мило мне улыбнулась, как улыбаются продавцу машинок для стрижки волос в носу. А спустя минуту неспешно и как-то нехотя эта красавица подошла к моему столику и остановилась, неуверенно посмотрев на меня. В ее темно-фиалковых глазах застыли слезы. Что они значили: боль, печаль, разочарование, сомнение? Я не мог ответить. Или не хотел? В глазах окружающих мы, очевидно, выглядели странно. Но спустя какое-то время мне удалось разлепить свои губы и поздороваться с девушкой нормальным голосом, без волнительного придыхания.

– Добрый вечер, Марк! – ответила мне Энн, по-видимому, ей тоже удалось взять себя в руки. Она лучезарно улыбалась, не скрывая своего триумфа и откровенно наслаждаясь моим затянувшимся состоянием ступора. – Вы позволите присесть?

– Конечно же, мисс Старлингтон! Извините меня, я совсем растерялся…

Усевшись напротив, она посмотрела на меня вполне спокойно, во всяком случае, какой-то видимой нервозности у нее не наблюдалось. Хотя ничего удивительного в нашем взаимном волнении не было: когда люди, общавшиеся раннее, не видятся друг с другом достаточно долго – при первой встрече вполне объяснимо их обоюдное смятение. По крайней мере, именно так я оправдал свой мандраж.

– Вы сразу меня узнали, мистер Лоутон? – спросила Энн. К счастью, бархатный голос девушки не стал хуже за прошедшие полтора года, и в нем я не услышал даже тени намека на ожидание комплимента с моей стороны по поводу великолепной метаморфозы ее внешности.

– Не знаю, мисс Старлингтон, как вам ответить, – я улыбнулся, вложив в эту улыбку всю свою симпатию, радость, восхищение, на которые был способен. Я был абсолютно искренен в своих чувствах. И Энн ощутила это. Она тоже улыбнулась с каким-то детским восторгом и ликованием. Я не верил своим глазам: не могут, по моему убеждению, такие красавицы выражать свою радость так непосредственно, без тени лукавства и кокетства. Слезы вновь выступили на ее глазах, но, похоже, уже от избытка приятных чувств. И сразу же исчезла напряженность атмосферы, испарилась неловкость наших ощущений: стало легко и просто. Я понял: никакие комплименты не заменили бы моего бессловесного восторга. Иногда прочитанное между строк более значительно, чем сами строки.

– Я могу вас угостить, мисс Старлингтон? – спросил я.

– Можете. Если вы вспомните, о чем мы договаривались в нашу последнюю с вами встречу, – сказала она, теперь уже не без кокетства.

– А если не вспомню, то вы будете меня угощать? – улыбаясь ответил я, лихорадочно вспоминая, о чем мы с ней когда-то договаривались. Но, помимо того что Энн решила кардинально изменить свою жизнь, ничего на ум не приходило. Я уже собрался было покаяться в своей забывчивости, когда меня осенило: девушка, скорее всего, имеет в виду наше решение обращаться к друг другу по имени. Сказав ей об этом и увидев вспыхнувшие радостью глаза Энн, я облегченно вздохнул.

Подошедший официант ненадолго прервал нашу идиллию, но, быстро приняв заказ, мгновенно испарился.

– Я рада вас видеть, Марк. – Энн смотрела на меня слишком пристально, будто хотела что-то выяснить для себя или понять меня лучше. Я не смог долго выдержать ее взгляд, хотя врать мне тоже не хотелось.

– Вы всегда так откровенны, Энн?

– Не со всеми. Но для меня ложь, вообще-то, несколько утомительное занятие. Приходиться затрачивать больше энергии и времени, а результат таких усилий не всегда оправдывает мои ожидания. Когда-то я часто мечтала посидеть с вами в каком-нибудь уютном месте, вроде этого… Знала, что эти мечты никогда не осуществляться, но все равно грезила, – она грустно улыбнулась, неловко пожав плечами.

Я даже несколько опешил от такого признания и молчал, словно онемев. Потом закашлявшись, вроде как – запершило в горле, сделал большой глоток вина.

– Но все-таки кое-что из несбыточного свершилось, – заметил я почти спокойно. – Мы сидим в приятном кафе и общаемся.

– Да. Но лучше бы это случилось в другой день.

– Почему? Вы спешите?

– К сожалению, да. Впрочем, у меня есть немного времени. – Она почему-то потупила взгляд, а затем тихо произнесла: – Могу я вас кое о чем попросить?

– Конечно.

– Расскажите мне о вашем восприятии той, прошлой, Энн, если, разумеется, я вас не о многом прошу. – Девушка смело посмотрела мне в глаза.

– Сложная и несколько неожиданная просьба, – смущенно протянул я, не зная, что ответить.

– Только прошу вас, Марк, максимально честно и не смягчайте краски, боясь меня ранить. Я успела нарастить жесткую броню. И мне придется приоткрыть склеп своей прошлой жизни, чтобы строить будущее… любое, но только не такое пресное и «ватное», каким было мое прошлое, – умоляюще произнесла она, по всей видимости, решив, что я уже согласился. Ну что ж, не хотелось ее обижать своим отказом.

– Хорошо, Энн. Но как бы я сейчас не описывал ту Энн, знайте: я всегда относился к ней с искренней симпатией и сочувствием, и… – я сделал драматическую паузу, – с уважением.

– С уважением? – темно-русые, изящной формы брови девушки приподнялись, выражая то ли удивление, то ли недоумение. – Я могу понять ваше сочувствие и даже… с большой натяжкой – симпатию… Но уважение… Мне абсолютно непонятно. Почему?

– Поясняю: отношение окружающих к вам было, мягко говоря, не совсем доброжелательное. И вы, уверен, чувствовали это. Но не сломались! И нашли в себе силы измениться!

– А разве у меня был выбор? Тем более что у окружающих были все основания испытывать ко мне неприязнь, они ведь не знали причин моего такого, странного, состояния. Хотя вы тоже не знали, но тем не менее не испытывали ко мне антипатии. – Энн чуть наклонила свой бокал, опустив глаза и расплескивая по стенкам высокого бокала вино. Было заметно, что она что-то преодолевает внутри себя, с чем-то борется, пребывая в некотором смятении. Наконец девушка подняла глаза и пристально посмотрела на меня своими выразительными глазами. Зал кафе медленно наливался вечерней сентябрьской зеленью, и в этом сумеречном свете глаза Энн, обрамленные черными ресницами, казались огромными и темными, как чернильные эллипсы на белоснежной бумаге. – Я была влюблена в вас, Марк, очень сильно и очень долго… И очень безнадежно. – Она улыбнулась. – Вернее, эти чувства к тебе испытывала та Энн…

Я молчал в раздумье, но затем решил ответить честно на такую беззащитную и почему-то щемящую откровенность:

– Я догадывался об этом. Но тем не менее надеялся, что настоящая Энн не такая слабая и пассивная, как может казаться. Я подозревал, что она надела защитный кокон, в котором… ей будет проще отражать жестокие и несправедливые удары окружающего мира… Не знаю, как продолжить дальше… не хотелось бы говорить банальные вещи.

– Да… я понимаю. Но мне кажется, что вы испытывали ко мне жалость.