Как переспать с лучшим другом и не разрушить всё

Это тут же вернуло меня в настоящее.

Я посмотрел на заснеженное озеро, покрытое тонкой коркой льда, припорошенной ночным снегопадом. Небо было низким и серым, угрюмым, полностью отражающим моё состояние.

Я не знал, куда направляюсь, когда сорвался со школьной стоянки, но каким-то образом приехал на ту же самую площадку для пикников возле озера, где предавался невесёлым мыслям всего каких-то две недели назад. А казалось, что прошла целая вечность.

Я не хотел, чтобы Лили видела меня в таком взбешённом состоянии. За всё время нашей дружбы я был простым, надёжным и таким же безобидным, как разношенные домашние тапочки, Честером. Но за последние сутки я показал себя не с лучшей стороны. Сначала это безумие в клубе, теперь чуть не случившаяся "кровавая расправа" над "бывшим" Лили на глазах у половины школы.

Я не хотел оставаться и демонстрировать свои чувства: гнев, боль, раздражение, — перед всеми. Никаких бесплатных спектаклей и сцен в лучших традициях мыльных опер. Всё происходящее не было достоянием общественности и касалось лишь нас двоих.

Ах, ну, да, видимо, троих. Раз мудак Бёрт так до сих пор и не успокоился.

Вчера ночью в клубе, когда я увидел, как он трётся вокруг Лили, кладёт руку ей на плечо, дышит в самое ухо, желая прижаться поближе, что-то во мне щёлкнуло. Перед глазами заполыхал такой огонь, что ничего не могло потушить его и вернуть меня к реальности, к здравомыслию. Я ощутил такое непреодолимое желание двинуть ему, что был уже близок к тому, чтобы осуществить задуманное, но вместо этого, выместил свою ярость на несчастной Лилиан, обошедшись с ней не лучшим образом.

Впрочем, она не возражала.

Как до этого не возражала против прикосновений Бёрта. Но, может, всё это мне показалось? Чего только не напридумываешь в полумраке клуба, пронизанном сверкающими огнями танцпола, да сквозь марево сигаретного дыма.

Но сделанного — не воротишь. Я поманил Лили, и она пошла за мной.

И хоть мной в большей степени руководил гнев, я не мог не заметить её нежности, мягкости и податливости. Я любил её, и мне хотелось отдать ей всего себя, сделать это по-особенному: медленно, неторопливо или страстно и резко, но не так… не на порыве грёбанных, разрушающих нас эмоций.

И только благодаря тому, что моя Лили была просто моей Лилиан, всё не закончилось катастрофой.

Она отвечала мне с не меньшей страстностью, принимая правила игры, хотя для меня секс с ней никогда не был грёбанной игрой — ни в тот раз, ни в этот. И не в те дни, когда я испытывал её на прочность, якобы нечаянно или наоборот намеренно прикасаясь к ней, проходя мимо, наблюдая, прижимая к стеллажам в супермаркете и обхватывая её ногу под библиотечным столом.

Мне нравилось, как она, сама того не понимая, тянется ко мне, реагирует на меня, заливается своим неизменным румянцем и постепенно забывает о Бёрте и о бредовой идее их воссоединения.

Я хотел показать ей, что ни черта она не права.

И показал…

Правда, вовсе не так, как планировал изначально. Никакой романтики, никаких свечей, кроватей кинг-сайз, предшествующего уединённого ужина и прочей романтической хрени. Я просто позвал её, привёл в ту комнату, больше похожую на заброшенную кладовку, и трахнул, пытаясь, что-то доказать — ей, себе… нам обоим. А потом сделал самую умную вещь в своей жизни.

Ушёл, оставил её одну в той захламлённой подсобке.

Чтобы не выслушивать нотации в стиле "ты-воспользовался-мной-и-моим-состоянием" дубль два. Старая песня: заезженная и порядком надоевшая.

Один Бог знает, что творилось тогда в моей голове. Мне надо было уйти от Лилиан, хотя бы ненадолго, чтобы понять, что делать дальше, пока я всё не испоганил окончательно.

Но Лили была необычайно тиха. Никаких упрёков, никаких истерик, ни криков, ни обвинений, ничего… Нежная, любящая и абсолютно растерянная.

Она заслуживала лучшего. И это было неправильно ещё в большей степени из-за того, что ни раз и ни два я приводил в ту же комнату других девушек. Да тех же самых Викторию или Хелен, которые, словно по заказу, обе оказались в "Трёх Иксах" вчера, вознамерившись испытывать моё терпение до предела своими нарочито небрежными прикосновениями, надуванием губ, — которое они, видимо, считали крайне сексуальным, — плаксивыми интонациями и двусмысленными намёками.

Но что я мог сделать, чтобы не быть ещё большим мудаком? Оттолкнуть, развернуть их, шлёпнуть по заднице и отправить восвояси, погрозив пальцем на прощанье? Если хоть раз переспишь с девушкой по обоюдному согласию и с чётким пониманием, что продолжения не будет, она всё равно считает тебя своим. Это какой-то один из чёртовых Законов Мёрфи.

И ведь главное никого не заставляешь, даёшь понять, что никакой романтики ждать не стоит, и продолжения тоже.

Но Лили… с ней всё было по-другому. Я жаждал принадлежать ей. И, как это не парадоксально, считал своей. И когда сегодня этот мудак Бёрт зажал её со своими поцелуями… меня переклинило.

Я прекрасно понимал, что Лили не отвечала ему, видел, как она шла ко мне, прочитал в её взгляде всё, что не было высказано нами вчера, когда мы возвращались из клуба. Конечно, я мог подойти и просто похлопать Бёрта по плечу, прося оставить мою девушку в покое.

А я уже считал её своей, хоть мы так и не обсудили этого.

Но вместо спокойного разговора, наконец, сделал то, о чём давно мечтал — подровнял Бёрту физиономию. Когда-то же он должен был понять, что пора перестать цепляться за Лили. И я решил ускорить этот процесс понимания.

Ход моих мыслей был прерван знакомым оглушающим рёвом доживающего свой век двигателя малолитражки Лили. Я пока не видел автомобиля, он был прямо за поворотом, скрытый сплошной стеной деревьев от моего взгляда, но, судя по звуку, стремительно приближался. Лили пыталась выжать максимум из своего доисторического монстра, спеша ко мне на встречу.

Ну, конечно же, она приехала посмотреть, как я себя чувствую, всё ли в порядке. Правда, заняло это у неё достаточно много времени. Чем она занималась? Утешала униженного и оскорблённого Бёрта? Клеила пластырь крест на крест на его щеке? Ласково гладила по волосам, похлопывала по спине, успокаивая, что всё заживёт и следов не останется? Извинялась за меня?

От этих мыслей я тихо зарычал.

Нет, мне определённо льстило, что она в итоге приехала ко мне. Конечно, она догадалась, куда я направился. Мы с ней нередко приезжали сюда поболтать, подумать или просто помолчать вдвоём. Летом забирались на капот доджа и, завернувшись в плед, смотрели на звёзды. Здесь, подальше от Абердина, небо было чистым и ясным, и городское освещение не мешало. Мы выискивали шарящие в небе спутники и ждали мимолётного росчерка несущегося к Земле метеора. Нам нравились прохлада лесной ночи и контраст нагретой солнцем за день озёрной воды. Поэтому частенько мы барахтались в озере, пытаясь проплыть по всей длине лунной дорожки, а потом обсыхали в додже и ели прихваченные из дома бутерброды. Эта была старая традиция. Когда у нас ещё не было водительских лицензий, мы гоняли сюда на великах, я украдкой уходил из дома, а Лили и таиться не надо было, потому что дежурств у Грэга летом в ночь было вдвое больше. Мы расстилали плед и лежали на земле, и я иногда позволял себе помечтать, как тихонько и многозначительно беру её за руку. Не как друг, а как кто-то больший.

Лилиан знала все мои любимые места.

Она вообще знала обо мне всё… во всех смыслах…

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнул и, открыв дверцу, вышел из машины. Лилиан уже припарковалась и в данный момент выбиралась из своего доисторического чудовища, которое, по каким-то одной ей понятным причинам, любила неимоверно.

С силой захлопнув дверцу, она развернулась и, закусив губу, уставилась на меня. На лице её была написана тревога. И настороженность. Она словно бы не знала, как реагировать на меня, чего ожидать.